— Объяснял тебе, как любить женщину? Да, должно быть, ты немало посмеялась. Скажи мне, хорошо я рассказывал?
Она покраснела, что очень удивило его. Он думал, что такое создание, как она, уже давно потеряло способность смущаться.
— Как у женщины, у тебя наверняка имеется свое мнение, — продолжал настаивать он. — В конце концов, ты слушала меня внимательно, и я почти уверен, что ты меня разглядела. Как бы ты оценила меня в качестве возможного любовника? Ты удовлетворена тем, что видела и слышала, или тебе напомнить?
Она сама напрашивается, убеждал он себя, так пусть получит. Он вложит в нее страх перед Богом, и после этого она, наверно, дважды подумает, прежде чем проделать свои фокусы с другим честным мужчиной.
— Ну? Говори, женщина. Ты славно умеешь завирать, уверен, что сможешь придумать какое-нибудь ловкое оправдание, чтобы перетянуть весы в свою пользу.
— Перетянуть? Что вы имеете в виду? Ведь вы, конечно, не собираетесь… наказать меня только за то, что я… что вы…
При звуке ее дрожащего голоса, при виде чего-то неопределимого, сиявшего в больших ясных глазах, Гедеон разрешил себе пережить момент спокойного удовлетворения. Наконец он одержал верх. Было краткое мгновение, когда маленькая хитрюга вкралась в его сердце и растрогала его. А он никому не разрешал бередить себя.
Будь проклята ее коварная маленькая душонка, она заслуживает наказания. А он имеет право на отмщение за все, что пережил из-за нее. Она выставила его дураком перед его собственной командой!
Она сама расстелила постель. Пускай в нее ложится. Он доведет ее до края соблазна. Он услышит, как она просит пощады, и тогда отправит ее домой с поджатым хвостом, как выпоротую ведьму.
— Вы намерены наказать меня, правда? — Ее плечи поникли. Уголки губ опустились. Он уставился на ее рот и не мог оторваться, пока не поймал себя на этом и не отвел взгляда.
— Конечно, это не будет наказанием, — мягко проговорил он и намеренно наклонился к ней. И вдруг почувствовал бесконечно слабое веяние сирени, идущее от ее волос. Сирень… сирень? Черт возьми, кто когда-нибудь слышал, чтобы китобой вонял сиренью?
Эта женщина была соблазнительницей самого худшего пошиба. Она носила штаны, выставляя напоказ всей стоянке ноги, обтянутые штанинами от интимного места до пальцев. Приблизившись, он схватил ее за запястье и рывком поставил на ноги, отметив вытаращенные в страхе глаза. От ярости и еще какого-то неведомого чувства у него свело кишки.
— Ты знала, да? Будь проклята твоя коварная маленькая душонка, ты знала, что я был в лесу в тот день, когда ты купалась. Ты нарочно разрешила мне вволю насмотреться!
Прю начала дрожать. Эта сторона натуры Гедеона была ей совершенно незнакома. Оставаясь внешне спокойной, она сказала себе: «Ты сумеешь быть с ним разумной, если не потеряешь голову».
— Гедеон, что бы вы ни думали о том, что я сделала, я искренне сожалею и прошу прощения. Но вам придется признать, что вас, как и меня, есть в чем упрекнуть. В конце концов, я не просила вас похищать меня и привозить…
Он вскинул брови, а потом моментально сощурился, и Прю решила переменить тактику. Если понадобится, она всегда сможет применить силу. Отец научил ее нескольким действенным способам ошеломить насильника, в случае если на нее нападут. Он научил и Прайда, как избегать нападений того же рода.
Невольно взгляд ее упал вниз, на уязвимое в этом смысле место, и она была потрясена, увидев, что оно неузнаваемо изменилось. Смятение, близкое к страху, пронзило ее. Она посмотрела ему в лицо и обнаружила, что он стоит, уставившись на ее рот. Тут Прю выпалила первое, что пришло на ум:
— Вы что, собираетесь поцеловать меня? Немного замявшись, он сказал:
— Поцеловать? Какой дьявол заставляет тебя думать, будто я хочу поцеловать тебя?
Прю покачала головой. Минутой назад она могла бы поклясться, что они оба в ярости. Сейчас она отнюдь не была уверена в этом.
— Вы смотрели на меня так же, как обычно пялился Альберт, когда… Ох, черт!
Все пошло неправильно. И к тому же она не успела подготовиться. Она представляла, какой будет чисто вымытой, беленькой и мягкой в красивом шелковом платье с отделанным кружевами вырезом. И от этих кружев ее маленькая грудь будет казаться больше, чем она есть на самом деле. Волосы тоже станут мягкими и благоухающими, и она уложит их на голове в изысканной прическе, как и подобает леди. И наверно, у нее будет кружевной веер, чтобы флиртовать с…
А вместо этого она одета как китобой, и выглядит как китобой, и, что бесконечно хуже, пахнет как китобой, сколько ни отмывалась французским мылом. От солнца, ветра и соли кожа стала коричневая, как кофейное зерно, и волосы были причесаны точно так же, как у Гедеона.
Проклятие и еще раз проклятие! Разве она может надеяться, что заставит его влюбиться? Прю не предполагала, что ее обман будет раскрыт прежде, чем она подготовится к завоеванию своего мужчины!
— С какой стати ты думаешь, что мне хочется поцеловать тебя… Хэскелл? — повторил вопрос Гедеон. — Признаюсь, мне любопытно.
— Не могли бы вы забыть, что я спросила об этом? — И она опять понурилась, потерпев поражение.
Не обращая внимания на ее слова, он продолжал:
— Разрази меня гром, если я могу вообразить, что мужчина вдруг захотел бы поцеловать воровку, да еще в робе китобоя и с обгоревшим носом.
Что-то в его манере подсказало Прю, что он не так сердит, как был минутой раньше. И это придало ей смелости посмеяться вместе с ним:
— О да! По-моему, ни один мужчина не захотел бы.
— Хэскелл?
— Гмм? — Прю рассеянно думала, как ей спасти гордость, прежде чем она не потеряла что-то большее.
— А что, если такой мужчина есть? — Когда она подняла голову, он продолжал: — Который захочет поцеловать тебя? Что тогда?
— Ох, я не знаю. Это будет зависеть от мужчины. Разве не так?
— Зависеть от мужчины?
Теперь он играл с ней. Она это понимала, но совершенно не знала, что же ей делать.
— Я имею в виду, что это будет зависеть от того, кто он и захочу я или нет, чтобы он поцеловал меня.
— А если ты не захочешь, а он все равно поцелует?
Ее негодование странно не вязалось с видом оборванца.
— Знаете, у меня есть способы защититься. Отец перед смертью научил меня парочке приемов.
Веселая улыбка тронула уголки твердых губ Гедеона.
— Ах, сколько же тебе было тогда… всего-то около пяти? Ведь он умер лет десять назад, как ты, по-моему, говорила мне.
— Значит, мне тогда было восемь, — спокойно уточнила она. И, подумав о защитных Методах, которые ей не раз приходилось применять, сделала ошибку — снова посмотрела на причинное место Гедеона.
Он вытаращил глаза, разгадав ее намерение.
— О нет! О-о-о-ох, нет! Тебе не удастся. — И быстрым движением, похожим на удар хлыста, он одной рукой сгреб оба ее запястья и согнулся углом, чтобы избежать возможной опасности.
— Не понимаю, что вы подумали… Гедеон, вы такой большой… ой, вы делаете мне больно!
Он моментально ослабил хватку, но не отпустил ее.
— Проклятие, пора уже кому-нибудь научить тебя, маленькая ведьма, поведению, подобающему женщине! — И прежде чем она успела запротестовать, он с безумным взглядом притянул ее к себе, наклонил голову, и его твердые губы впились в ее рот.
Теперь от его игривого настроения не осталось и следа. Все выглядело так, будто напряжение между ними, которое то вспыхивало, то гасло, словно летние молнии, наконец достигло своего предела. Схватив в пригоршню волосы, завязанные у нее сзади, он держал ее, точно в плену, пока не заставил ее губы раскрыться, и язык его властно ворвался внутрь.
Головокружение волнами накатывало на Прю. Она не могла дышать. Не могла думать. Он пытается задушить ее! И в этот момент он переместил губы к ее щеке. Она резко дернула головой, хватая ртом воздух.
— Нет! Гедеон! Я… я передумала! Мне не нравятся поцелуи, от которых больно!
Его зубы покусывали крохотную мочку уха. Прю подняла кулак и ударила его в плечо. С таким же успехом она могла бы и поберечь свои силы: он не обратил ни малейшего внимания на это слабое сопротивление.
— Чем раньше ты научишься знать свое место, тем раньше…
— Свое место!
Теперь он спустился ниже и покусывал ей шею. И от чего-то, несомненно от рома, который она выпила, у нее подкосились колени и стянуло живот. И что удивительно, это было даже приятно.