— Я устала.

— Ну и что? Ты ещё не выполнила всю работу. Пошли наверх.

Изольда стояла, не зная, как ей быть. Она боялась идти за ним следом, и в то же время ей хотелось остаться с ним наедине. Знакомый жар внутри заставлял ее помышлять о том, о чем она запрещала себе думать.

— Какую работу? — недовольно пробурчала она, идя за ним следом.

«Что за чушь я несу?» — мысленно спросил сам себя Рис. Ведь он хотел ее, и больше ничего. Будучи победителем, он не мог позволить себе действовать как последний негодяй. Это был его родной край. Насилие над женщинами, грабеж, попойки — все было им запрещено. Рис не хотел выглядеть в глазах местных жителей чудовищем, особенно по сравнению с Фицхью. Но она возбуждала его, и он ничего не мог поделать, он был бессилен против нее, против самого себя. Он остановился возле дверей в спальню и оглянулся. Изольда стояла на нижней площадке и настороженно смотрела на него. Мерцающие блики от горевшего на стене факела золотым сиянием переливались в ее волосах. На первый взгляд она казалась ангелом, но он-то знал, какая неукротимая натура скрывалась под этим обличьем. Рис толкнул двери, увидел разобранную кровать, и в нем опять заговорил голос плоти.

— Ты больше здесь не госпожа, — сказал он. — Я хозяин Роузклиффа. Ты моя пленница, моя добыча. Ты должна зарабатывать свой кусок хлеба, как и любая прислуга.

— Разве я сегодня не сделала всю работу? Выполнила набросок, прислуживала тебе за столом, чего тебе еще надо?

Рис, обуреваемый похотью, не сводил с нее глаз. Его взгляд был красноречивее любых слов. Изольда поняла, что он имел в виду, и попятилась назад:

— Нет-нет! Ни за что на свете…

— Ты должна постелить постель и заодно прибраться в спальне, — прервал он ее.

Вырвавшиеся слова прозвучали настолько сдавленно и хрипло, что Рис не узнал собственный голос. Он откашлялся и продолжил:

— Развесь мою одежду, почисти сапоги. Что будет дальше, поглядим.

— Я не войду внутрь спальни, пока ты здесь.

Изольда отрицательно замотала головой.

Он не ожидал, что она тут же бросится выполнять его повеление, тем не менее ее сопротивление вывело его из себя.

— Чего ты боишься, Изольда? Я вовсе не такой уж страшный.

Она глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

— Мне кажется, что ты опасаешься не столько меня, сколько своей страстной неуправляемой натуры.

— Ты ошибаешься!

— Как сказать! Когда ты лежишь вместе с мужчиной и получаешь от этого удовольствие…

— Вовсе нет!

— Нет, получаешь. Ты буквально сгораешь от страсти. Она сжигает тебя. Это видно невооруженным взглядом.

Риса тоже трясло от желания, но он делал вид, что ему все безразлично.

— Хотя ты считаешь, что больше не следует предаваться такой порочной страсти, твое тело говорит о другом. Правда колет глаза, Изольда? Ты же боишься не моей, а собственной порочности.

Рис не знал, насколько справедливы его подозрения. Но, приглядевшись, заметил, как разрумянилось лицо Изольды, а соски ее грудей, став твердыми, проступили сквозь тонкое платье.

Черт побери! Его дружок тоже не дремал. Рис задержал дыхание, чтобы немного успокоиться.

— Ты боишься не меня, а своего собственного желания. Ладно, ступай наверх в свою комнатку. Сегодня ты свободна.

Он отступил на шаг назад и жестом предложил ей идти.

— Ступай, пока я не передумал, — пробормотал он, внутренне кипя от негодования. — Но советую, подумай на досуге о том, что я сказал. Как следует подумай и сознайся самой себе, что ты хочешь меня, только боишься признаться.

Она стояла неподвижно, словно не решаясь пройти мимо него. А ему больше всего хотелось коснуться ее, но он удержался. Нет, он должен взглянуть ей в глаза, он не сомневался, что увидит в них страсть и молчаливое признание правоты его слов — достойную награду его проницательности и сдержанности.

Наконец Изольда вздохнула, приподняла край платья и, затаив дыхание, двинулась наверх. Медленно, осторожно, ступенька за ступенькой. Смотреть ей вслед и не двигаться оказалось намного труднее, чем думал Рис. Свет факелов падал на ее раскрасневшееся лицо, на котором явственно отпечатались смешанные чувства — опасение, злость, вызов и гордость. Несмотря на все старания проявлять сдержанность, от Изольды исходила с трудом сдерживаемая страсть. Казалось, что она струится по воздуху незримыми, но вполне осязаемыми волнами, которые как будто бились о грудь Риса. Вместе с ними до Риса долетал запах желания, физической близости, тоски и сожаления, излучаемый ее телом.

Да, она хотела его. Он был прав, когда смело в лицо сказал ей об этом.

Она оглянулась на него, смущенно и вызывающе, и тут же быстро юркнула в дверь, ведущую в ее спаленку, которая как раз располагалась над его спальней.

При одной этой мысли Рис так крепко стиснул руки, что от судорожного напряжения побелели костяшки пальцев. Лучше бы она сама, по собственному желанию пришла к нему, он не хотел ее принуждать. Лучше подождать, говорил он себе. Она должна сама сделать шаг, а он, едва только заметит ее движение, тоже устремится ей навстречу. Она отдаст ему свою мягкость и нежность, а он поделится с ней своей силой.

— Святые небеса, — пробормотал он, а затем зашел в свою спальню.

Он не стал закрывать дверь на задвижку. Подойдя к стене, Рис опять принялся разглядывать дракона и поверженного волка с оскаленными клыками. Интересно, кто же из них двоих был побежден? Рис поочередно выругался на всех языках, которые знал, — английском, валлийском и французском.

Он прислонился горячим лбом к холодной стене, на которой была нарисована картина. Горько ему было в эту минуту на душе, горько и одиноко. Несмотря на победу и захват Роузклиффа, он, как ни странно, чувствовал себя скорее побежденным, чем победителем. Но почему из всех женщин ему больше всего нравилась именно она? Почему Изольда стала для него самой желанной и любимой?

Одни слуги в замке уже спали, другие ложились почивать, только Гэнди и Лайнус, сидя в углу, тихо беседовали между собой.

— Мне не хочется больше сражаться против ее семьи, — прошептал Лайнус с грустным видом.

Карлик похлопал себя по ноге, и Сиду тут же запрыгнул ему на колени, как будто ожидал приглашения. Великан, помолчав, вздохнул и продолжил:

— Он держит ее у себя, и англичане обязательно будут сражаться с ним, чтобы освободить Изольду и очистить замок. Почему бы ему не отпустить ее?

— Ты совершенно прав, заварушки нам не избежать, — кивнул Гэнди.

— Но я не хочу больше воевать.

— Ну и не надо, если у тебя, конечно, получится остаться в стороне, — съязвил Гэнди.

Лайнус почесал в недоумении затылок.

— Я не хочу, чтобы Рис так рисковал.

— Ну, это не в нашей власти. В любом случае это не от нас зависит.

— Но ведь он наш друг.

В этот миг наверху, на лестницах, возникла темная фигура и медленно продолжила спуск. Гэнди вскочил с лавки, причем ловкий Сиду тут же перескочил на колени к Лайнусу. Сделав несколько шагов навстречу призраку, Гэнди с улыбкой проговорил:

— Уважаемый Ньюлин, верить ли глазам? Откуда вы? Из его покоев или ее? А может быть, они… уже вместе?

Ньюлин, также улыбнувшись, ответил:

— Нет, они спят раздельно, но не потому, что им так хочется. Виной всему совсем другое.

Он протянул руки к еще горячим угольям, уже подернувшимся сероватым пеплом.

— Как холодно, я просто замерзаю.

— Надвигается зима, — вставил Лайнус.

— Думаю, что она в этом году будет очень холодной, — произнес Ньюлин.

— Да, не самая удобная погода для ведения осады, — заметил насмешливо Гэнди.

Морщинистое лицо Ньюлина изнутри осветилось какой-то лукавой улыбкой.

— Откровенно говоря, совсем наоборот. Чем холоднее, тем лучше для ведения осады.

Гэнди фыркнул:

— Сразу видно, как мало вы смыслите в военном деле, любезный Ньюлин.

Старый бард ничего не ответил, а лишь загадочно улыбнулся. Он еще ниже склонился перед очагом. В его голове пронеслась ироничная мысль: «При чем здесь война? Не о ней я веду речь».

Согревшись, Ньюлин направился к выходу из зала. В самом темном углу, почти невидимая, скрывалась фигура Тилло. «Не о войне я веду речь» — Тилло прочитал мысль Ньюлина и сидел в растерянности. Проходивший мимо него маг посмотрел прямо в его блестящие глаза.