Первая пара лошадей, волоча за собой разбитую колесницу и поднимая столб пыли, продолжала бег до тех пор, пока её не остановили. Одна лошадь из второй пары стояла, сотрясаемая крупной дрожью, другая — лежала на земле, тщетно пытаясь встать на ноги. Страшные хрипы из её горла вперемешку с кровавой пеной, судорожно дёргались копыта — не было ни единого шанса, что животное выживет.
Цепляющегося за вожжи Младшего протащило по песку за колесницей. Он глухо стонал, чувствуя, как содранная кожа горит огнем; неестественно вывернутое правое плечо причиняло острую, почти невыносимую боль, голова гудела от удара о землю. С трудом разжав его сведенные до белизны пальцы, кто-то поднял юношу на руки и понес к краю поля.
Затуманенным от боли взглядом Младший выхватил из общей картины фрагмент: его соперник лежал на земле, запрокинув голову и устремив немигающий взор в небо. Из уголка рта стекала густая капля крови. Незнакомый мужчина покачал головой и наклонился, чтобы закрыть глаза юноше, направляя его душу в мрачное царство Аида.
Лежа на земле, сквозь шум в ушах Младший слышал, как старший брат зовет его по имени, протиснувшись сквозь плотную толпу зевак, но не было сил ни ответить, ни даже издать стон. Не добившись ответа, он стал трясти измученное болью тело, опасаясь, как бы вслед за соперником, брат не сошел в мир мертвых.
— Не трясите его, — на плечо Старшего мягко легла чья-то рука.
Мужчина обернулся на голос. Окликнувшим его оказался невысокий загорелый юноша, облаченным в короткий белый хитон. Его лицо, обрамленное коротко остриженными и слегка вьющимися прядями, было исполнено сочувствия, но было незнакомо Старшему.
— Не тревожьте его, — повторил он, — нужно вправить плечо, и чем раньше — тем лучше.
— Ты можешь это сделать? — Старший изо всех сил старался не поддаваться панике.
— Я попытаюсь, — кивнул юноша и встал на колени возле неподвижного тела.
— Держите голову и ноги, — приказал он стоящим рядом людям. Согнув пострадавшую руку в локте, прижал ее к телу и резким движением, приложив максимум усилий, вставил сустав на место.
Даже сквозь полубессознательное состояние Младшего пронзила нестерпимая боль. Запрокинув голову, он закричал, не сдерживаясь, и тут же обмяк в руках державших его людей. Добровольный помощник стал осматривать пострадавшего: он методично ощупал руки, ноги, и голову, проверяя, нет ли других ран или вывихов. Поднявшись с колен, Юноша одёрнул хитон и признался, не скрывая удивления:
— Боги очень любят вашего брата. После такого падения он не только остался жив, но и практически не пострадал. Дюжину дней отдыха, массаж больной руки, и он снова может участвовать в гонках.
— Вот ты и займешься его выздоровлением, — невозмутимо заявил Старший. — Отправишься с нами.
Он протянул юноше монету и приказал своим рабам принести носилки, чтобы доставить брата домой.
***
Младший очень медленно приходил в себя. Казалось, веки слиплись, и чтобы открыть глаза, нужно было приложить неимоверные усилия. Когда вместе с сознанием вернулась и боль, он застонал — создавалось впечатление, что он чувствовал каждый синяк и ссадину, полученные во время падения.
Чья-то прохладная ладонь коснулась лба. Она показалась шершавой на ощупь, вероятно — ладонь принадлежала мужчине.
— Наконец-то ты пришел в себя, — послышался приятный, с легкой хрипотцой голос. — Ты пролежал в жару почти целый день.
Младший попытался что-нибудь сказать, но пересохшее горло не смогло издать ни звука. Послышалось тихое звяканье металла, тонкой струйкой зажурчала вода, и те же заботливые руки поднесли к губам чашу. Спасительная влага потекла в горло, возвращая возможность говорить.
— Много не пей, — назидательно произнес тот же голос, когда мужчина сделал несколько жадных глотков.
Младший открыл глаза, обнаружив себя в своих комнатах. Молодой мужчина, скорее даже юноша, радовался его пробуждению с такой солнечной улыбкой, что губы невольно растянулись в ответную гримасу, отдаленно напоминавшую усмешку. Глаза насыщенного синего цвета внимательно следили за малейшими изменениями в лице мужчины, порученного его заботам.
— Плечо болит?
Пошевелив рукой, туго спеленутой повязкой, Младший признал, что если и болит, то совсем немного. Беглый осмотр показал, что все ссадины, испещрившие живот и ноги, были смазаны специальными мазями, а под спиной оказался подоткнут тканевый валик, так, чтобы ему было удобно находиться в полулежащем положении.
— Я сниму повязку, чтобы сделать массаж, — объяснил юноша, разматывая ткань с его плеча.
Степенной походкой в просторные покои вошёл Старший. Обратив внимание, что брат пришел в себя, он постарался скрыть беспокойство, проступавшее за его обычным высокомерным видом.
— Я совершил большую ошибку, разрешив тебе править колесницей, — холодно начал Старший. Таким тоном он обычно общался с братом, когда был им очень недоволен (ведь он заботился о брате с детства, после смерти родителей).
— Отныне, как и прежде, это будут делать рабы. Только такие безумцы, как твой умерший соперник, могут рисковать своей жизнью. Ты поддался духу соперничества, приняв его вызов, но больше этого не повторится. Ты слишком важен для меня, и я больше не позволю тебе совершать подобные поступки.
— Ты мне не отец, — разлепив губы, хрипло возразил Младший.
Он поднял руку, чтобы лекарю было удобнее разматывать повязку, и намеренно отвернулся от брата. Заметив, как тонкая улыбка скользнула по губам юноши, Младший предпочёл сконцентрировать своё внимание на нём.
Не дождавшись ответа, Старший фыркнул от возмущения и нетерпеливо поинтересовался у лекаря:
— Сколько времени понадобится на то, чтобы он встал на ноги? Через несколько дней к Дельфийскому оракулу пожалует Александр Македонский, и мне хотелось бы вместе с братом посетить храм Аполлона.
— Вместе?! — Младший взвился бы на ноги, будь у него больше сил. Общество брата было скучным до зубовного скрежета, а совместные выходы в свет превращались в настоящую пытку. — О моем желании кто-то спросил?
Развернувшись к нему, Старший возмутился:
— Ты вырвал у меня разрешение быть возничим на гонках в обмен на согласие пойти вместе со мной. Там будут все именитые мужи города, и ты просто обязан….
— Обязан что?! — глаза Младшего засверкали гневом. — Плести вместе с тобой хитроумные политические интриги? Именно за этим ты хотел потащить меня в храм, чтобы представить как своего ставленника! Да у меня челюсти сводит от зевоты каждый раз, когда я слушаю ваши речи! Ладно, — неожиданно мирно закончил он. — Раз обещал — пойду, — он осторожно лёг на бок, давая возможность юноше приступить к массажу.
Брат удовлетворённо кивнул и удалился, посчитав разговор законченным.
Смоченные оливковым маслом, умелые руки легли на правое плечо Младшего — разминая напряжённые мышцы, они легко прошлись от основания шеи до локтя, вызывая мурашки удовольствия. Прикосновения этих рук дарили ни с чем не сравнимое облегчение.
— Как давно ты стал жрецом Аполлона? — лениво поинтересовался Младший. Ласковые пальцы, переминающие плечо и даря неземное блаженство, напряжённо замерли.
— Откуда тебе это известно?
Младший улыбнулся. Его наблюдательность и умение делать правильные выводы зачастую смущали и шокировали окружающих людей, хотя ему это даже льстило. Не каждый может похвалиться, что видит чужие тайны.
— Ты не раб, — сказал Младший, — наших я знаю. Старый раб-лекарь недавно умер, а брат слишком требователен в выборе, поэтому ещё не нашёл ему замену. Невольников можно купить только на торгах раз в неделю, и он просто не успел бы выбрать нового. К тому же, ты слишком молод для свободного лекаря, в храме же жрецов учат врачеванию с детства. У тебя шершавые руки, но нет мозолей, и от них исходит стойкий и терпкий травяной аромат, который можно почувствовать даже после масла.