Она разглядывала его лицо сквозь полуприкрытые ресницы. Давно не бритая темная борода подчеркивала резкие линии подбородка, тонкие губы придавали его лицу суровое и безжалостное выражение. От углов рта пролегли глубокие морщины. Тонко вылепленный нос, высокие скулы и чуть впалые щеки свидетельствовали о породе. В опушенных густыми ресницами черных живых глазах таилась настороженность и еще нечто такое, что не позволяло проникнуть в мир его мыслей и чувств. Широкие, красиво изогнутые брови были едва видны из-под полей пыльной шляпы.
Один раз увидев это лицо, его уже было невозможно забыть; резко вылепленное, мужественно-агрессивное, оно притягивало к себе. Присутствие этого человека тут же давало о себе знать, даже если он не произносил при этом ни слова. Не случайно Шейла мгновенно выделила его из толпы при первой встрече.
Надменный и невозмутимый, он вызывал страх. Но, как ни странно, рядом с ним Шейла чувствовала себя в безопасности. Ее волновал исходивший от него острый мужской запах. Ей вовсе не хотелось сопротивляться. Близость этого человека успокаивала ее. Ее веки дрогнули и закрылись.
Вдруг что-то коснулось ее щеки. Низкий голос приятного бархатного тембра с легкой хрипотцой говорил какие-то слова на незнакомом языке с повелительной интонацией. Она силилась открыть глаза, но дремотная дымка вновь затуманила ее сознание. Она опиралась на что-то жесткое, твердое. Или на кого-то?..
Наконец ее взор сконцентрировался на руке в перчатке, которая только что коснулась ее щеки. И она мгновенно вспомнила все, что произошло с ней, но одновременно почувствовала, что лишается поддержки. Ее расслабленные за время сна мышцы плохо повиновались ей, и она с трудом сохранила равновесие, когда всадник спрыгнул с седла и повернулся к ней, помогая сойти на землю.
У Шейлы от слабости дрожали колени, но ей помогали его сильные руки, поддерживавшие за талию до тех пор, пока она не встала твердо на ноги. Он тут же отпустил ее и принялся расседлывать лошадь. Шейла огляделась по сторонам.
Золотистые сумерки сменились фиолетовым полумраком. Холодок пробирал до костей. Судя по всему, они остановились здесь на ночевку. Они находились в лощине, как будто самой природой предназначенной для отдыха. В высокой густой траве чуть слышно журчал ручей. Лошадь уже была привязана к толстому суку, и с нее сняли седло.
Журчание ручья как магнитом притягивало Шейлу. От жажды у нее горело во рту и в горле. Она прислушалась и пошла на звук воды.
Перед самым ее лицом вдруг возникла фляга. Шейла уже протянула к ней связанные руки, как вдруг узнала перчатку своего похитителя. Она медленно подняла глаза и посмотрела на его угрюмое лицо.
Ей нестерпимо хотелось пить, но она не могла заставить себя напиться из этой фляги. Она опустила руки и дерзко посмотрела на него, хорошо осознавая, что от этого бунта пострадает она одна.
Он недоуменно приподнял бровь, разрешая ей еще немного подумать, после чего убрал флягу. Сходя с ума от жажды, она отвернулась и встретила взгляд задумчивых голубых глаз американца. Она сделала несколько нетвердых шагов в сторону, прочь от всех, но была остановлена властной испанской командой. Этот голос она уже хорошо знала.
– Я слишком устала, чтобы думать о побеге. Я просто хочу спокойно посидеть. – Голос ее звучал невнятно и хрипло, она сама с трудом узнавала его.
Очевидно, ее поняли – слабый голос и подгибающиеся ноги были красноречивее всяких слов. Никто не сделал попытки остановить ее, когда она, спотыкаясь, направилась вперед.
Она рухнула на траву, не желая ни двигаться, ни думать. Ей нужно было сосредоточиться на чем-нибудь, кроме жажды. Она смотрела на темное небо, пытаясь найти первую звезду. Вместо нее она увидела чью-то фигуру с флягой в руках. Шейла глубоко вздохнула от нестерпимой пытки – и встретила взгляд голубых глаз.
– Уходите! – глухо проговорила Шейла.
– Я-то думал, вы боретесь за жизнь, миссис Шейла Роджерс-Таунсенд, – усмехнулся американец. – А вы, оказывается, решили умереть от жажды. У вас раньше замечалась склонность к самоубийству?
– Не ваше дело. – Шейла закрыла глаза, чтобы не видеть фляги, и, отвернувшись, зарылась лицом в траву.
– Ошибаетесь, – возразил он. – Вы сказали, что у вас есть богатый отец, который заплатит хорошие денежки за ваше возвращение. И вот теперь вы стараетесь убить себя, лишая нас возможности получить выкуп.
– Деньги! – Шейла хотела рассмеяться, но получился лишь сухой кашель.
– Там, на дороге, вы приводили веские аргументы в свою защиту, вы убеждали нас сохранить вам жизнь. И не паниковали, и не теряли голову. Почему же сейчас вы не желаете выпить ни глотка воды? Вы же не хотите на самом деле умереть, миссис Таунсенд?
– Не называйте меня так! – разозлилась Шейла.
Но умирать ей действительно не хотелось.
Американец приподнял ей голову. Холодное металлическое горлышко фляги коснулось ее губ.
– Ну, пейте же! – Он наклонил флягу, и несколько капель попало ей на губы.
Шейла подняла руки, чтобы еще выше поднять флягу и чтобы как можно больше прохладной целебной влаги попало в ее пересохшее горло. Она не могла быстро глотать и стала захлебываться.
– Не торопитесь, – поостерег ее американец и опустил флягу. – Пейте понемногу.
Шейла заставила себя пить маленькими глоточками. Во фляге еще оставалась вода, когда он отобрал ее. Она еще не утолила жажду, она могла пить бесконечно.
– Не все сразу, – молвил американец, когда она сказала ему об этом, и опустил ее голову на траву.
Минуту-другую Шейла молча смотрела на него, наслаждаясь покоем и словно позабыв о своей участи пленницы.
– Как тебя зовут? – спросила Шейла. Вместо ответа он принялся завинчивать крышку фляги. Потом с кажущимся безразличием посмотрел на сидящих поодаль собратьев, и глаза его приняли холодное выражение.
– Здесь меня называют Ларедо, – ответил он наконец, кивком указывая на остальных членов группы. Шейла ждала, когда он назовет свое полное имя. Он мрачно усмехнулся. – Обычное имя – не лучше, не хуже других, – заключил он.
Ее кошачьи глаза загорелись любопытством.
– Значит, ты из Ларедо?
– Не совсем так, – сказал он, не уточняя.
– Так ты американец? – настаивала на своем Шейла.
– Я там родился, – произнес он странным тоном, свидетельствующим о том, что он не собирается или не может возвратиться обратно. Потом посмотрел на север и задумался.
– Кто эти люди?
– Если ты имеешь в виду их имена или профессии, то они скорее всего давно уже их не помнят. И слава богу, – ответил Ларедо. – Так проще.
В лагере развели небольшой костер, и его мерцающее пламя осветило на миг злобное лицо того, кто называл себя Хуаном. Он скривил губы в зловещей гримасе, отчего стали видны его желтоватые, с щербинами зубы. Он напряженно следил за Шейлой. Она живо вспомнила его отвратительные нахальные руки и мерзкое дыхание.
– Что – проще? Грабить, убивать, насиловать? – зло спросила Шейла.
Проследив за ее взглядом, он ободряюще посмотрел на нее и поставил флягу на траву рядом с ней.
– Я оставлю ее здесь, – сказал он. – На твоем месте я бы немного подождал, прежде чем пить снова. – И он пошел к костру.
– Ларедо, – окликнула его Шейла; она поднялась на локте, держа связанные руки перед собой. Ларедо повернулся к ней и ждал, что она скажет; он держался по-прежнему вежливо, но отчужденно. – Теперь я… – Она почувствовала, что ей трудно говорить, и начала снова: – Теперь я стану ночной забавой для тебя и твоих друзей?..
– Ты же сказала, что твой папаша не даст и гроша, если мы что-нибудь с тобой сделаем, – ответил он, однако его слова не подтвердили, но и не опровергли ее опасений.
– Я знаю, что говорю, – не унималась Шейла. – Ты не ответил на мой вопрос.
Пожав плечами, Ларедо отвернулся и пошел к огню, предоставив ей воображать самое худшее. Жажда и изнеможение уже не мешали ей трезво оценить ситуацию.
Ничто не помешает им изнасиловать ее и все равно требовать выкупа. Своим поведением Ларедо недвусмысленно дал ей понять, что не станет выступать против своих друзей в ее защиту. Эти бандиты не будут церемониться с ней. Связанная и уставшая, Шейла станет легкой добычей и не сможет защитить себя.
В котелке, подвешенном над костром, готовилась еда. Шейла уловила запах бобов и почувствовала, как в животе у нее урчит от голода. Прошло уже больше суток с тех пор, как она последний раз ела, а казалось, будто прошла вечность. Ночные кошмары всегда долго тянутся, а этот, происходящий наяву, еще только начался, грустно подумала Шейла.