— Нет, это имеет значение! Пожалуйста, расскажите мне об этом.
Амброс заколебался, но ее настойчивый взгляд, ее голос заставили его вновь вздохнуть. Он подвел Лианну к скамье у окна, на которой были разложены вышитые золотом подушки. Герцог и принцесса уселись рядом. Свечи негромко потрескивали, отбрасывая бледные мерцающие тени на их лица. Амброс негромко заговорил:
— Мы нечасто виделись и были вместе за три коротких месяца супружеской жизни. Я надолго отлучался из замка, проводя на войне больше времени, чем дома. Мы мало ночей провели вместе, и будущего наследника пока не ожидалось. Мадлен была нетерпеливой и начала терзаться этой мыслью, — Амброс покачал головой. — Ее служанки рассказали мне позже, когда я опрашивал их, что это было все, о чем она могла думать, о чем способна была говорить. Мой первый брак был заключен по расчету, разумеется, — так же, как и наш с вами. Только в отличие от вас, Лианна, она стремилась к нему. Мадлен была хрупкой и тихой, но она была честолюбива. Она стремилась к славе и власти, хотела стать герцогиней такого большого королевства, как Блэкенстар, и закрепить свое положение, родив мне наследника.
— Я понимаю, — мягко сказала Лианна, — продолжайте.
Действуя подсознательно, она протянула руку и коснулась его руки.
Амброс вздрогнул, как ужаленный, а затем бросил взгляд на ее полное сочувствия лицо. Медленно он сжал своими пальцами ладонь Лианны и продолжил:
— Чем раньше, тем лучше — так считала Мадлен. Но когда ей не удалось забеременеть… — губы Амброса исказила гримаса боли, — она отыскала в деревне старуху-знахарку, знавшую толк в зельях, которые могли бы помочь женщине в такой беде. Мадлен пила эти зелья, но тщетно. Тогда, — его голос стал жестче, — если верить ее служанкам, Мадлен услышала о таборе цыган, который проходил через деревню, и пригласила их к себе в замок. Она расспросила одну из цыганок… все это время я сражался со своим сводным братом Эориком вдали от дома, — добавил он угрюмо, — и хотя ее, видимо, предупредили о возможных вредных последствиях, Мадлен приготовила зелье, которое обязательно должно было помочь ей забеременеть. Однако зелье подействовало слишком сильно — и молниеносно…
Наступило молчание, которое нарушало лишь негромкое шипение и потрескивание гаснущих свечей. Лианна затаила дыхание, ожидая продолжения рассказа. Амброс говорил отвернувшись, глядя на тлеющие в камине угли:
— Мадлен сошла с ума. Она бегала, бредила, визжала, видела вокруг себя то, чего не было. Ей нужно взлететь, сказала она, чтобы бежать отсюда… и она побежала на балкон. «Летать!» — закричала она. Беорн присутствовал при этом, но даже он не успел ее остановить.
Амброс умолк.
Лианна сжала его ладонь.
— Сочувствую вам, — прошептала она.
— Я не любил ее, — пожал своими массивными плечами Амброс. — Как я уже сказал, это был брак по расчету — примерно такой же, как и наш с вами. Ее отец был графом, она была из аристократического рода. Богатая, достойная невеста. Земли ее отца граничили с моими на юге. Это способствовало бы безопасности Блэкенстара — по крайней мере, на одном небольшом участке этой обширной земли. Я женился на Мадлен из этих соображений и, хотя едва знал ее, готов был защищать ее даже ценой своей жизни, — в его голосе зазвучали жестокие нотки. — Она была под моей защитой, как и Блэкенстар, как и этот замок!
Внезапно Амброс встал и прошелся по комнате.
— Я никогда не знал мира на своей земле, Лианна. Никогда! — он обернулся и вновь приблизился, возвышаясь над ней. — С тех самых пор, когда я был еще мальчиком, мне приходилось драться, драться со своими сводными и двоюродными братьями за каждый кусок. Я дрался с ними за то, на какой лошади я поеду, на какой кровати я буду спать, какой полк я буду иметь право возглавить. Мы росли, будто волчья стая — наш отец науськивал нас друг на друга, учил никому не доверять, сражаться между собой, плести интриги, постоянно вбивал нам в головы мысль о том, что править будет сильнейший… И мы с самого начала знали, что бьемся за то, чтобы однажды править Блэкенстаром.
Молча, охваченная ужасом, Лианна смотрела в его лицо. Она, выросшая без материнской любви, окруженная всей роскошью, какая только возможна, окруженная людьми, готовыми выполнять любое ее желание, пыталась представить себе ту жизнь, которую описал Амброс. Ей было жаль его.
— Моя мать умерла, когда мне было пять лет. Я был самым младшим и самым маленьким. И если бы не стал самым сильным, то, несомненно, умер бы от голода. Да я и так едва не умер. Но я научился драться — о, я неплохо этому научился!
В конце концов, когда мой отец погиб в бою, а Блэкенстар. начали растаскивать на куски, сражаясь за каждый клочок земли, будто собаки за сахарную кость, я пошел войной на каждого из своих братьев. А они пошли войной на меня.
— И вы победили.
Амброс мрачно кивнул.
— Пока что да. Но у Кеннета и Дункана по-прежнему огромные армии и алчные сердца. Они недовольны теми землями, которые я отдал им, когда мы заключили перемирие. Они вновь нападут — разве что я буду настолько силен, настолько твердо закреплю за собой титул герцога Блэкенстара, что они не рискнут бросить мне вызов.
— И именно поэтому, — негромко произнесла Лианна, — вы женились на мне.
Она плотнее завернулась в накидку — рассвет еще не наступил, и в комнате по-прежнему было холодно.
— Если ваша жена — особа королевской крови, самой благородной, какую только можно себе представить, — продолжала Лианна тихо, — а вы — самый сильный правитель и воин, какого только можно себе представить, лишь немногие рискнут оспорить ваше право и вашу способность управлять королевством. Или право вашего наследника, — добавила она и увидела, как Амброс согласно кивнул головой.
— Вы столь же умны, сколь и прекрасны, Лианна. Да, я думал именно о своем наследнике. Я не хочу, чтобы мой ребенок испытал то, что испытал я — был вынужден непрерывно драться за то, что принадлежит мне, не зная мира, хочу, чтобы пришло время созидать, время вести эту землю и живущих на ней людей к процветанию. Мой народ перенес годы непрерывных войн и смуты.
Он протянул руку и поднял Лианну на ноги, глядя в ее глаза.
— Если рядом со мной будете вы, никто не осмелится подвергнуть сомнению мое право на власть. На моих плечах по-прежнему останется мантия герцога-воина, Варвара, и я по-прежнему буду неустанно сражаться, когда в этом будет нужда… Но я надеюсь, что к тому времени мой сын подрастет и добьется для этой земли, ее людей и дома Блэкенстар величия и процветания. И мира! Я, может быть, и незаконнорожденный сын, но мой наследник будет чистокровным правителем своего народа, потомком королевской династии. Тогда я смогу положить конец этому проклятью…
— Проклятью? Так значит, оно существует?
— Вы наверняка слышали об этом.
Лианна вздрогнула.
— Да, конечно. Кроме того, я почувствовала это — как только здесь оказалась.
Глаза Амброса блеснули.
— Говорят, что злая ведьма Морган Ле-Фэй прокляла замок в приступе ярости, после того как сам Мерлин сказал ей о том, чтобы она со своими чарами держалась подальше от короля Артура. Я не верю в это, но что-то мешает тому, чтобы в Блэкенстаре воцарился мир, что-то несет смуту, заставляет нас постоянно воевать с теми, в чьих жилах течет родная кровь, оставаться врагами, вместо того, чтобы быть союзниками.
В ушах Лианны еле слышно зазвучал голос ее бабушки, чистый и нежный, будто звуки арфы: «В ночь темную с неба звезда упадет…»
— Я должен идти.
Вдруг появившееся чувство взаимопонимания исчезло. Над горами Блэкенстара занимался рассвет, горизонт загорелся нежными сиреневыми и персиковыми с золотистым оттенком полосками. В небе гасли звезды. Амброс уже не был ни дерзким любовником, ни неожиданным другом и собеседником. Он был воином — целиком и полностью. Нахмурившись, герцог выпустил руку Лианны и направился к двери.
— Отныне вас будет охранять Беорн.
— Мне не нравится Беорн, и я не нуждаюсь в охране.
— О, если бы это было правдой! — стоя у двери, Амброс смерил ее взглядом. — Если в ближайшее время вы не причините мне никакого беспокойства, я позволю вам послать за своими фрейлинами и выделю для них эскорт.
Амброс открыл дверь, но вдруг вернулся, подошел к столику, на котором оставил травы, и задумчиво посмотрел на них. Лианна, в свою очередь, следила за его взглядом; внутри у нее все сжалось.
Затем, не сказав ни единого слова, Амброс вышел из комнаты.