Эмилия Остен - Пока корабль плывет

- Пираты! Тревога! Пираты!

За спиной тут же раздались злые крики на непонятном наречии. Сообразив, что их присутствие раскрыто, пираты сочли излишним сохранять молчание.

У дверей, ведущих к каютам, Мэгг столкнулась с Рэнсомом и едва не упала, но капитан подхватил ее твердой рукой. Времени на разговоры не было, поэтому Сильверстайн втолкнул Мэгг внутрь и захлопнул за ней дверь. Девушка буквально скатилась вниз по лестнице и осталась сидеть на полу, не в силах встать. Дверь в ее каюту была распахнута, и там мирно светила оставленная на произвол судьбы масляная лампа. Сочетание ровного света и того ада, что, несомненно, творился сейчас на палубе, потрясало.

Наверху грянули выстрелы. Мэгг вспомнила, что Рэнсом был немного не одет, но вооружен до зубов: два пистолета за поясом и сабля в руках. Кажется, на «Счастливице» все спят с оружием. Прогремело еще несколько беспорядочных залпов, а потом, судя по звукам, пираты ринулись в рукопашную. Мэгг надеялась, что матросы успели выбраться из кубрика на помощь капитану. То есть, если подумать логически, они выбрались, ведь не могли пираты палить в одного Рэнсома столько раз, а тот отвечать им из десятка пистолетов сразу. Прямо над головой Мэгг кто-то тяжело рухнул на палубу, посыпалась пыль. Мэгг вздрогнула и поднялась на ноги. Она не знала, что делать. Можно ли достаточно грубый толчок в спину счесть за приказ оставаться внизу? Наверное, можно. Не в силах справиться с совершенно неуместным любопытством, Мэгг сделала пару шагов и оказалась у самого основания лестницы. Именно это спасло ей жизнь во второй раз за эту ночь.

Дверь распахнулась, и вниз скатился один из пиратов. Мгновенно, словно кошка, он оказался на ногах и оскалил почерневшие пеньки зубов, увидев Мэгг. Не задумываясь ни на мгновение, девушка снова подняла палку, которую так и не выпустила из рук, и ударила. Да уж, не зря мисс Мэган Ливермор считалась лучшей в игре в крикет в графстве! Раздался сухой треск, голова пирата дернулась, и бандит рухнул на пол, мелко подергиваясь. От обморока Мэгг удержалась только потому, что не хотела лежать на полу вместе с грязным - и вполне вероятно, мертвым - пиратом. Желудок же не пожелал смириться со сложившимся положением дел, тошнота подкатила к горлу. Порадовавшись, что ужин был давно, Мэгг взяла себя в руки.

На палубе, кажется, все стихло, по крайней мере ничего больше не падало и не стреляло. Оставался один вопрос: кто же победил? Ворвавшийся к Мэгг пират не сильно ободрял: вряд ли он проник бы сюда, если победа осталась за командой «Счастливицы». Решив, что продаст свою жизнь как можно дороже, Мэгг покрепче ухватила палку и вернулась на свой пост у лестницы.

Дверь распахнулась… Мэгг замахнулась, заранее закрыв глаза. Видеть второй раз, как дубинка соприкасается с головой, она не желала. Естественно, закрыв глаза, она промахнулась. Дубинка рассекла воздух, замах пропал зря, и девушка упала прямо в объятия вошедшего. Она не сразу сообразила, что противник не сопротивляется, так что тому досталось несколько ощутимых ударов, но он не расстроился.

- Мэгг, все кончилось! - это был Рэнсом.

- Вы победили?

- МЫ победили!

- Слава богу! - выдохнула Мэгг и рухнула в обморок.

Рэнсом осторожно уложил Мэгг на свою койку, хотел отойти к столу за водой, но остановился, глядя на девушку.

Какая же она храбрая! Все-таки женщины созданы, чтобы удивлять. Способны свалиться в обморок при виде мыши или капельки крови, но, не задумываясь, поднимут тревогу, когда нужно. Лишь благодаря Мэгг удалось отбиться. Если бы их застали врасплох, то могли перестрелять, как голубей. Жирных голубей, возомнивших, что они бессмертны.

Позабыв о том, что надо бы принести девушке воды и постараться разбудить спящую красавицу, Рэнсом отошел к окну, за которым плескалась чернота. Напряжение схватки уходило, и наваливалась чудовищная усталость.

Сейчас с палубы уберут тела, и даже хорошо, что Мэгг в обмороке и ничего об этом не узнает. Почему-то мысль о том, что происходит на палубе нынешней ночью, вызвала у Рэнсома воспоминание: душный дедов дом, дрожащие огоньки свечей, - и вся та муть, что лежала на дне его души, снова поднялась. Может, виной тому был железный привкус крови и пороха; может - неизвестно отчего проснувшаяся тоска.

И тут, глядя сквозь мутное окно в жаркую южную ночь, Рэнсом понял, что простил.

Простил именно сегодня и сейчас, когда их всех, включая Мэгг, едва не зарезали во сне. Простил деда, который жестоко обошелся с Александром, Вероникой и с самим Рэнсомом и так и не понял до конца, что сделал. В этом прощении не было ни капли обязательства, или страха перед богом, или желания избавиться уже наконец от этого давящего чувства. Просто как будто кто-то держал душу в пальцах, а теперь разжал их.

Рэнсом глубоко вздохнул. Почему сегодня? Он мог умереть тысячу раз до этого, его могло смыть за борт, как беднягу Везунчика, или голландец оказался быстрее в кейптаунском трактире. Но это случилось сегодня.

Может быть, это потому, что ему наконец-то стало жаль деда. И словно озарение накатило - Рэнсом осознал, откуда взялась эта жалость. Дед никогда ни во что не ставил женщин. Он не уважал собственную жену, любил ее как принадлежавшую ему вещь. Он ненавидел Веронику и не понимал, почему она не подчиняется ему - ведь он, грозный Джонатан Сильверстайн, кого хочешь запугает. Дед ничего не смыслил в женщинах.

Рэнсом обернулся и посмотрел на Мэгг.

Как можно, как можно даже допустить мысль, что женщины - существа низшего порядка, что они ничего не умеют и не понимают? Сегодня ночью одна строптивая англичанка спасла жизнь всему экипажу корабля. «Счастливица» в очередной раз оправдала свое имя, и не зря это прозвище было женским. Женская удача - нечто совершенно невообразимое. А еще - их отвага, их красота, их ум. Господи, как же жаль деда, который всего этого так и не понял! Какой же пустой была его жизнь!

Рэнсом даже засмеялся тихонько - от облегчения и жалости.

Спи спокойно, Джонатан Сильверстайн. Теперь твой внук тебя простил. А прощение отца, как понимал ныне Рэнсом, давно тебе было даровано. Отец знал, что такое любовь, и знал, почему любят женщин.

Сильверстайн вернулся к кровати и остановился, глядя на Мэгг.

Под ее глазами лежали тени, черты милого лица словно заострились, и Рэнсома вновь тряхнуло мгновенным страхом при мысли, что он мог ее потерять.

Повинуясь порыву, капитан склонился и коснулся губами губ Мэгг. Иного шанса у него не будет. Девушка еле слышно вздохнула, Рэнсом выпрямился и, стиснув зубы, направился за водой.

Мэгг пришла в себя через несколько минут.

- О! Неужели я упала в обморок? - слабым голосом спросила она.

- Да, но это в порядке вещей. Выпейте. - Рэнсом поднес к ее губам кружку с водой. - Вы вели себя очень храбро. Спасли всем нам жизнь.

- Всем? - Ее трясло. - Я видела кровь… там… на палубе…

- Да, мы недосчитались Джо. Еще двое ранены, к счастью, легко. Остальные живы.

- Вы… вы целы? - Мэгг вернула кружку и воззрилась на Рэнсома с таким беспокойством, что у него сердце заболело. - Вам ничего не сделали?

- Я цел и невредим. Ни царапины. Должен же я доставить вас к жениху. Я обещал.

- Ах да, - голос ее потускнел. - конечно, должны.

- Я отнесу вас в вашу каюту. Теперь, когда вы пришли в себя, вам поможет Хатти.

Он подхватил Мэгг на руки и понес. Как жаль, что путь до ее каюты такой короткий…

В Сингапуре они узнали новости.

Опиумная война завершилась в самом конце августа. Как и рассказывал капитан Мансфилд, англичане подошли к Нанкину, угрожая ему штурмом. Здесь, под стенами южной столицы Китая, генерал Генри Поттинджер фактически продиктовал запуганным чрезвычайным императорским эмиссарам Циину и Илибу условия мира. 29 августа 1842 года на борту английского военного корабля «Корнуэллс» был подписан так называемый Нанкинский договор. По нему Китай отныне считался открытым для торговли, а Британия получила Гонконг.

Гористый остров показался Мэгг совсем неказистым, недостойным того, чтобы вести за него долгую войну.

- Неужели этот клочок земли - все, что досталось англичанам после всех усилий? - Мэгг стояла рядом с Рэнсомом у левого борта.