Когда он в следующий раз выглянул в окно кареты, волнение охватило его. Куинлан откашлялся.
– Выгляните в окно.
Вздохнув, чтобы успокоить дыхание, Мэдди наклонилась вперед. И тут же поняла, почему замок Хайбэрроу всегда именовали полным титулом. Она выросла в Халверстон-Холле, но он ничуть не походил на то, что предстало перед ее глазами. В голубое небо поднимались серые шпили огромного дворца, раскинувшегося в центре обширной лужайки. Березовые и дубовые деревья окаймляли пространство с трех сторон, а за ним лежало спокойное, как зеркало, озеро.
– Это… очень мило, – произнесла она, стараясь побороть неожиданную робость.
Маркиз засмеялся.
– Постарайтесь, чтобы это не услышал его светлость. Он не оценит, что четырехсоттридцативосьмилетний символ саксонской стойкости и доблести назвали «милым».
– О, понятно, – рассеянно ответила Мэдди, не отрывая взгляда от серого камня замка Хайбэрроу. Он был великолепен, его архитектура предполагала, что он должен быть неотразимым, подавляющим и устрашающим. Но она не собиралась подпадать под его влияние. – Мистер Бэнкрофт много рассказывал мне о герцоге.
Куин искоса взглянул на нее.
– Прекрасно.
Еще минут двадцать карета ехала по лесистой лужайке, вверх по пологому склону, затем по мосту крепостного вала к подъездной дорожке, ведущей к замку Хайбэрроу.
Хотя Мэдди раньше не видела его обеспокоенным, ей показалось, что Куинлан нервничает. Но сейчас это была не его вина. Она достаточно слышала о герцоге Хайбэрроу, чтобы понимать, что он вряд ли благосклонно воспримет весть о ее приезде. Девушка абсолютно не беспокоилась по поводу маркиза. Она ведь пыталась уехать, но он с мистером Бэнкрофтом настояли на том, чтобы она осталась. Все дело было не в ее, а в их упрямстве.
Карета остановилась. Какое-то мгновение Куинлан сидел, глядя на девушку.
– Я не буду просить, чтобы вы вели себя должным образом, потому что знаю, что тогда вы поступите наоборот, даже если от этого будет зависеть ваша жизнь, – сказал он.
– Я поступлю так, как следует, чтобы сохранить свою жизнь, – возразила Мэдди. – Я не идиотка, но это к делу не относится.
– Это касается вашей чести. Разве это не одно и то же?
– Когда-то я тоже так думала, – ответила она.
Задвижка отодвинулась, и безупречно одетый слуга открыл дверь кареты.
– Добро пожаловать, лорд Уэрфилд, – произнес он, кланяясь.
– Спасибо. – Маркиз жестом указал, чтобы Мэдди вышла первой.
Слуга, с любопытством глядя на нее, помог ей спуститься на землю, затем повернулся к Куинлану, но тот вышел сам. Мэдди подняла глаза. Огромное жилище с бесконечными рядами окон, надменно смотрящих на поросшее пышной зеленью графство Суффолк, выглядело вблизи еще величественнее.
– Его светлость дома?
– Да, милорд. Герцог и герцогиня пьют чай в южной гостиной.
– Отлично.
Дворецкий стоял, держа входную дверь открытой, также уважительно приветствуя маркиза. Куинлан передал ему шаль Мэдди и свою шляпу с перчатками, взял ее под локоть и повел вдоль длинного холла с высоким сводчатым потолком. Одна стена сверху донизу была увешана портретами, изображавшими мужчин и женщин, как одетых по последней моде, так и закованных в латы саксонских вождей со свирепыми глазами.
В то время как Лэнгли был открытым и теплым, Хайбэрроу, казалось, специально был устроен так, чтобы Мэдди ощутила большее волнение, чем когда-либо. Слуги появлялись и исчезали через многочисленные двери молча, за исключением тихо произнесенных в сторону лорда Уэрфилда слов: «Добрый день, милорд».
В конце холла маркиз остановился. Он отпустил локоть Мэдди и спросил:
– Мне лучше сначала все объяснить вам или же вы сразу войдете со мной в клетку со львами?
– Вы спрашиваете это ради меня или же ради самого себя? – холодно осведомилась она, несколько успокоенная его напряженным состоянием.
Куин неопределенно хмыкнул:
– Подозреваю, что вы станцуете на моей могиле. – Он постучал в дверь.
Она пожала плечами:
– Если я когда-нибудь посещу ее.
– Входите, – раздался нежный женский голос.
Если у Мэдди и были сомнения относительно портрета старшего брата, нарисованного мистером Бэнкрофтом, они исчезли, как только маркиз ввел ее в южную гостиную. Герцог Хайбэрроу сидел у окна, полуденное солнце серебрило седину в его темных волосах. Холодные карие глаза под прямыми черными бровями оторвались от «Лондон таймс», остановились на сыне и мгновением позже переместились на нее.
Мэдди неожиданно остро осознала дешевую ткань своего платья для путешествий и трижды переделанную желтую шляпку на голове. Но у нее не было желания позволить им это заметить. Слегка вздернув подбородок, она остановилась рядом с Куинланом, обводя глазами комнату. Каждый предмет из серебра, от подсвечников до ложки, лежащей на чайном подносе, сиял ярче, чем звезды. Ни на чем не было ни пылинки, тем более на почти зеркальной поверхности полированной мебели красного дерева.
– Ты так скоро вернулся? – проворчал холодный низкий голос. Глаза Мэдди вернулись к герцогу.
– Рад снова видеть тебя, отец, – ответил Куинлан таким же холодным тоном, Мэдди с любопытством взглянула на него, потому что ни разу не слышала, чтобы он говорил как… титулованная особа.
– Добро пожаловать домой, Куин, – сказала маленькая женщина, поднимаясь с одного из кресел возле камина, чтобы взять маркиза за руку. Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
Серебристо-светлые волосы были завиты на макушке, а ее изящная фигурка задрапирована в прекрасное зеленое с белым муслиновое платье. Глаза герцогини были того же нефритового цвета, что и у сына, хотя в них поубавилось теплоты, когда она взглянула на Мэдди.
– И кто же это с вами? – спросила она, и в ее голосе прозвучало лишь легкое удивление.
– Позвольте мне представить вам мисс Уиллитс. Мэдди, герцог и герцогиня Хайбэрроу.
– Ваша светлость, – сказала Мэдди, приседая и наклоняя голову и остро ощущая, как далеко сейчас до Сомерсета, ее друзей и знакомых. Она взглянула на Куинлана. Он мог бы стать ее союзником здесь, но вряд ли на него можно положиться. Вернее, она не позволит себе опереться на него. Одна, опять одна.
– Откуда она? – Герцог остался сидеть и был далек от того, чтобы подняться на ноги и поприветствовать ее или сына. Вместо этого он скрестил вытянутые ноги и перевернул страницу газеты.
– Из Лэнгли. – Куинлан улыбнулся ей, его глаза предупреждали, что она должна держать себя в рамках. – Она была компаньонкой дяди Малькольма.
– Я и есть компаньонка мистера Бэнкрофта, – вежливо поправила его Мэдди, пытаясь не смотреть в сторону герцога, поразившего ее своей грубостью. Но, в конце концов, как ни странна была эта мысль, Куин просто мог чувствовать себя смущенным. Она оправдала его за недостаточностью улик, ради мистера Бэнкрофта. Она дала слово перенести всю эту глупость, и она сдержит его – если остальные блестящие Бэнкрофты будут придерживаться того же.
Герцог взялся за газету и возобновил чтение.
– Шлюха Малькольма, ты имеешь в виду?
Мэдди покраснела, а маркиз сделал резкое движение.
– Нет, его компаньонка, – ровным голосом поправила Мэдди, прежде чем это сделал Куин. – И он чувствует себя гораздо лучше. Доктор даже сказал, что не верит, что паралич будет пожизненным. Благодарю вас за вашу заботу.
Удивленное выражение на лице герцогини стало еще заметнее, а «Лондон таймс» был быстро сложен и брошен на пол.
– Вы дерзкая особа, не так ли?
Герцог встал. Куинлан был выше отца, но Льюис Бэнкрофт мощнее своего худощавого сына. Мэдди подвинулась поближе к маркизу.
– Что она здесь делает, Куинлан?
Маркиз на мгновение заколебался, очевидно, подбирая слова.
– Она старшая дочь виконта Халверстоуна. Вы, может быть, помните…
– Вы – та самая, кого отверг Чарлз Данфри, когда обнаружил вас оскорбительно общающейся с одним из его друзей. – Хайбэрроу рассмеялся. – И теперь вы устроились у бедного инвалида Малькольма. – Он взглянул на Куинлана. – Или собираетесь запустить когти в моего сына?
– Отец! – резко произнес Куин.
Именно к такому отношению со стороны знати Мэдди и привыкла. И все же осознание этого заставило ее почувствовать себя более раскованно и получить подтверждение тому, что некоторые из ее воспоминаний и предположений оказались справедливыми. Она начала закипать.
– Нет, ваша светлость.