Рексанна Бекнел - Похищенное сердце

Она всем телом то прижималась к нему, то слегка отстранялась. Ее поцелуи были горячими и влажными, они сводили его с ума. Он не дышал, а просто стонал от наслаждения. Изольда прихватила губами кожу на его шее, а затем обхватила зубами торчавшие соски на его груди. Переполненный страстью Рис опять конвульсивно дернулся, а она опять скользнула вдоль его тела.

Еще миг, и ему показалось, что охватившие его чувства разорвут его на куски.

Сейчас он умрет, не сумев перенести такого наслаждения.

— Довольно, — пробормотал он, притягивая ее к себе.

Но забинтованные руки мешали ему.

— Тебе нравится? — прошептала Изольда.

— Да-да. Очень. Иди ко мне.

— Подожди.

Она предостерегающе подняла палец вверх, затем провела им по его животу и члену.

— Я хочу быть уверена, что ты совершенно готов, — лукаво заметила она.

— Поверь, это именно так, — прошептал Рис.

— А теперь скажи: ни одна женщина раньше так не возбуждала тебя?

— Нет!

— Правда?

Он покачал головой:

— Сейчас не время говорить о других женщинах.

— Ага, так, значит, были другие.

Рис взглянул на ее покрасневшее от обиды лицо и поморщился. Какая же все-таки она ранимая!

— Ты моя единственная.

Он не намеревался открываться ей, но слова вылетели помимо его воли. Обида исчезла из ее глаз, и радость засветилась в них.

— Я люблю тебя, — опять сказала она.

Она пробежала пальцами по его груди — нежно, мягко, возбуждающе. По его лицу она видела, насколько это ему нравится, что страсть к ней переполняет его. Еще немного, и произойдет взрыв.

— Сегодня я сильнее. В отличие от тебя я лучше владею собой. Ну-ка соберись с силами.

Тревога охватила Риса. Раньше никто так не говорил с ним. Он никому никогда не позволял так свободно обращаться с собой. Более того, всегда — в сражении или на ложе любви — был первым, а сейчас ситуацией владела Изольда. Это было проявление его слабости, а он дал себе клятву никогда не сдаваться обстоятельствам.

Но похоже, Изольде удалось взять над ним верх…

Ее движения становились все настойчивее и ритмичнее. Рис окончательно утратил контроль над собой и мчался по течению, отдавшись волнам страсти.

Она двигалась все энергичнее, плотно прилегая к его телу. Внезапно яркий свет ослепил изнутри сознание Риса. Он был таким ярким, что осветил все темные закоулки его сознания. Все, что он скрывал от себя, замалчивал, вырвалось наружу.

Невзирая на боль, он обхватил ее ранеными руками и прижал к себе.

— Изольда, — прохрипел он, входя в нее и освобождаясь. — Изольда, я не могу без тебя.

Шум тревоги раздался на рассвете. Но к этому времени Изольда уже успела сменить пропитавшиеся кровью повязки Риса. Ночью они не раз занимались любовью, и в моменты экстаза она в упоении шептала, что любит его.

Как и прежде, она не услышала этих же самых слов от Риса. Она понимала, что в той жизни, которую вел Рис, для любви не было места. В отличие от нее, выросшей в атмосфере нежности, он ничего не знал об этом высоком чувстве, за исключением его плотской части.

Он научил ее физическим наслаждениям, теперь пришла ее очередь открыть ему глаза на духовную часть любви. Это было очень нелегко и требовало времени. Но его трогательное внимание делало это возможным. Его спокойные ласки после того, как улеглись страсти, наполняли ее сердце радостью. Изольда понимала, что ему нужно время, чтобы признаться ей в любви. Совершить подобный поступок для Риса было очень непросто.

Но со временем он сделает это обязательно.

Беда была только в том, что времени у них как раз и не было.

Изольда отказывалась верить в то, что грозное будущее разрушит их нынешнее счастье. С беспечностью, свойственной юности, она отвернулась от надвигающихся опасностей, и тревога постепенно отступила. Со спокойным видом она сидела среди обитателей замка во время утренних молитв, а позже во главе стола. Временами сквозь густую пелену облаков прорывался яркий солнечный свет, и под его лучами вспыхивали разноцветными огнями снежинки. Мир, как всегда, был прекрасен. Так почему же она должна печалиться?

Но сигнал тревоги разрушил утреннее мирное очарование. Сначала послышались крики стражников со стены, затем ударили в колокол. Лязг цепей подъемного моста и тяжелый стук засова на воротах не оставлял никаких сомнений. А если они и были, то помрачневшее лицо Риса говорило красноречивее любых слов.

Итак, Фицхью вернулись. Отец и дядя — у стен Роузклиффа.

Казалось, Изольда должна была быть счастлива. Ее надежды осуществились. Наконец-то замок будет освобожден. Но ей было грустно, более того, даже хотелось плакать. Так быстро?! Ах, почему не позже?!

Хотя она понимала: лишние несколько дней ничего не изменят. Тем не менее она надеялась, что Рис перестанет быть ее врагом. Он оставит свои мстительные планы. Она верила: какой бы нелепой ни была ее вера — Рис смягчится, он поймет, что такое любовь, а она поможет ему.

Однако тревога развеяла все ее надежды. Суровое выражение лица Риса убивало ее.

Когда их взгляды на миг встретились, она поняла — все погибло. Это был конец, во всяком случае, начало конца.

Рис, а следом за ним валлийские воины ушли защищать замок. В зале остались одни женщины, дети и старики, кое-кто из них обернулся в сторону Изольды. На их лицах застыл немой вопрос. Она нервно сцепила пальцы. Наверняка многие из них знают о ее отношениях с Рисом. Но вот вопрос — догадываются ли они о подлинной глубине ее чувств?

На что они теперь надеются? На чьей она стороне — на стороне Риса или на стороне своих родных? Как себя поведет? Заметили ли они, как она расстроилась?

Изольда поджала губы, чтобы скрыть следы волнения. На лицах прислуги виднелись явные беспокойство и тревога, хотя кое-кто смотрел на нее с надеждой.

Она нервно хрустнула пальцами. На что они рассчитывали? Что она сумеет примирить обе враждующие стороны? Если у нее и была какая-то надежда, сегодня она испарилась. Перед ее мысленным взором возникло выражение лица Риса — холодное, отрешенное, жестокое. Но все равно она не могла оставаться в стороне, когда ее привычный мир рушился. Она сняла с крючка накидку и направилась к выходу. Но на пороге ее остановил голос Тилло.

— Боюсь, что они разобьют тебе сердце. Общими усилиями — отец и любовник. Мужчины — известные мастера в таких делах, — грустно заметил он.

— Ты ничего не понимаешь, — вспыхнула Изольда. — Разве можно хоть как-то в этом разобраться?

— Я знаю, ты любишь их обоих.

Старик осекся, потому что к ним неожиданно подошел Ньюлин.

— Она любит их обоих, — повторил бард. — Ведь они оба принесли ей столько радости.

Ньюлин взглянул на Тилло и взял его за руку.

— Она стоит перед выбором. Ей предлагают любовь, но сама любовь не может обидеть или причинить зло. Все дело в выборе, Тилли. Это всегда трудно и больно.

Изольда с удивлением взглянула на Ньюлина. Он обращался вовсе не к ней, а к Тилли. Слова Ньюлина прозвучали едва ли не как признание в любви. Как ни тяжело было на душе у Изольды, она не смогла сдержать улыбки. Старый провидец признавался в любви! Ей было смешно и радостно: по крайней мере хоть двое людей обретут счастье в надвигающейся сумятице.

Похоже, что другим повезло гораздо меньше. На их долю не выпадет подобного везения.

— Не торопись с ответом, — шепнула Изольда Тилли. — Подумай хорошенько и не бойся. Можно многое выиграть или проиграть.

— Тот же самый совет я могу дать и тебе, дитя, — прошептала Тилли.

Но в ее голосе не было слышно иронии, напротив, когда ее выцветшие от старости глаза взглянули на Ньюлина, в них отразилось смущение. Хороший признак.

— Вы обе поступите очень мудро, если прислушаетесь к совету, который только что дали друг дружке, — усмехнулся Ньюлин. — Ступай, дитя. Кто знает, может, тебе удастся установить что-то наподобие мира.