Лина Мур - Пока любовь не оживит меня

– Даже не смей. Не надо пачкать меня своими прикосновениями. Вы все отвратительны и уродливы. Меня от вас тошнит, но знайте, в отличие от вас, я выживу. Лучше буду терпеть физическую боль, чтобы уничтожить каждого из вас в своих воспоминаниях, чем ощущать запах плесени. Он отравил вас своей гнилью, и вы все трусливо помогаете ему унижать женщин. Вы потакаете капризам ребёнка, так и оставшегося внутри этого существа, не научив его жить. Вы так боитесь ранить его душу, которой он не имеет, что проще подавить сопротивление, создать иллюзию, чем оборвать всё. Но со мной это не пройдёт. Я не вписываюсь в ваш мир, потому что у меня есть силы очистить своё сердце от вашей мерзости, – осматриваю каждого из мужчин и кривлюсь от смертоносных глотков воняющего кислорода.

– Ты, Джаред, самый жалкий и самый низменный человек на всей планете. И ты не заслуживаешь любви, ты предал её, развратив и уничтожив самого себя. Твоё сердце – это уродливая гниль, и тебе никогда не удастся выжить в своём фантастическом мире. Твои шлюхи не всегда будут рядом, ты найдёшь ещё и ещё, пока не дойдёшь до той грани, где не будет сил. Ты умрёшь в одиночестве, так и не узнав, а что такое жить. Ты и этого недостоин. Ты даже называться мужчиной не можешь, как и вы все. Лживые ублюдки, которым нет места в моём мире. Никогда не будет. И только посмейте ко мне подойти, я убью вас. Я покажу вам, что такое на самом деле гореть в огне, потому что в отличие от вас, я с ним встретилась лицом к лицу. А вы лишь имеете смутное представление, каково это – обратить любовь в пепел, сердце в камень и сознание в пустоту. Темнота для вас прикрытие, прячьтесь там, никто не захочет увидеть ту грязь, из которой вы состоите.

Обхожу замерших мужчин и поднимаюсь в полном молчании по лестнице. Пока картинки складываются в голове, я умираю. Пока мутным взглядом осматриваю спальню, где думала, что увидела счастье – умираю. Когда нахожу свои вещи и замечаю его рубашку – задыхаюсь. Когда до слуха доносятся шаги – гасну.

Поворачиваясь, встречаюсь с блондинкой, удивлённо смотрящей на меня. Покрываюсь грязью.

– Санта, не уходи…

– И тебе нравится? Нравится быть использованной? Нравится знать, что ты лишь игрушка? Нравится быть шлюхой, в которую он превратил тебя? Нравится это? Где же женщина, которая должна хотя бы немного иметь достоинство. Неужели, ты наслаждаешься, как и твоя подружка, быть подстилкой для любого? Сколько же в вас безнравственности, что меня сейчас вырвет. Но я вовсе не похожа на вас. Это меня радует. Я никогда не смирюсь с тем, что мужчина на самом деле закомплексованный мальчик. Хоть вы все меня и унизили, оскорбили и терзали моё тело, считая, что имеете право насильственно принуждать, я переживу. Но никогда не позволю никому забрать у меня личность. Я не опущусь на колени, как делают шлюхи. Я не превращаюсь в рабыню чужой похоти даже из-за любви. Потому что последнее – миф, и я в этом убедилась окончательно, – толкаю её плечом и выхожу из спальни.

Мне плевать, что чемодан громыхает, пока я тащу его по лестнице. Больше не дам ни одной возможности задержать меня в месте, которое убило меня.

– Санта, дай всё объяснить, – передо мной появляется Джо.

– Я тебе сама всё объясню, подонок. Ты и твой уродливый братец ничем не отличаетесь. Вы не знаете, что означает слово «семья». Но я должна поблагодарить всех вас, что снова показали мне, глупой и доверившейся не тем, что мир продажен и порочен. В нём выживает не сильнейший, а умеющий играть роль идеальной куклы. И я выбираю быть куклой, потому что все мои чувства сгорели. Но я умею выживать, раз до сих пор дышу. А вы останетесь в огне, потому что в вас я не нуждаюсь. Никто из вас не заслуживает ни прощения, ни любви, ни счастья. Я искренне соболезную тем людям, которых вы изуродовали внутри. Встретимся в аду, любимый, – последний раз смотрю на Джареда, и всё внутри исчезает.

Меня не волнуют ничьи чувства, потому что я их растратила не на того человека. Я снова мечтала, снова попала в ловушку рабыни иллюзий, снова поверила. Мертва. Свет и темнота – любовники безысходности.

Спускаюсь по лестнице, оставляя позади себя прогнившее место, которое и меня превратило в уродливую куклу. Но у меня есть средство, чтобы никто об этом не узнал. Красота. И она тоже мёртвая.

Передо мной распахиваются ворота, и я гордо иду по дороге в пустоту. С каждым шагом восприятие того, что случилось, меняется. Болезненные искры расщепляют моё сердце, а я иду дальше. Пусть горло дерёт от рыданий, которые вырываются из груди. Пусть слёзы катятся по щекам, оплакивая сожжённую любовь. Пусть меня мотает из стороны в сторону, но я иду.

Предательство, с которым я познакомилась в небольшой период своей жизни, станет последним, что я вспомню. И я буду знать, что сказок не существует. Есть гадкая реальность, где боль – синоним всех чувств. Где насилие – норма, которая прощается. Где жестокость – обратная сторона любви. Где искренность превращается в унижение. Где нет места радости и счастью. Мир становится тёмным. И я больше не чувствую.

Джаред

Время не имеет никакой силы над разумом. Оно не помогает ни забыть, ни смириться, ни любить. Оно – ничто. Пустой звук. Пустой всплеск. Пустой огонь. Временные рамки, в которые загоняют людей, существуют для контроля их сознания. Это подогревает желание жить, чувствовать и торопиться совершить глупость. Если не поддаваться всеобщему пониманию и разломать упругие металлические прутья, то всё превратится в темноту. Одиночество в ней неопасно, как и скупая трата сил, чтобы выбраться оттуда. А если жизнь это и есть мрак, нет никакого света, а лишь изредка вспышки, сжигающие оставшийся разум? Если всё это бессмысленно? То остаётся существовать таким образом, где никогда не познаешь потерь и боли. Одиночество – спасение от мук и угрызений совести. Одиночество – любовница сердец.

Дверь открывается, вызывая усмешку на губах. Не спеша потягиваю пряный напиток из бокала и прислоняюсь к косяку, чтобы узнать, какая причина вызвала столь неожиданное его появление на пороге.

– Насколько я помню, ты уехал отсюда, – замечаю я.

До сих пор зол, собирается устроить новую истерику и воззвать к моему сердцу. А его нет. Никогда не было. Я потерял его в огне и не собираюсь вытаскивать оттуда.

– Чтобы не убить тебя, – хлопает дверью. Об этом я и говорил.

Устало вздыхаю, но не от потери физических сил, демонстрирую Джоршуа, предавшему меня, как и все остальные, что меня не заботит его тонкая душевная организация.

– Кишка тонка, брат. Так что привело тебя в обитель разврата и похоти? Есть ли смысл в очередном спектакле, ведь я стал врагом номер один для всех вас? – Усмехаясь, отталкиваюсь от косяка и подхожу к столу.

– Или ты соскучился по моим девочкам, которых якобы отверг? – Допиваю бренди и оставляю бокал на отполированном дереве.

– Прошло четыре дня, а ты до сих пор играешь роль, которая, думаешь, тебя защищает от чувств. Я хочу знать только одно – зачем? Зачем ты это сделал? Я же просил тебя, даже умолял не травмировать её так, но ты обманул меня. Ты обманул своего брата, когда я всегда оберегал тебя. Почему, Джаред? – От его слезливого тона меня сейчас стошнит.

– А почему нет? – Низко смеясь, поворачиваюсь к нему.

– Почему бы и нет? Она не отличается от других, и я хотел этого. К тому же обмана не было, я ничего тебе не обещал. Но вы так прониклись глупостью пластиковой куклы, что предали меня. Все. До единого.

– Предали? Мы? Нет, ошибаешься, это ты поступил подло, ты разрушил всё, над чем я работал. Ты сотворил страшное. Господи, неужели, ты так и не понял, что сделал? Неужели, настолько болен, раз не увидел, сколько боли ты принёс всем нам? Это ты глуп, а вот она, действительно, сильная женщина. И мне так стыдно перед ней, что не угадал всего. Стыдно, что поверил тебе и позволил использовать её. Ты насладился? Конечно, это же ты, тебе плевать на последствия, ты только берёшь, но ничего не отдаёшь взамен, – закатываю глаза, позволяя Джо выговориться. Видимо, чтобы подготовиться, ему потребовалось аж четыре дня. Я предполагал, что приедет раньше. Пусть. Меня не трогают его слова. Меня ничто не может тронуть.

– Посмотри, Джаред. Ну же обернись, ты один, – размахивает руками, как обезьяна. – Никого нет, все ушли и отвернулись от тебя, даже твои сладкие девочки. Или самой сладкой была только одна? Но и она оставила тебя. А, знаешь почему? Потому что ни одна из твоих игрушек не имела силы, чтобы обличить каждого в уродстве. Только она, и тебе больно, тебе обидно, ты закрылся здесь и прячешься от правды.