— Что мне сделать, Брук?
Я хотела посоветовать ей, поговорить с родителями, поговорить с врачом. Хотела предложить ей, выдвинуть обвинения. Хотела посоветовать ей быть храброй. Но не стала.
— Тебе просто нужно время.
— Сколько времени?
— Я не знаю, Бэт.
Еще минута молчания. Я уставилась в потолок Бэт, думая о том, что сделать, чтобы моя подруга вернулась ко мне, гадая, где найти силы, чтобы перестать спать с Финном.
— Смотри, что я надела, — сказала Бэт, доставая из-под футболки потускневшую половинку сердца.
Я повернулась к ней лицом.
— Я подумала, медальон хорошо будет смотреться с моим сегодняшним нарядом, — произнесла она.
Я хихикнула.
— Как ты считаешь, может, мы должны снова начать их носить? — спросила Бэт.
Я кивнула:
— Определенно.
Бэт улыбнулась:
— Думаешь, мы всегда будем лучшими подругами?
Я улыбнулась, вспомнив, как Бэт ответила на этот вопрос, когда нам было по восемь лет.
— Конечно. Почему бы и нет?
Она засмеялась, тоже вспомнив это.
— Точно. Почему бы и нет?
— Ты убиваешь меня, Бэт, — выдохнула я в черноту своей спальни.
Я ходила по комнате, одетая в чистую пижаму, потому что предыдущая пропиталась потом. Я так устала просыпаться каждую ночь, покрытая потом. Мое лицо ощущалось стянутым из-за высохших слез. Я сильно потерла щеки, пытаясь стереть эту стянутость, но все, чего я добилась, лицо заболело сильнее.
— Я стараюсь изо всех сил, — произнесла я.
Старайся лучше.
Я развернулась и уставилась в противоположный угол комнаты.
— Кто там? — прошептала я, чувствуя толчки в груди и боль в пальцах.
Ничего.
— Бэт?
Он изнасиловал меня.
Я хотела бежать к двери спальни, но была уверена, она заблокирует выход. Должна ли я позвать папу? Я сходила с ума от страха.
Он изнасиловал меня, Брук. Что ты с этим сделаешь?
— Я... Я работаю над этим. Я знаю о лиге, Бэт. Я знаю о других.
Меня не интересуют другие. Почему ты еще не добралась до Кэла?
— Ты слышишь себя? — плакала я. — Слышишь, что просишь меня сделать?
Это был твой план, Брук. Не я его придумала. Но у меня было время подумать, и мне он понравился.
Я стояла ошарашенная, уставившись на призрак.
Разве ты этого не заслуживаешь? Ты спала с моим парнем. Ты лгала мне. Ты презренный человечишка. Разве ты не заслуживаешь, чтобы с тобой обращались, как с дерьмом?
— Нет! Я не заслуживаю этого! Нет! — кричала я в угол комнаты.
Заслуживаешь. Заслуживаешь. Заслуживаешь. Заслуживаешь...
— Заткнись!
Заслуживаешь. Заслуживаешь. Заслуживаешь...
— ПАПОЧКА! — закричала я. — ПАПОЧКА!
Я услышала, как распахнулась дверь в мою комнату и почувствовала, как папины руки обняли меня. Я открыла глаза, ошеломленная и смущенная.
— Это был просто сон, — сказал папа. — Ты в порядке, дорогая, — и он качал меня из стороны в сторону, пока я плакала у него на груди.
— Мне страшно! — простонала я.
— Не бойся. Я рядом, — успокаивал меня папа. Он продолжал укачивать меня, поглаживая волосы и успокаивая, и мои всхлипы становились все тише и реже.
— Пожалуйста, не уходи, — попросила я, прижимаясь к нему.
— Я никуда не собираюсь, Брук, — ответил папа.
Я ослабила свою отчаянную хватку, и он посмотрел мне в лицо.
— Тебе снова снилась Бэт? — спросил он.
Я неохотно кивнула.
Папа ничего не сказал. Он просто держал меня, пока я не сказала, что не хочу спать в своей комнате. Он вывел меня наружу, и я почувствовала, как злая и недовольная Бэт парит в углу моей спальни.
***
Утром за завтраком папа внимательно наблюдал за мной. Я была бледной и чувствовала себя не очень хорошо. Думаю, мой сон во сне вытянул из меня часть жизни. Я была в ужасе. Пыталась успокоить руку с ложкой хлопьев, которую подносила ко рту, но бесполезно. Меня сильно трясло, и папа, не выдержав зрелища моей попытки поесть, выдернул столовый прибор из моей ослабевшей руки.
— Папа, я не ребенок, — сказала я. Но чувствовала себя в этот момент именно так и хотела снова разрыдаться.
— А кто сказал, что ты ребенок? — спросил папа.
Он набрал в ложку хлопьев и поднес ее к моему рту. Я позволила кормить себя, потому что была голодна, а папа справлялся намного лучше меня.
После того как я с криком проснулась прошлой ночью, папа привел меня вниз. Он сделал мне чай и включил рождественский фильм. На дворе середина ноября, но он выбрал «Чудо на 34-й улице», думаю, потому, что это безобидный и милый фильм. И полон надежды. Думаю, он решил, что этот фильм убаюкает меня, и я мирно усну, слушая приятный голос молодой Натали Вуд, рассматривающей бороду Криса Крингла. Я прижалась к папе и уснула на его груди, слыша, как в подсознании, раз за разом, повторяется известная фраза из конца фильма: «Ты не должна терять веру!».
— Брук? — обратился ко мне папа, когда я съела последнюю ложку хлопьев.
— А?
— Мне кажется, ты должна с кем-нибудь поговорить, — сказал он. — Я подумал о твоем старом психоаналитике. Я могу записать тебя. Что думаешь?
Я откинулась на стуле и скрестила руки на груди.
— Это потакание желаниям, пап, — произнесла я через мгновение. — У меня до сих пор случаются приступы панической атаки. Чем мне поможет эта болтовня?
— Ну, пока ты туда ходила, тебе было лучше, — сказал папа. — Помнишь? Атаки пошли на спад.
Я вздохнула.
— Ты подумаешь об этом? — спросил он.
Я кивнула.
— И это не потакание своим желаниям — совершать поступки, которые делают тебя счастливой и здоровой, — добавил он.
Я улыбнулась, просто чтобы успокоить его. Он меня не убедил.
***
К среде я почувствовала себя самой собой. Все еще винила себя, но уже не тряслась. Больше не боялась спать в своей спальне. Больше не считала Бэт злым призраком, ненавидящим меня всей душой. Что-то происходило в моей голове, и на следующей неделе я планировала разобраться, что именно, с помощью старого психоаналитика, доктора Мерривезер. Боже, я ненавидела ее имя. Из-за него мне казалось, что я не могу говорить с ней о своих проблемах, словно в ее офисе я должна быть солнечной и улыбчивой, потому что она была счастлива. Или, по крайней мере, ее фамилия это предполагала.
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, — сказал папа за ужином.
— Правда? Что именно? — ответила я.
— В четверг в спортклубе семейный вечер, — сказал папа. — Я хочу, чтобы мы пошли.
Я засмеялась.
— Ты издеваешься надо мной?
— Нет. Я думаю, побегав и потягав гантели, ты сможешь разобраться с тем, что происходит с тобой, — ответил папа.
— Пап, ты же не серьезно? Семейный вечер? Это же отстой.
— Полный отстой. И мы идем, — заявил папа.
Я прищурилась. Только тогда я поняла, что за последнюю неделю папа был в тренажерном зале целых три раза. Он купил членство в клубе для нас в начале учебного года, но не ходил. Я как-то зашла, но я не из тех, кто ходит в спортзал. Я предпочитала уединенные прогулки или занятия под видео в комфорте и уединении своей гостиной. С задернутыми занавесками, конечно.
— Кто она? — спросила я.
— А? — папа собрал тарелки и отнес их в раковину.