— Даже я не смогу этого сделать, — признался Старший, чей голос от волнения тоже дрожал. — Могу указать тебе путь к спасению — сегодня ты повесишься в камере.
Дернувшись, Младший с ужасом посмотрел на своего брата.
— Именно так, ты не ослушался. Порви свою рубаху на полоски, сплети веревку и сделай это, пока тебя не потащили в пыточную. После смерти твое тело зашьют в ткань и, как самоубийцу, похоронят за оградою кладбища. Я приду туда ночью и выкопаю твое тело, но до тех пор, — епископ сжал плечо брата так сильно, что тот едва не вскрикнул от боли, — до тех пор, ты не будешь подавать никаких признаков жизни.
— Даже если ты очнешься, даже если станешь задыхаться без воздуха, умирая и снова оживая, даже тогда, ты будешь ждать, пока я тебя не найду и не откопаю. Ты понял? – тряхнув за плечи брата, мужчина посмотрел в его глаза.
Младший торопливо закивал, соглашаясь с услышанным.
— Ну всё, мой мальчик, — непривычно мягко сказал Старший и, не удержавшись, погладил жёсткие и слипшиеся кудри младшего брата. — Теперь твоё спасение зависит только от тебя.
Далее следовала рутинная работа — позвать монаха, приказать стражникам отвести арестованного обратно в темницу, а протокол допроса закончить словами о том, что преступник покаялся и признал себя виновным. Оставалось только проверить ранее упомянутое узником имущество, что осталось на сохранении у друга семьи, и дело можно было считать закрытым.
План претворился в жизнь быстро, не вызвав ни у кого подозрений, как и задумывалось. Тело колдуна, которого после обедни того же дня обнаружили болтавшимся в петле, привязанной к решетчатому окну, зашили в погребальный саван и погрузили в телегу.
Снующие по своим делам горожане и не обращали внимания, что человек, чьё лицо было скрыто капюшоном, пристально смотрел вслед повозке до тех пор, пока она не скрылась из виду.
***
В этот раз ожидание для Старшего оказалось ещё более изощрённой пыткой. До наступления ночи он метался по покоям в нетерпении, истязаемый мыслями, что его единственный брат сейчас лежит в земле, возможно, уже в предсмертной агонии — удушливая тяжесть, не дающая сделать вдох, угасающее сознание и так раз за разом, до бесконечности...
Погруженный в собственные мысли, епископ даже не видел, с какой тревогой за ним наблюдал Джованни — юноша появлялся в его покоях то под предлогом зажечь свечи,
то в попытке предложить на ужин рагу из ягнёнка или хотя бы вина, чтобы успокоиться. Но все визиты Джованни заканчивались одинаково — господин нетерпеливым жестом отсылал его снова и снова, предпочитая коротать время в одиночестве.
Наконец, когда на город медленно опустились долгожданные сумерки, Старший позвал слугу, чтобы тот помог ему переодеться в светский костюм.
— Вы куда-то идете, господин? — застегивая на нем камзол, поинтересовался Джованни, не поднимая глаз от ряда блестящих пуговиц.
«Как некстати», — подумал Старший. Именно в тот момент, когда он скользнул рассеянным взглядом по лицу слуги, яркий румянец окрасил щёки Джованни, сделав его ещё привлекательнее. Быть может, если бы они находились не в строгой и чопорной Испании, он, пожалуй, решился бы проверить, каковы на вкус эти губы — раскрасневшиеся и влажные, закушенные от усердия, и насколько нежны смуглые щёки, покрытые светлым персиковым пушком.
— Сегодня мне нужно в город по очень важному и срочному делу, — накидывая на плечи тёмный плащ и пристегивая шпагу к поясу, сообщил господин.
— Мне пойти с вами? — умоляюще взглянул на него Джованни. — Я мог бы помочь!
— В твоей помощи нет нужды, — голосом, не принимавшим возражений, ответил ему епископ и, подумав, добавил к шпаге кинжал. Не оборачиваясь, он накинул капюшон и быстрым шагом вышел за двери, оставив растерянного слугу в покоях.
Спустившись во внутренний дворик дома, мужчина по пути заглянул в комнатку привратника — чтобы взять с собой лопату — завернул инструмент в мешок и вышел на улицу, сливаясь с людским потоком, который подобно реке меж каменных берегов мерно тёк сквозь открытые городские ворота. Так он покинул столицу.
Вскоре стемнело, и полная луна засеребрила тёмные ветви оливковых рощ и высокие кроны статных сосен.
Дойдя до кладбища, Старший двинулся вдоль ограды, высматривая свежую могилу — её не пришлось искать долго, яркий лунный свет хорошо освещал холмик свежей земли, под которым покоилось тело колдуна. Сбросив плащ и камзол, мужчина отстегнул шпагу от ремня и приступил к раскапыванию земли.
Могильщики никогда не славились соей исполнительностью — земли в могиле было всего на пару локтей, и лопата коснулась тела, завернутого в холст. Не жалея одежды и рук, Старший быстро отбрасывал землю, чтобы освободить брата из плена влажной почвы. Достаточно раскопав тело, он выволок его за край холстины за пределы кладбища; в лунном свете остро блеснул кинжал — мужчина осторожно вспорол плотную ткань, отер бледное лицо брата от песка и пыли, после чего присел рядом.
Всё ещё переводя дыхание и опираясь спиной о ствол, Старший приготовился ждать.
Он не знал, сколько прошло времени и даже задремал, не выдержав долгого ожидания, как тишину кладбища огласил хриплый стон воскресшего мертвеца, перешедший в надрывный сухой кашель. Старший в момент очутился рядом, помогая брату сесть и прикладывая к всё ещё синим губам фляжку с водой. Младший жадно сделал несколько глотков и снова закашлялся, вцепившись в рубашку мужчины, пока тот успокоительно гладил его по спине.
В тени деревьев послышался приглушенный вскрик, и чья-то тень мелькнула между буковыми стволами. Отпустив брата и вытащив шпагу из ножен, Старший бросился в погоню. Человек в коротком плаще, с накинутым на голову капюшоном, отступал за деревья, пытаясь скрыться, и, по всей видимости, уже понял, что его присутствие обнаружили.
Убегая от своего преследователя, неизвестный наблюдатель споткнулся о корень дерева и, в процессе падения, неудачно ударился головой о камень или корни деревьев — короткий вскрик боли огласил лес и затих.
Осторожно приблизившись к неподвижному, распластанному во мхе и листьях телу, епископ держал наготове шпагу, будучи готовым при малейшем движении шпиона заколоть того прямо на месте. Однако неизвестный даже не шевельнулся, потеряв сознание от удара.
Перевернув обмякшее тело и откинув с головы капюшон, Старший опустил руку, едва завидев копну мягких каштановых волос и запрокинутое беззащитное лицо — неизвестным оказался Джованни. На виске темнела дорожка крови.
Зачем Джованни последовал за ним? Не доверял господину, или, может, его подослали шпионить за делами епископа? Старший с горечью поджал губы и коснулся пальцем лба слуги, отводя упавшие на него кудри.
— Убей его, — раздалось хриплое за спиной. — Он обязательно донесет.
— Это мой слуга, — полуоправдательно возразил Старший и обернулся — перемазанный в земле и пахнущий нечистотами, ослабевший брат стоял, покачиваясь, и сверлил его встревоженным взглядом.
— Я сам решу, что с ним делать, — добавил Старший. — На данный момент твоя безопасность для меня приоритетнее. Вот деньги, — кинул он к ногам брата мешочек с монетами. — Купишь на постоялом дворе коня, объяснишь, что твоя лошадь пала. Там в мешке запасная рубашка и брюки. Уезжай из страны и — умоляю тебя! — старайся держать язык за зубами, общаясь с незнакомцами. Через несколько лет я покину Испанию и уеду во Францию, надеюсь, в Париже доведётся встретиться.
— Помню, — кивнул Младший, подобрав мешочек. — В полдень на главной площади города, первого числа первого месяца, как и всегда.
— А ты и вправду отвоевывал у мавров Гранаду*? – не смог сдержать любопытства Старший.
— Нет, — усмехнувшись, признался Младший, — неделю назад я сошел с корабля, прямиком из Константинополя. Услышал в порту, что некий Колумб собирает экспедицию к берегам Индии, хотел присоединиться, но, видимо, не судьба... Ну что ж, — неловко переминаясь с ноги на ногу, начал Младший, — я ...