Он потер руками лицо, чтобы привести мысли в порядок. Нет, он не попадется на такую удочку: надо быть последним дураком, чтобы поверить ее словам. Рис отвернулся от испачканной стены, от кровати и подошел кокну. Прислонившись горячим лбом к холодному оконному переплету, он принялся нервно постукивать кулаком по подоконнику.
Больше всего его раздражало ожидание. Он готовился к прибытию Фицхью, своих врагов, и собирался встретить их надлежащим образом.
Ждать, ждать и ждать — больше ему ничего не оставалось. Ждать и готовиться — изучать как сильные, так и слабые стороны замка Роузклифф.
Следующие три дня он только тем и занимался, что готовился к встрече недругов. Ни одно помещение, ни один проход не ускользнули от его внимания. Начиная от подъемного механизма моста и до задних ворот замка, включая каменную лестницу, ведущую на морское побережье, — все-все подвергалось тщательному изучению. Он сновал по всему периметру своего владения и только одно место обходил стороной — спаленку в башне. Вместо того чтобы тиранить Изольду, Рис изводил всех обитателей замка придирками, указаниями и распоряжениями.
Он замучил дровосеков требованиями заготовить как можно больше дров, а охотников и рыболовов — припасти как можно больше рыбы и дичи. Не давал он, разумеется, покоя ни кузнецам, ни оружейникам, требуя, чтобы все снаряжение в замке находилось в отличном состоянии.
Осада и приступ были неизбежны, и Рис готовился тщательно, старательно, призвав на помощь весь военный опыт, все известные ему военные хитрости. Время шло, и, по мере того как все его указания выполнялись, он становился все увереннее. Роузклифф на глазах превращался в неприступную крепость: ведь это был его замок, его земля, и он не собирался уступать ее никому.
К сожалению, сутки, как обычно, состояли только из дня и ночи. Если днем он был занят своими приготовлениями, то по ночам не мог не думать об Изольде. Они превратились для Риса в сплошной кошмар, он часами не мог уснуть, потому что перед его глазами все время маячил образ этой девчонки. Он лежал на постели и подолгу рассматривал огромное грязное пятно, оставшееся от прежней картины. При тусклом свете свечей и бликах, которые бросал огонь в камине на стены спальни, изображение как бы оживало. Рису казалось, что в его темной глубине ходят, двигаются тени диких зверей или каких-то невиданных существ. Видения возникали все чаще и резче, и не без влияния вина. Дело в том, что Рис стал все чаще выпивать перед сном, чтобы заглушить тоску и забыться. Здравомыслящий человек велел бы прикрыть грязную стену каким-нибудь ковром или гобеленом. Рис усмехнулся — скорее он был похож на безумца, боящегося не увидеть те образы, которые чудились его разгоряченному вином воображению.
На третью ночь заключения Изольды он поднялся к себе чуть позже и был чуть пьянее, чем обычно. Замок спал, за исключением ночной стражи. Весь вечер он просидел в зале, попивая эль, причем довольно часто подливал его в кубок, а также поглядывал на Лайнуса и Гэнди, которые, как обычно, увеселяли зрителей трюками. Но как ни старались комедианты, как они ни лезли из кожи вон, настроение Риса, впрочем, как и других, не улучшалось. Всех тревожило предстоящее сражение за Роузклифф.
Рис снял пояс, отстегнул меч, а затем аккуратно развесил на крючья оружие. В очаге горел огонь, распространяя по спальне приятное тепло, но ему хотелось не такого тепла. Он чертыхнулся и взглянул на стену с испорченной картиной. Дракон представлял собой жалкое зрелище, от его грозного вида осталась одна грязная мешанина, зато волк смотрел на него настороженными желтыми зрачками. Впрочем, его фигура тоже была покрыта серовато-бурым налетом.
Что она наделала?!
Охваченный внезапным порывом злости, Рис швырнул о стену кувшин с водой для умывания. Тот разбился, и вода грязными потеками заструилась по стене. Рис обеими руками схватил себя за волосы: он вел себя точно так же, как Изольда. Его била нервная дрожь, подумать только — это все из-за нее. Он одержал бескровную победу, захватив замок, а она, сама того не ведая, победила его. Из-за нее в его душе возникли растерянность и нерешительность, доселе неведомые и малоприятные качества, особенно для воина, рыцаря, и — более того — накануне решительного сражения за Роузклифф. Странное дело, но иногда ему казалось, что это он у нее в плену, а не она у него. Мысли о ней неотступно преследовали его, они не давали ему спокойно спать.
Рису было стыдно признаться, но он потерял голову. Он был влюблен в нее, словно какой-то молокосос. Днем в сутолоке забот и распоряжений ему удавалось отрешиться от мыслей об Изольде, но по ночам они овладевали им так сильно, что он не знал, как ему избавиться от них.
Его охватило жгучее желание. Он чувствовал, что она испытывает к нему точно такие же чувства, как он к ней. Рис, как искушенный любовник, не мог ошибаться, но вместе с тем никак не мог понять: что мешает ему и ей быть вместе? Может быть, всему виной его чудовищная гордость?
Он застонал от охватившего его страстного желания обладать ею. Не в силах больше выносить подобные мучения, он осторожно начал подниматься наверх, в спаленку Изольды. Три дня ожидания переполнили его чашу терпения. Он почти не владел собой. Надо было положить конец этим терзаниям.
На миг он замер перед ее дверями, прислушиваясь к тихим, глухим звукам, доносившимся изнутри. Прислонился ухом к зазору между дверью и косяком, стараясь разобрать ее слова.
— Помоги мне сделать то, что я должна…
Боже, она молилась!
— Я знаю, это грех. Да, я грешница, — шептала она сквозь тихие рыдания.
Неужели он поступит точно так же, как его грубый и необузданный отец? Неужели он ворвется к молящейся женщине, чтобы переспать с ней? Рис попятился назад. Нет, он не мог так поступить с Изольдой.
Внезапно он услышал ее приглушенные рыдания и сразу замер. Как ему хотелось войти к ней, утешить, осушить ее слезы поцелуями! Она плакала, но почему?
— Глупец, — выругал себя Рис.
Он обесчестил ее, отнял у нее свободу, каждый день клялся убить ее родных, и при всем при этом делал вид, что не понимает, почему она страдает. Как же ему поступить?
Поколебавшись, он решительно толкнул двери и вошел внутрь. Он не думал о последствиях, он вообще ни о чем не думал. Просто повиновался внутреннему порыву. В спаленке тускло горел огонек, но его вполне хватало, чтобы осветить все помещение. Изольда вскочила с постели и молча смотрела на него. На ее щеках блестели слезы, глаза давно стали мокрыми от слез, длинные волосы спутались. На ней ничего не было, кроме одной сорочки. Если он раньше только желал ее, то сейчас просто обезумел от страсти.
— Ты пришел, — в растерянности бормотала она. — Ты пришел тогда, когда я думала о тебе. Только я подумала…
— Ты молилась, — вдруг ни с того ни с сего брякнул Рис и тут же закусил губу.
Он опять свалял дурака.
Изольда покраснела и отвернулась в сторону. Да, это так, но молитвы не укрепили ее. Она по-прежнему думала о нем, хотела, чтобы он пришел к ней, вспоминала о его ласках, все время вызывая их в своей памяти. И вот он услышал ее зов и пришел… она медленно подняла на него взгляд.
— Ты слышал, о чем я молилась?
— Да. — Он кивнул. — Но если ты считаешь себя грешницей, что ж тогда говорить обо мне.
Она безмолвно смотрела на Риса, на его широкие плечи, мускулистые руки. Она буквально ощущала исходящую от него энергию. Неужели он пришел, чтобы только овладеть ею? Ее сердце подпрыгнуло от радости. Хотя в душе она понимала, что ей следует прогнать его, но совершить подобное была не в силах. Она хотела быть вместе с ним. Три дня она изнывала от желания, и вот наконец-то ее мечта сбылась — он здесь.
Как будто прочитав ее мысли, он вошел в спаленку. У Изольды перехватило в горле. Рис был так близко, что ее тело ощутило его притягивающую тяжесть, его запах, ее влекло к нему, и у нее не было сил сопротивляться влечению. Она уничтожила картину, но все три дня своего вынужденного заточения неотрывно думала о драконе и о волке, причем волк в ее представлении не был ни повержен, ни испуган. К чести Изольды, заточение не испугало и не обозлило ее. Она понимала, что Рис не хотел ее обижать. Он не применил к ней никакого грубого насилия и тем самым невольно тронул ее сердце…
Она задумалась, не зная, как ей поступить. Дальнейшее продолжение разговора было чревато совершенно ясными последствиями, о чем потом она могла пожалеть. Но несмотря на опасность, Изольда, тряхнув головой, решилась. Пусть это грех, пусть это зло, все равно она поступит так, как ей хочется.