Семен Малков - Похищение

Сквозь решетку тюремной камеры был виден лишь небольшой кусочек неба. Но его яркая синева только усиливала тоску. Заключенный Башун, по кличке Костыль, приземистый крепыш с бычьей шеей и голым черепом, мрачно взирал на окно, еле сдерживаясь, чтобы не зарычать от бессильной злобы и отчаяния.

— Бросили меня, суки, гнить здесь заживо! Седой уговаривал взять все на себя, а теперь бросил? — бормотал он, непроизвольно сжимая пудовые кулаки. — Замочу падлу, если вырвусь на волю!

— Зря ты яришься, Костыль! Охолони! — подсел к нему на нары костлявый и длинный сокамерник Серега Фоменко, получивший прозвище Хирург, который, будучи на воле санитаром «скорой помощи», получил срок за участие в преступлениях по удалению внутренних органов у жертв автомобильных аварий. — Сам же говорил, что твой пахан не из тех, кто бросает своих в беде.

Хирург уже заканчивал отсидку, когда Башуна перевели к нему в камеру. Примерно одного возраста, они быстро сошлись, так как хитрый и вкрадчивый Фоменко, ценя силу «накачанного» бандита, умел его вовремя остудить, не раз спасая от опасных последствий бешеного нрава. В отличие от своего друга он в предвкушении скорого освобождения был в последнее время в приподнятом настроении.

Ободряюще взглянув на унылое лицо Костыля, Серега продолжал:

— Ты, главное, держись! Как только выйду, я сразу с ним свяжусь и все узнаю. И если окажется, что Седой не слишком озабочен твоей судьбой, — он сделал паузу, решив привести наиболее веский аргумент, — то, когда узнает, чего мы с тобой здесь задумали, выполнит свое обещание!

— Может, что из этого и получится, — оживился Башун, в маленьких карих глазках которого вспыхнули огоньки надежды. — Твой бизнес сулит большие бабки. Седой перед этим не устоит! Тем более что твой шеф уже на свободе и снова взялся за старое.

— В том-то и дело! — скосив глаза на сокамерников, понизил голос Хирург. — С медицинской стороны будет все в ажуре. И старые связи с потребителями сохранились. Седому нужно лишь поставлять нам «клиентов».

— Не пойму только, как твоему шефу разрешили снова оперировать, — в голосе Костыля прозвучало сомнение. — Это после отсидки в тюряге-то?

Фоменко весело расхохотался.

— А он, оказывается, и не сидел вовсе. Сработала апелляция, поданная на решение суда. Освободили якобы за недоказанностью его участия. Наверное, немало бабок отвалил на «подмазку» судейских чинов.

— Выходит, мы с тобой вроде козлов отпущения? — покачал головой Костыль. — Наши паханы на воле гуляют, а мы за них нары полируем!

Однако в преддверии освобождения ничто не могло испортить Фоменко хорошего настроения.

— Не знаю, что за человек твой пахан, Костыль, но мой шеф Власыч меня на произвол судьбы не бросил, — удовлетворенно произнес он. — В том, что мне скостили срок, — его заслуга. Блин буду! Да и нужен я ему для дела.

— Вот то-то и оно, — вновь насупил брови Башун. — Ты своему шефу нужен, а на мне, видно, Седой крест поставил. Забыл и думать!

— А я тебе говорю: не кипятись! Сначала все выясни, а потом уже суди, — мягко сказал Фоменко, положив руку на его плечо. — Подумай, может, стоит черкануть ему маляву. Я, как только выйду, передам.

В разговорах об обмане Седого Башун кривил душой. В действительности все было иначе. Василий Коновалов, получивший кличку Седой потому, что был альбиносом, еще находясь в КПЗ, уговорил Башуна взять на себя роль главаря банды. По существу он был прав, так как на «дело» их подбил именно Костыль, по вине которого всех повязали.

— Ты нас втравил в это рисковое дело, хотя я в нем резонно сомневался. Уговорил всех — тебе и отвечать! — заявил Седой Башуну перед допросом. — Мусора будут знать, что ты — всему голова. С братвой я договорился: они в один голос это подтвердят.

Седой сверху вниз властно посмотрел на приземистого Костыля и, сделав паузу, многозначительно добавил:

— А мне, если пораньше выйду, легче будет и тебя вытащить из тюряги. Это железный уговор.

— Это каким же способом? — проворчал Башун не в силах возразить против его доводов.

— Обычным. Мусора-то продажные, — презрительно ухмыльнулся Седой. — Подкупим охрану и устроим побег по дороге в суд или обратно. Так что не унывай! — ободряюще добавил он. Мы с тобой еще не одно дельце сообща провернем.

Больше поговорить друг с другом им уже не удалось, так как их развели по разным камерам. Увиделись они лишь на очной ставке, где Башун так же, как и на предварительном следствии, взял все на себя, подтвердив, что он — главарь их преступной группы, а Седой скромно изображал рядового подельника. И вскоре все, кроме Башуна, очутились на свободе по амнистии.

Узнав об этом, Костыль чуть не сошел с ума, сожалея о своей оплошности. Его злоба и отчаяние все усиливались, так как время шло, а никаких признаков того, что Седой о нем помнит и что-то предпринимает, не было. «Ну и пенку я дал, согласившись на его требование! — убивался бандит, кляня себя последними словами. — Это верно, когда Бог хочет наказать, то отнимает разум!»

Шли месяцы, и Башун уже не сомневался, что главарь банды нисколько не озабочен его судьбой. Ему было невдомек, что Седой не выполняет своего обещания из-за затяжки следствия и передачи материалов в суд, так как всех фигурантов по этому делу, кроме главного обвиняемого, амнистировали.

— Наверное, смеются сейчас надо мной, суки позорные, — задыхаясь от бессильной злобы, пожаловался Костыль другу Сереге. — Сами жируют на воле, а мне тут отдуваться за всех? Даже ни разу пожрать ничего не прислали. Курва буду, если не отплачу им за это!

— Да уж, такое не прощают! — согласился с ним Хирург, но тут же добавил: — Хотя то, что не носят передачи, как раз говорит о намерении Седого тебя скоро отсюда вызволить.

— Нет, прав я, Серега! — мрачно качнул головой Башун. — Если б Седой готовил побег, то дал об этом знать. Теперь только ты можешь помочь мне выбраться отсюда, — голос его прервался, — и то, если наш хитрован заинтересуется тем, что мы ему предлагаем. Тогда без Костыля ему не обойтись! Уж больно брезгуют наши братки мокрухой.

— Да, работы для тебя будет много, — согласился с ним Хирург. — Если мы развернем наше дело, как хотим, то одними трупами погибших в авариях никак не обойдешься. Нужные органы для заказчиков придется добывать!

— Вот и я о том же, — хладнокровно заявил Башун. — А где их взять, как не у бомжей и детишек? Сам же ты мне это растолковывал.

Он недобро усмехнулся.

— Представь, даже бомжей замочить не каждый согласится, хотя очистить от них город — очевидная польза.

— Ты и ребенка так же… запросто? — со спокойным интересом взглянул на друга-сокамерника Фоменко, а про себя подумал: «И впрямь, этот мясник нам сгодится».

Несмотря на безобидную внешность и мягкие вкрадчивые манеры, Сергей Фоменко, он же заключенный по кличке Хирург, был маниакально-бессердечен и жесток. Еще ребенком он неприятно поражал своих родных пристрастием отрывать крылья у бабочек, убивать лягушек и мучить животных. А когда поступил в медицинский, то удивлял товарищей тем, как охотно и хладнокровно препарировал трупы на занятиях по анатомии.

Трудно сказать, была ли у него эта аномалия врожденной. Вполне возможно, что бездушие и жестокость развились у ребенка в ответ на мучения, которым подвергался он сам с малых лет. Злая и коварная женщина, на которой женился отец после смерти его матери, чего только не изобретала, чтобы досадить и сделать жизнь нелюбимого пасынка совершенно невыносимой. Сережа пробовал на нее жаловаться, но, к торжеству мачехи, это всегда кончалось поркой.

Испытывая отказ во всем и постоянные унижения, юный Фоменко вырос с ненавистью к ним обоим и озлобленным на весь мир. Чтобы иметь карманные деньги, он подрабатывал санитаром на «скорой». Вид людских страданий и окровавленных трупов нисколько его не пугал. Наоборот, ему доставляло злобное удовлетворение сознавать, что кому-то не повезло больше, чем ему.

Нехватка денег и желание перещеголять более благополучных товарищей привели к тому, что он легко согласился на преступное предложение ассистента с кафедры анатомии красавчика Власова. Как оказалось, тот давно приметил длинного и тощего студента, который на занятиях с видимым удовольствием потрошил «жмуриков».