Тирл ошеломленно наблюдал, как она развязывает шнуровку и снимает камизу. У него не было женщины с самого дня отъезда из замка Перегринов. Но не потому, что он не хотел… Дважды он выбирал хорошеньких судомоек и пытался затащить их в постель. Молодые женщины были готовы на все до такой степени, что Тирл уже отчетливо слышал звон золотых монет в их карманах. Вопреки себе он помнил, что Заред полюбила его не за деньги. Просто полюбила. Полюбила, поняв, что он не ее враг.
— Не надо, — прошептал он.
Заред стянула шоссы и уставилась на мужа. Не успел он оглянуться, как она бросилась ему на шею. Он поймал ее в тот момент, когда она обхватила ногами его талию. Крепко стиснул ее голую попку и припал губами к губам.
Они любили друг друга, как люди, умирающие от желания, так жарко и быстро, как позволяли их упругие молодые тела.
Когда они закончили, Заред полусидела на полу, прижатая спиной к деревянному сундуку, а спина Тирла была согнута под таким неестественным углом, которого абсолютно невозможно достичь в обычных условиях.
— Ты прикончила меня, — простонал он, а когда смог снова двигаться, отнес на кровать, потянул на себя и прикрыл их обоих простыней.
Заред немного полежала, зажмурившись от страха и счастья. Она пробыла в замке Говардов четыре дня и часто видела Тирла, который до этого часа ее не замечал. А она все время боялась, что у него не осталось к ней никаких чувств. Но когда муж все-таки узнал ее и обдал гневным взглядом, она сразу поняла, что он по-прежнему принадлежит ей.
Заред подняла голову и поцеловала его подбородок.
— Простишь меня?
— Нет.
Его губы произнесли «нет», но рука ласкала волосы, а глаза смотрели с любовью.
— Придется мне усерднее пытаться завоевать тебя. Когда ты оправишься после сегодняшних испытаний, я проделаю с твоим телом кое-что новенькое.
— Правда? — заинтересовался Тирл и оттянул ее голову за волосы, чтобы взглянуть в глаза. — Что ты здесь делаешь, негодница? Ждешь ночи, чтобы открыть ворота поджидающему невдалеке брату?
— Можешь бодрствовать всю ночь и следить за мной, если не доверяешь, — посоветовала она, потершись попкой о его бедра.
Он прижал ее к груди.
— Ты проклятие моей жизни. Как я жалею, что люди моего брата похитили тебя! Не повстречай я тебя, моя жизнь была бы куда проще и спокойнее!
— Ты так не думаешь, — уверенно объявила Заред, приподнявшись, чтобы взглянуть на него. — Я пришла сюда не из ненависти, не желая предать тебя, а из одной лишь любви. Хотела прийти раньше, но Лайана упросила меня подождать. Она каким-то образом ухитрялась получать известия о тебе. Я…
Она замялась. Тирл подозрительно прищурился.
— И не думай ничего от меня утаивать!
— Хорошо. — Заред прерывисто вздохнула. — По-моему, это жена твоего брата посылала гонцов, и те сообщали, что с тобой все хорошо. Когда ты едва не умер, мы с Лайаной целыми днями стояли на коленях в часовне, моля Бога о твоем выздоровлении. Энн Маршалл к тому времени приехала в Морей и тоже молилась с нами.
Тирл кивнул. Возможно, молитвы женщин помогли ему справиться с болезнью.
— Бьюсь об заклад, твои братья не молились о выздоровлении Говарда.
— Вот тут ты ошибаешься, — покачала головой Заред. — Роган изменился. Пока не знаю насколько, но он стал другим. По-моему, всему причина осознание того, что он едва не потерял сына, а потом лишь по чистой случайности оставил в живых человека, спасшего мальчика. Сыграли роль и увещевания Лайаны. То, что она пыталась втолковать много лет, наконец-то пустило корни, и он опомнился. Вряд ли он хочет растить сыновей, чтобы их безжалостно убили. Думаю, он хочет дожить до того, чтобы увидеть внуков.
— На чьих поместьях?
— Не знаю. Лайана говорит, что с таким приданым, как у нее и Энн, можно построить новый замок или отремонтировать старый. Кажется, Роган обдумывает эту мысль.
Тирл согласился, что для упрямого, иссушенного ненавистью Рогана это большие перемены.
— Ты знаешь моего брата с худшей стороны. Но в душе он добр и мягок. И не хочет никого убивать. Он был… так жесток с тобой, боясь, что ты повредишь его семье. На его месте ты вел бы себя точно так же, не находишь?
— Значит, он был жесток по необходимости? — бросил Тирл, стараясь сдержать гнев при воспоминании о несправедливостях, которым был подвергнут. Но это оказалось нелегко. К сожалению, он вполне мог понять обе стороны. — Итак, что заставило тебя явиться сюда?
Она поцеловала его в шею.
— Я говорила. Не могу жить без тебя. Ты меня смешишь.
— И очень я рассмешил тебя в тот день, когда твои братья меня избили? — проворчал Тирл.
— Нет, тогда я не смеялась. Но сказала, что хочу уйти с тобой и остаться навсегда.
— До тех пор, пока опять не посчитаешь, что я причинил зло кому-то из твоих драгоценных братьев?
— Нет. Отныне я верю только тебе. И всегда буду на твоей стороне. Против них.
Несколько минут он лежал совершенно неподвижно. Потом поднял голову и долго смотрел в ее глаза. И увидел, что она не лжет. В ее глазах сияла не только любовь, но и преданность, верность и доверие.
Он прижал ее голову к своей груди.
— И что нам теперь делать? Ты не можешь оставаться здесь.
— Я останусь там, где ты. Собираешься идти в бой? Я буду рядом.
Тирл улыбнулся и вздохнул:
— Вряд ли это потребуется. Но, если ты останешься здесь, вполне возможно, начнется битва. Мой брат наверняка уже прослышал о случившемся сегодня утром и потребует объяснений.
— Скажи, что ты воспылал пристрастием к мальчикам и…
— Где ты слышала о подобном? — искренне ужаснулся муж.
— От Энн Маршалл. О, Тирл, она такая занимательная женщина! Столько всего знает! Просто удивительно! Мы с Лайаной ловим каждое ее слово!
— Этой женщине следовало бы держать рот на замке.
— Такой хорошенький ротик? — удивилась Заред. — Она прекрасна, верно?
— Как красивая ядовитая змея. Лучше скажи, как она ладит с Северном.
Заред звонко рассмеялась:
— Похоже, он ей нравится. Вряд ли он понимает ее лучше, чем мы с Лайаной, но в таких случаях просто целует или тащит в постель. По-моему, она иногда специально подначивает его, чтобы он почаще это делал.
Тирл тоже рассмеялся. Может, его ошибка в том, что он слишком внимательно слушал женщин? Наверное, нужно действовать, как Северн: когда женщина слишком много говорит, лучше просто уложить ее в постель.
— Чему еще Энн тебя научила? — спросил он, надеясь, что невестка показала ей какие-нибудь экзотические любовные игры.
— Она разгадала загадку.
— Я всегда считал, что Энн Маршалл очень хорошо умеет разгадывать загадки, — бросил он тоном, каким мужчины отзываются о чересчур умных, по их мнению, женщинах. — И какую же загадку она разгадала?
Несмотря на благие намерения стать идеальной женой, Заред не смогла сдержать гримасы отвращения при виде такого невежества.
— Загадку Перегринов.
— Прости мою глупость, но я не слишком много знаю о твоей семье.
— Бьюсь об заклад, что твой братец знает о загадке Перегринов.
Тирл не ответил, только взглядом попросил продолжать.
Она повторила загадку.
— Энн сказала, что ей все равно делать нечего в замке Морей: думаю, Северн все время боится, что она сбежит, и…
— Твой брат мудро делает, что тревожится по этому поводу, — пробормотал Тирл.
Заред ничего не ответила, потому что не хотела уделять много внимания брату и его строптивой жене. Страшно подумать, что между ними происходит! Когда об этом упоминалось при воинах гарнизона, те бледнели и выразительно трясли головами. А Северн вечно был покрыт глубокими царапинами и синяками.
— Энн уверена, что все дело в цвете волос, — заявила она и, когда Тирл недоуменно вскинул брови, продолжила: — Красное и черное. Цвет волос. — Она помедлила. — Первый ребенок Рогана и Лайаны…
— Тот, чью жизнь я спас? — с невинным видом уточнил он.
— Их первый ребенок родился рыжим, как отец, зато второй сын черноволос, как мать Рогана.
— Какое отношение это имеет к загадке?
— «Когда красное и белое сотворят черное». Видишь? У Рогана рыжие волосы, у Лайаны — почти белые, а вместе они сотворили черноволосое дитя.