Лина Мур - Пока огонь не поглотит меня

– Я не помню откуда. Не знаю.

– Лучше тебе и не вспоминать, сладкая. Не причиняй себе мук, они лишние, и их не изменить. Но знать ты должна, что не сумасшедшая. Все твои слова и страхи имеют подтверждение, – находит одну мою руку, а затем опускает вторую.

– Но почему я забыла? Почему вспоминаю отрывками?

– Не имею ответа, Санта. Но если эти шрамы, действительно, от рук Филиппа, то два другие меня волнуют больше. Сильно волнуют, потому что они касаются тебя. И если это может повториться, то я вынужден отпустить тебя немедленно, как бы мне ни хотелось ещё немного насладиться тобой. Я должен буду уберечь тебя и не приближаться, – его глаза темнеют, и я вижу, насколько он напряжён и переживает сейчас. Это пугает ещё сильнее, чем то, что пережила минуту назад. Не помню, чтобы он так вёл себя, мягко, нежно и осторожно. Слишком осторожно со мной, словно сдерживает себя полностью. Держит под контролем и меня, и себя. Зачем?

– Почему? Из-за книги? – Дрожащим голосом спрашиваю его.

– Нет, сладкая, – улыбается мне и качает головой. – Нет, я предполагал, что ты сделаешь именно это. Хотя мне было интересно наблюдать за тобой и увидеть, сколько страсти и огня содержишь ты.

– Тогда почему ты говоришь о том, что должен будешь отпустить меня? По какой причине?

– Ты думала о смерти когда-нибудь?

– Да, наверное, да. Но я трусиха, мне страшно причинить себе боль. Меня даже от крови мутит, – не понимая к чему такой вопрос, быстро отвечаю ему.

– А когда пьяна? Ты можешь совершить безумство?

– Какое ты имеешь в виду? Переспать с человеком, будучи замужем? Видимо, да, – издаю нервный смешок, но ему не до веселья.

– Нет. Физическое. Закрой глаза, сладкая, вот это ты должна вспомнить, откуда эти два, – прикладывает мои пальцы к левому запястью и ведёт по ним. Обжигает.

– Закрой глаза, Санта, – шепчет Ред, отпуская мои руки и позволяя найти то, о чём он говорит.

– Дай мне ответ, от которого зависит многое. Насколько сильно ты не желаешь жить? И кто сделал это? Ты или Филипп?

Задерживаю дыхание, ощущая на каждом запястье по порезу. Я обычно носила браслеты, Филипп заставлял, требовал, ведь это богатство, где его жена должна сверкать бриллиантами. А теперь понимаю, что он это делал, чтобы скрыть шрамы.

– Сладкая моя, вспомни, прошу тебя, ты подвержена попыткам суицида?

Сильный удар по солнечному сплетению вырывает меня из тела, и я влетаю в другую реальность. Ту, что предпочла бы забыть.

Сжимаю руками деревянную спинку кровати, пытаясь причинить ей боль. Передать из своего сердца, подарить ей тот ужас, который крутится в голове. Стараюсь не разрыдаться, постоянно кусаю губы и смотрю в одну точку стеклянным взглядом. Не могу говорить. Всё словно только что произошло, и я это ещё не пережила. Сейчас тянутся минуты, когда умираю… тихо, гадко и подло. Умираю, хотя дышу, сердце бьётся, но умираю.

От прикосновений рук к моим плечам вскрикиваю и отскакиваю, чуть не падаю на пол. Комната слишком яркая в эти секунды, а мужчина, поймавший меня за талию, мутен. Постоянно моргаю и бегаю глазами по лицу Реда. Он сосредоточен, напряжён, и я ощущаю давление. Отовсюду.

– Санта, ты можешь плакать. За это не осуждают, – его голос тих. Ладонь, ласкающая мою щёку нежна, а я не могу переступить через себя.

– Нет… нет, – шепчу, отталкивая его от себя. Запускаю руку в волосы и жмурюсь. Ещё немного, и покатятся слёзы. Ещё немного, и разорвётся всё внутри.

– Не понимаю, почему? За что? Почему я это терпела? Почему простила? – Выкрикиваю, оборачиваясь к мужчине, замерев, стоя возле кровати.

– Сладкая моя, не нужно…

– Не нужно? Правда? Один раз, второй, теперь третий, и не нужно? Почему, скажи мне, почему я позволила это сделать? Почему не ушла раньше? Почему жила вот так и прощала? Почему? – Всплёскиваю обессилено руками, умоляя его ответить мне. Помочь разобраться, но Ред лишь поджимает губы, избегая смотреть в мои глаза.

– Санта, ты скажешь мне то, о чём я тебя просил? Кто сделал эти порезы: ты или Филипп?

Отворачиваюсь, желая солгать, подарить и ему… себе возможность не расставаться сейчас. В эту ночь. Хотя хотела, но не сегодня. Не могу, я же погибну. Одна погибну, меня унесут воспоминания. Кусаю до крови губу и набираюсь храбрости.

– Санта, ты или Филипп? – Громче повторяет свой вопрос.

– Я, – выдыхаю и медленно поворачиваю голову. – Это была я.

Наблюдаю, как с лица мужчины, который мне нравится, который на несколько мгновений был моим, сходит краска. Оно сереет, Ред проводит ладонью по волосам. Поднимает на меня взгляд, а там разочарование и сожаление. Да такое сильное, что на расстоянии причиняет мне боль.

– Ты вспомнила? Вспомнила, как это произошло? – Словно говорить ему трудно, голос низкий и ещё более хриплый, чем раньше.

Быстро киваю, и всё же, глаза наполняются слезами. Не должна! Не сейчас! Быть сильной! Храброй… одинокой и полностью уничтоженной внутри.

– Я хочу услышать это. Я должен понять причину. Дай мне хотя бы какое-то оправдание. Хоть что-то, что позволит найти выход, – поворачивается и встаёт в ту же позу, что и я совсем недавно. Сжимает пальцами спинку кровати, и сейчас я вижу его изуродованную сторону, только её, но она намного красивее, чем всё, что я наблюдала.

– Нет… нет, – жмурюсь и мотаю головой.

– Санта, пожалуйста, доверься мне. Хотя бы сегодня. Хотя бы раз расскажи мне, что вынудило тебя бездумно покончить с жизнью? Почему ты так не ценила её? Почему…

– Было лето. Вроде бы июль. Я не совсем помню день, но мы собирались в Америку. Филипп улетел по работе и должен был вернуться на следующий день. Я собирала вещи, точнее, проверяла, всё ли положили горничные, – обрывая его обвинения, начинаю вспоминать. Ред продолжает стоять ко мне боком.

– К вечеру я, как обычно, достала бутылку вина из погреба и налила бокал. Тогда же пришёл охранник, принёс конверт для мужа. Он сообщил, что это лично ему в руки. Я не придала значения, а потом, по мере увеличения алкоголя в крови, смутные, повторяющие картинки с конвертом пронеслись в голове. Я уже открывала такое послание. Помнила, что мне было больно, страшно и решилась вновь это сделать. Там были фотографии, – останавливаюсь, облизывая покусанные губы, и стираю слёзы.

– Теперь я могу сказать, отчего картинка того дня, когда ты спал здесь с женщиной мне была знакома. Шёлк. Блондинка и Филипп. Он никуда не уезжал, кто-то прислал ему фотографии с любовницей в обнимку. Он спал с ней, нет… не трахал её, а спал. Он…

– Подожди, – Ред поворачивается ко мне и поднимает руку.

– Ты сказала фотографии?

– Да, именно они. Так гадко мне не было никогда в жизни. Он был голый, как и она. Эту женщину я вспомнила, с ней же он встречался в конференц-зале в офисе. Тогда я узнала об измене первый раз, – пока говорю Ред направляется к камину, и я не могу видеть выражения его лица, а мне это так необходимо сейчас.

– И поэтому ты, – прочищает горло, продолжая глухо, – поэтому ты решила покончить с жизнью?

– Нет, – горько усмехаюсь я. – Когда воспоминания начали возвращаться, я была уже окончательно пьяна и зла. Разбила все наши фотографии, сожгла его одежду, и пила, пила, пила. Потом отключилась и разбудила меня горничная, сказав, что звонит мой муж. А я всё помнила, понимаешь? Помнила, какой он отвратительный, жестокий, и теперь же у меня были факты его измены. Он сладким голосом заверял меня, что только недавно сел в Хитроу, хотя ночь провёл с ней. На фотографиях стояла дата. Они были свежими. Сообщил, что заедет в офис, решить какие-то дела. А я терпеть больше не могла. Выехала к нему, подхватив с собой кадры.

Замолкаю, а он не двигается. Облокотился руками о камин и смотрит на огонь. Чёрт, да помоги ты мне…

– Я видела того человека, которого мне показывал Джо, – набрав побольше кислорода, произношу я. Привлекаю внимание Реда, поворачивается, и я киваю, часто, словно болванчик, уверяя его в своих словах. А ведь дальше мне будет он очень нужен. Просто жизненно необходим. Даже не представляю, как это рассказать, потому что мне страшно даже вспоминать.

– На фотографии. В тот день он был в офисе Филиппа. Когда я влетела туда, злая, ещё немного пьяная и бросила на стол фотографии, этот мужчина находился там. Я кричала, требовала развода и угрожала мужу, не обращая внимания на него, может быть, была поглощена своими эмоциями. Филипп даже не придал значения моим словам, но вот человек с фотографии, сказал ему, что он должен разобраться с этим, явно намекая на меня. Он даже указал пальцем, пока я трясла фотографиями и кричала. А я же была полна обиды и желания освободиться. Уже тогда я хотела этого. Как только мы остались одни, я вновь принялась указывать на факт его измены и упоминать развод. Последнее, что я помню из того дневного промежутка, это спокойное выражение лица Филиппа и полные ненависти глаза, затем в голове зазвенело, а во рту была кровь. Он ударил меня по лицу, отчего я упала и отключилась.