— Пока достаточно, — вздохнула Кармен.
Донья Матильда вновь бережно завернула бесценную книгу.
Кармен нервно поерзала на скамье, придумывая чем бы еще заняться. Потом она уронила с пальца кольцо, подаренное женихом, и долго шарила по дну повозки, пока не нашла потерю. Все это время дуэнья вопросительно поглядывала на Кармен, но от замечаний воздержалась. Вместо этого она стала пристально вглядываться в пустынное пространство, якобы чем-то заинтересованная, и предоставила Кармен самой себе.
Кармен выпрямилась и достала темно-коричневую кожаную сумочку. Она еще раз взглянула на кольцо, развязала кожаный шнурок и бросила кольцо в мешочек, где хранились другие ее драгоценности. Услышав, как оно глухо звякнуло, Кармен незаметно улыбнулась.
Она приподняла мешочек, оценивающе взвесила его в руках. В нем было все ее состояние, ее приданое, все, что она имела. Ее Дядя решил, что во время длительного путешествия из Севильи по Санта Фе наиболее безопасно и удобно везти драгоценности с собой, поэтому он продал все, что досталось Кармен от отца и купил драгоценности и золото.
Кармен уже истратила большую часть золота, полученного от дяди, на еду и жилье для себя и доньи Матильды. Кармен купила повозку и волов у семьи, которая прибыла из Мехико с караваном и решила остаться в Эль Пасо дель Норте. Последние золотые монеты ушли на этот путь — от Эль Пасо дель Норте до Санта Фе.
В коричневом мешочке были изумительные рубины, гораздо прекраснее, чем на перстне, подаренном ей Хосе Энрике Дельгадо, хотя Кармен неохотно признавала это. Она думала, что Дельгадо вынужден был вложить деньги в ртутные рудники или соляные копи, и у него просто не оказалось нужной суммы, чтобы купить более дорогой перстень для своей невесты. Зачем быть привередливой?
А еще в ее мешочке были топазы, сапфиры, сверкающие бриллианты и редкие камни всех цветов в разных оправах. Одни были вставлены в перстни, другие — в кулоны, ожерелья, браслеты, броши, во всякие мыслимые и немыслимые женские украшения.
Иногда, когда ее дуэнью смаривал сон, Кармен доставала заветный мешочек и играла со своими драгоценностями — как будто с красивыми блестящими игрушками. Она переливала их, как воду сквозь пальцы, надевала на шею ожерелья, одно поверх другого. Закончив играть, она бережно собирала их и складывала обратно в мешочек, который затем прятала под войлок, покрывающий дно повозки.
— Госпожа, — подала, наконец, голос донья Матильда, — лучше оставьте перстень на пальце. Ваш жених будет недоволен, когда увидит, что вы его сняли.
— В самом деле, — улыбнулась Кармен. — Я совсем не подумала об этом.
Как могла она этот бесценный для нее дар положить так просто вместе с другими украшениями? — упрекала она себя. О чем она думала? Это же дар от него, памятный подарок от ее нареченного, ведь ценность этого перстня много выше его стоимости. Отныне он всегда будет на ее руке.
Она внимательно посмотрела на свою спутницу. Старая дева, дальняя родственница семьи Дельгадо, благородного происхождения, в юные годы не получившая достойного предложения, донья Матильда теперь вынуждена содержать себя, служа дуэньей у молодых девушек из этой семьи. Каждая из ее питомиц, выйдя замуж, забывала свою дуэнью, а та, слегка постарев и поседев, вскоре принимала под опеку следующую девицу из рода Дельгадо. Кармен иногда задумывалась, сколько юных девушек из этого рода опекала донья Матильда, но считала невежливым спрашивать об этом.
— Вы когда-нибудь встречались с Хуаном Энрике? — спросила она. Она и раньше пыталась расспросить о нем донью Матильду, но обнаружила, что очень трудно получить от той более или менее полную информацию. Пожилая женщина, обычно прямая и резкая в своих суждениях, всегда очень сдержанно говорила о своих родственниках.
Пока ее спутница думала над ответом, Кармен разыскала тоненькую пачку писем, которую везла с собой. В этой пачке, перевязанной алой ленточкой, рядом с желтым, помятым письмом от тетушки Эдельмиры, удачно догнавшим ее в Эль Пасо дель Норте, лежало одно-единственное послание от Хуана Энрике Дельгадо.
Кармен раскрыла его, еще раз прочла строчки, написанные красивым витиеватым почерком, и счастливо вздохнула. Цветистый слог письма заставлял и сейчас ее сердечко замирать от счастья, как и тогда, когда она первый раз прочла эти строчки. Она кончила читать послание, которое и так помнила наизусть, и закрыла глаза, чтобы снова и снова представить себе благородные и нежные чувства, выраженные в письме. Кто может сравниться по благородству и образованности с Хуаном Энрике Дельгадо? Она сурово подавляла в себе воспоминание о суровом лице, резкие черты которого освещали холодновато-голубые глаза. Нет, конечно, нет. На всем обширном пространстве Новой Испании нет мужчины достойнее, чем Хуан Энрике.
Она тоже писала ему. Она решила сама, в собственноручных письмах сообщать ее нареченному о времени отъезда и прибытия в разные пункты, обо всех происшествиях в пути — обо всем, что, по ее мнению, должно было его интересовать. Невозможно было узнать, дошли ее письма до адресата или нет, но хотелось надеяться, что дошли.
— Хуан Энрике, — произнесла ее дуэнья, слегка откашлявшись, — всегда был хорошим мальчиком.
Это была ужасная ложь, и донья Матильда почувствовала себя неловко, но не могла же она сказать этой девушке правду о ее женихе. Дело в том, что Хуан Энрике приводил в ужас всех родственников и знакомых, в чьих родовых поместьях он когда-либо был принят. Матильда Хосефа могла бы порассказать многое о распрекрасном женихе Кармен. Однажды в детстве он поджег хвост дворовому коту и животное в ужасе пронеслось по конюшне и по стойлам, все поджигая на своем пути. Находчивый конюх выплеснул на бедное животное ведро воды, но кот все равно погиб.
В другой раз Хуан Энрике уговорил простоватого соседского мальчишку покататься в бочке по дороге и уже собирался скатить его с моста к реку — слава Богу, подоспел старший брат Хуана и остановил проказника.
А позже… Хорошо, что семье удалось замять дело с его сводной сестрой и их незаконорожденным ребенком!
Матильда Хосефа догадывалась, что большая часть денег поступает к Хуану Энрике не от ртутных рудников и соляных копей, а из фамильных сундуков. Старый гранд до сих пор посылает деньги своему непутевому сыну, лишь бы он не возвращался в Испанию. Что ж, неплохая сделка — усмехнулась про себя донья Матильда.
О, да! Она могла бы рассказать этой молодой женщине пару-другую историй из жизни человека, за которого та собиралась выйти замуж. Донья Матильда задумчиво прикрыла глаза — и вздохнула. Нет, не надо… Лучше ничего не рассказывать. В течение многих месяцев, пока длилось их путешествие, она заботилась о Карменсите (такое уменьшительное имя она дала своей юной спутнице). Своевольная и упрямая, Карменсита тем не менее всегда думала о том, чтобы ее дуэнья была сыта и хорошо устроена. Матильда Хосефа очень ценила это и была склонна оправдывать некоторую импульсивность своей подопечной юной пылкостью чувств. Ей не хотелось думать, как жизнь с Хуаном Энрике может изменить эту пылкую душу. Оставалось надеяться на то, что он, повзрослев, стал более сдержанным в своих поступках и более внимательным к окружающим. Матильда Хосефа с сомнением вздохнула и стала смотреть на пустыню.
Обстоятельства сложились так, что донье Матильде некуда было податься в Севилье. Несчастную сводную сестру Хосе Энрике, у которой она также была дуэньей и в которой души не чаяла, поселили в маленьком деревенском домике, подальше от фамильных владений, но Матильда Хосефа не пожелала разделить с нею пожизненное заключение. Поэтому пришлось искать себе другое место.
Да, если бы Карменсита знала, за кого выходит замуж, она повернула бы обратно свою повозку. Донья Матильда достаточно хорошо узнала свою подопечную, чтобы понять ее ум и доброту. Пусть она своевольна и импульсивна, но именно эти черты ее характера в сочетании с независимостью суждений, возможно, приведут к тому, что познакомившись поближе с Хосе Энрике, она откажется от брака с этим человеком, брака, который придумал для нее глупый дядюшка. И Матильда Хосефа знала, что когда наступит такой момент, она не оставит свою питомицу, даже если им придется с позором покинуть Санта Фе. Потому что лучше позор, чем видеть, как эта чистая душа будет растоптана таким подонком, как Хуан Энрике.
Матильда Хосефа закашлялась от пыли, которую взбили копыта проскакавшей мимо гнедой лошади.