— Научилась? Чему именно? — улыбнулась она.
Не ответив на улыбку, он почти отшвырнул ее на другую сторону кровати и встал.
— Должно быть, у тебя был наставник. Кто это? Колбренд? Когда вы с ним были у пруда, ты делала больше, чем просто купала его?
Она так растерялась, что не сразу пришла в себя, и уже хотела взорваться, но снова опустилась на подушки.
— Ничему он меня не научил. Я сама все знаю.
Он сжал ее талию, оторвал от матраса и поставил перед собой.
— Пусть ты не желаешь быть моей женой, но если замечу, что хотя бы смотришь на другого мужчину, я… — Он осекся.
— Ты — что? — прошептала она.
Он отпустил ее и сухо приказал:
— Надень туфли и спускайся вниз. Ужин остынет.
Оставшись одна, Заред обняла себя и закружилась по комнате. Тяжелые бархатные юбки вихрились вокруг ног.
— Будете ужинать сейчас, милорд?
Тирл вздрогнул от неожиданности и поднял глаза от кубка с вином.
— О, Маргарет! Я не видел тебя. Она уже спустилась?
— Нет, — протянула Маргарет. — Думаю, ей трудно одеваться самой.
— От тебя ничего не ускользнет, верно?
Он улыбнулся женщине, которая служила его матери, еще когда обе были девушками. Мать Тирла умерла на руках Маргарет.
— Да, я не могла не заметить, что вы безумно в нее влюблены.
— Она ненавидит меня, — угрюмо признался он.
Маргарет громко рассмеялась:
— Она? Девушка, которая смотрит на тебя с таким желанием?
— Ты не слышала, что она мне наговорила. Да, иногда Заред желает меня, если я целую ее и осыпаю комплиментами, но этого же она добивается от любого красивого мужчины, — фыркнул он. — И даже от меня, которого считает уродом. Ты еще не знаешь главного. Ее фамилия — Перегрин.
Лицо Маргарет вытянулось. Подойдя к Тирлу, она положила руку ему на плечо.
— Ты всегда был хорошим мальчиком. Вот и женился на этой… то ли девушке, то ли юноше, чтобы покончить с враждой. Это так благородно с твоей стороны!
— Я хитростью завлек ее к алтарю, — отрезал он. — И женился не для того, чтобы покончить с враждой, а потому, что хотел ее.
— Неужели не мог просто затащить ее в постель?
Тирл немного помолчал.
— Наверное, мог, — обронил он, вертя в руках кубок.
Маргарет уселась на соседний стул. У нее не было своих детей, и она считала Тирла кем-то вроде сына.
— Я слышала об этих Перегринах. Они действительно так неотесанны, как говорят?
— Еще хуже.
— В таком случае ее можно завоевать нежностью и добротой. Музыка и смех тоже не помешают. Если ты позволишь ей увидеть себя таким, каков есть на самом деле, она тебя полюбит.
— Я сказал ей, что обращусь к королю с просьбой аннулировать брак, и намерен сдержать слово.
— Но ты уточнял, когда пошлешь гонца к королю?
— Нет, — улыбнулся Тирл. — Но это означает, что я не должен ее касаться.
Маргарет рассмеялась:
— Разве не знаешь, что существует куда более высокое чувственное наслаждение, чем то, которое получаешь в постели?
Тирл уставился на нее как на безумную.
— Девушка отпрянула, когда я хотела коснуться ее руки, — пояснила Маргарет, — и с такой завистью смотрела на мое платье! По-моему, она жаждет быть такой же, как все женщины, и носить красивые наряды. Думаю, розы могут завоевать твою даму.
— Розы?
— И музыка, и сказки о любви, и шелк, и нежные поцелуи за ушком.
Тирл задумчиво воззрился на женщину. Заред отвечала на его поцелуи! А вдруг ее ненависть к нему не так уж и сильна? Если бы он сегодня не позволил ревности взять над собой верх, кто знает, что могло бы случиться? Что, если Маргарет права и ему стоит поухаживать за собственной женой?
Тирл весело улыбнулся.
Глава 12
Ничто из пережитого до сих пор Заред не подготовило ее к жизни в доме Говардов. За ужином она сидела за чистым столом, еду подавали превосходную, а муж обращался с ней как с чем-то очень хрупким и драгоценным.
Спокойствие слуг, тишина в доме были для нее новыми и интересными. В замке Перегринов вечно царили шум и суета. Рыцари то и дело врывались в зал, требуя от брата, чтобы тот уладил очередной спор. Роган со своей стороны часто с размаху вонзал в столешницу боевой топор, чтобы заставить окружающих прислушаться к своим словам. Но Тирл спрашивал только, не налить ли ей вина и достаточно ли горяч ее суп.
После ужина молодой человек долго играл на лютне, глядя на Заред влажными глазами.
— О чем он поет? — спросила она, поскольку не понимала французского.
Тирл взглянул на жену поверх края серебряного кубка. Комнату ярко освещал горящий в очаге огонь.
— Он поет о твоей красоте, прелести и изящных белых ручках.
— Моих руках? — удивилась Заред. Братья вечно жаловались на ее слабые руки, утверждая, что она едва способна поднять меч.
Она осторожно поднесла к глазам ладони. Тирл поцеловал кончики ее пальцев.
— Прекрасные руки, — повторил он.
— А что еще он говорит? — заинтересовалась она.
— Только то, что ему велено. Ибо песню написал я, — сухо бросил Тирл.
Заред потрясенно раскрыла глаза:
— Ты? Ты умеешь писать песни на другом языке?
— Песни и стихи, и на лютне играю. Показать тебе?
— Если ты умеешь писать, значит, и читать тоже? Лайана тоже читает книги. Не мог бы ты прочитать мне какую-нибудь историю?
Тирл еще раз поцеловал ее пальцы, улыбнулся и знаком велел певцу их оставить. Что-то тихо велел слуге, и тот принес целых пять книг!
— Что ты хочешь послушать?
Заред недоуменно пожала плечами.
— Хорошо. Выберу сам. Я прочту «Элоизу и Абеляра». Это тебе понравится.
Час спустя Заред украдкой вытирала слезы: уж очень грустной оказалась история.
— Успокойся, все это случилось много лет назад, и плакать уже нет смысла.
Но она продолжала шмыгать носом, поэтому Тирл усадил ее себе на колени и погладил по голове.
— Не знал, что ты так мягкосердечна.
— А у тебя, по-моему, совсем нет сердца, — отрезала она.
Он поцеловал жену в лоб, затем встал и понес ее наверх.
— Тебе давно пора спать.
Заред прижалась к нему. Конечно, он остается ее врагом, но при мысли о том, что эту ночь они проведут вместе, ее бросило в жар. Но когда они вошли в спальню, он чмокнул Заред в щеку и ушел. Она не знала, то ли радоваться, то ли огорчаться. И в конце концов совершенно запуталась. Но все же разделась, легла и долго ворочалась, размышляя о странном человеке, женой которого стала. Заред понимала, что он достаточно благоразумен, чтобы не трогать ее до того момента, когда брак аннулируют по приказу короля. Но откуда у него берется сила воли держать слово? Братья ни за что не подумали бы оставить жену девственной, как бы та ни умоляла.
И чем больше она об этом думала, тем сильнее терялась. Говард не походил ни на одного знакомого ей мужчину.
Проснувшись, она увидела его сидевшим у огня. На подушке, у самой ее головы, лежала роза. Тирл помог ей надеть костюм для верховой езды с юбкой до щиколоток и без шлейфа, но снова не притронулся к ней. Лишь поцеловал в шею, когда она приподняла волосы, чтобы ему было легче затянуть на спине шнуровку.
Они вместе спустились вниз. Во дворе ждали оседланные лошади. Слуги разносили подносы со свежим хлебом и сыром и кубки с вином. Они поехали на прогулку, и Тирл говорил с ней не о войнах и оружии, а о красоте дня. Показывал на милых птичек и даже пытался подражать их песням.
Они остановились у озера, и Тирл предложил пойти искупаться. Заред призналась, что не любит плавать, и воды тоже не любит. Поэтому она уселась под деревом и наблюдала, как Тирл, раздевшись до набедренной повязки, медленно входит в воду. Теперь, когда он отвернулся, она могла рассматривать его сколько пожелает. За последние несколько недель он словно вырос и стал шире в плечах. Подумать только, совсем недавно она считала его жалким маленьким человечком, способным умереть от простой царапины!
Сейчас же она видела, как он высок, какие мускулистые у него ноги и бедра. И по всему телу рассыпаны шрамы, совсем как у ее братьев. Шрамы, нанесенные оружием. Был ли он ранен в битве, или эти шрамы получены на турнирах или во время тренировок?