И споткнулся на этих словах, не сумев расшифровать выражение лица Майкрофта, которое возникло лишь на миг и снова спряталось за маской вежливости.


— Простите, — смутился он и опустил глаза. — Я взрослый мужчина, а начинаю жаловаться, как истеричная домохозяйка.


— Ну что вы! Меньше всего я думаю о вас в таком ключе, — сказал Холмс, но глаза при этом озорно блеснули, а губы спрятали усмешку.


— Если честно, — покончив с ужином, и кладя приборы на тарелку, признался Лестрейд, — у меня накопилось очень мало информации о работе вашего брата. На этой неделе я занимался делом, к которому не привлекал Шерлока. Зато молодому инспектору Диммоку «посчастливилось» познакомиться с ним на банальном самоубийстве банковского трейдера Ван Куна. Ваш брат в пух и прах разбил стройные теории полиции и легко доказал, что это — убийство. Теперь Диммок и шагу боится сделать в расследовании без одобрения Шерлока и при этом ненавидит его всеми фибрами своей души.


— Да, — согласился Холмс, — вызывать ненависть он умеет. Просто не все хотят заглянуть за фасад напускной заносчивости и воспринимают только внешнюю оболочку моего брата. А что вы можете сказать о Джоне?


— Мне он нравится, — без обиняков признался инспектор. — Он надежный. Вы бы видели, как Ватсон защищает Шерлока, даже не разобравшись в сути дела. Правда, — не удержался от улыбки инспектор, — я был свидетелем, как тот же Джон распекает Шерлока по малейшему поводу, и что странно — тот терпит и даже слушается.


— А вам не кажется, — приглушив голос и немного наклонившись вперёд, спросил Майкрофт, — что их отношения зашли немного дальше, чем просто дружба?


Лестрейд задумался и честно ответил:


— Не знаю. Когда кто-то их поддевает, намекая на отношения, Джон вспыхивает, как спичка, и начинает оправдываться, а Шерлок вообще никак не реагирует, не подтверждая и не опровергая. Да это и не наше с вами дело, хоть вы и братья.


Грегори дивился своей смелости, так отвечая всесильному Холмсу, но всё это можно было списать на легкое головокружение от выпитого вина. Да и Майкрфот, по всей видимости, на него не сердился, раз оставил без ответа последнюю реплику.


Кивнув официанту, Холмс достал из бумажника карточку и положил ее в счет, чтобы расплатиться за ужин.


— Позвольте, — начал Грег, — я заплачу за себя.


— Ну что вы, инспектор, — тепло улыбнулся Майкрофт, — я забрал часть вашего времени, оторвал от важных дел, так разрешите мне такую мелочь, как оплатить наш совместный ужин. Надеюсь, итальянская кухня вам понравилась? — спросил он, подписывая счёт и забирая карточку у официанта.


— Да, я чуть язык не проглотил, — признался Грегори и немного смутился своей простоты.


— Надеюсь, в следующий раз мы снова встретимся здесь, — кажется, Холмс был доволен. — Вы не против?


Лестрейд смотрел на сидевшего напротив мужчину и понимал, что уже давно не проводил свои вечера так интересно: с приятным собеседником, вкусной едой и изысканным вином. Он думал о том, что этот насыщенный вечер так не оправдано быстро закончился и ему нужно возвращаться в свою холостяцкую берлогу, где кроме телевизора его никто не ждёт.


Но ничего из этих мыслей озвучено не было. Грегори просто смотрел на собеседника, а в голове в это время крутилась одна навязчивая мысль: а какой напиток ему напоминают изменчивые светлые глаза Майкрофта Холмса?


========== Глава 14 ==========

— Джон! — последнее, что успевает прохрипеть Шерлок, обессиленно падая на пол квартиры Су Линь. Пальцы в перчатках беспомощно царапают полотенце на шее — удавка затягивается всё туже и туже, окружающий мир дрожит и выцветает перед глазами, и он балансирует на грани, теряя связь с реальностью.


Умирать страшно, каким бы способом не покушались на тело. На краткий миг клубящаяся под веками темнота берёт верх, но затем — глоток воздуха, удар сердца, и ты снова в бесконечной игре, бежишь по извечному кругу, не имея возможности сойти с дистанции. Ты — вернулся.


Делая очередной шаг в мир мертвых, он не теряет надежды, что это — наконец-то, будет последнее путешествие, после которого наступит долгожданный покой и забвение. Ему не за чем возвращаться, его ничто не держит, и смерть — лучшее избавление от страданий и неизбежной боли.


— Не тревожьте его, — он слышит над головой звонкий юношеский голос, — нужно вправить плечо, и чем раньше — тем лучше.


— Ты можешь это сделать? — голос брата полон отчаяния.


— Я попытаюсь, — нотки неуверенности проскальзывают даже сквозь браваду преувеличения своих способностей. — Держите голову и ноги, — звучит приказ, и следующее, что он чувствует — обжигающая боль, а затем — слабость.


***


— Наконец-то ты пришел в себя.


Как приятно слышать этот голос. Сейчас он откроет глаза и снова окажется дома, на своём ложе, а рядом будет юный жрец. Он вправил ему плечо на ипподроме и теперь ухаживает за ним.


— И чего я кричу? — голос Джона доносится из-за закрытой двери, полный обиды и праведного гнева. — Может, когда-нибудь ты вспомнишь про меня?


— Джон... Джон!... — хрип Шерлока еле-еле слышен.


— Конечно, я — Шерлок Холмс и всегда работаю один, ибо кто же угонится за моим мощным интеллектом?!


От злости Джон почти кипел: он не мог простить Холмсу унижения, что его оставили перед закрытой дверью, как пса, а Шерлок там, в квартире, без него, ищет улики, даже не удосужившись впустить внутрь.


Внезапно дверь распахнулась, и перед Джоном появился совершенно бледный, без кровинки в лице детектив, с трудом выговаривающий слова. Лицо доктора вытянулось от удивления — он видел перед собой совершенно другого человека, не похожего на того, с кем расстался несколько минут назад на заднем дворе.


Всё ещё потирая неприятно саднящее горло, Шерлок только отмахнулся от вопроса Джона.


Не простудился ли он? Объяснение, что он только что умер от асфиксии, уткнувшись носом в пыльный синтетический ковёр с нелепым рисунком, а потом снова ожил, даже в мыслях выглядело нелепо. Он мог в деталях представить, как с каждым его словом Джон шокировано округляет глаза, как по-мальчишески приоткрывает рот, и словно две разные (и такие похожие) картинки накладываются одна на другую.


Последние пару месяцев Шерлок жил с оглядкой на прошлое: каждый раз, когда Джон тепло улыбался, или запрокидывал голову, громко смеясь и открывая взгляду крепкую беззащитную шею, он со смесью ужаса и предвкушения ожидал увидеть в тёмно-синих глазах что-то похожее на узнавание.


Ввязываясь в эту авантюру со знакомством, он не представлял, насколько осложнит себе жизнь.


Было невыносимо — находиться так близко, видеть в Джоне того, другого, ждать, что, может, это он и есть — ТОТ, только повзрослевший, возмужавший, умудрённый опытом, с серебристыми искорками на висках от времени и испытаний. Но ведь у самого Шерлока не было ни седины, ни шрамов — время не коснулось их с братом.


Увидеть раненное плечо Джона стало навязчивой идеей. Брат мог бесконечно утверждать, что тот не может быть бессмертным, но Шерлок хотел убедиться в этом сам.


Случай представился совсем недавно.


Он вернулся от Лестрейда и услышал шум воды в душевой — его сосед неплотно притворил дверь. Бесшумно ступая по скрипучим половицам, он счёл момент подходящим для удовлетворения своего любопытства и приоткрыл дверь — Джон стоял к нему боком, упираясь руками в стену, склонив голову под напором тонких струй, окутанный облаком горячего пара. Вода сделала его волосы гораздо темнее, заменив соломенный оттенок на цвет жжёного сахара; стекала по спине и бедру — здесь кожа была гораздо светлей, чем на руках и шее. На бицепсе чётко проступала татуировка — эмблема RAMC, увитая гордым девизом корпуса «IN ARDUIS FIDELIS”, что означало “Верен в тяжёлые времена”.