Розабел перестала намазывать на тост клубничное варенье и уставилась на Клер.
— Ты, в самом деле, так думаешь, Брауни? Мне он показался ужасно скучным, хотя он и вправду потрясающе красив. Ты заметила, как чудесно мы смотрелись с ним, когда танцевали?
Они действительно были прекрасной парой. Она — хрупкая и прекрасная, и он — мужественный и высокий. Вспомнив проникновенный взгляд его темных глаз, Клер почувствовала, как по коже у нее пробежали мурашки. При одном воспоминании об этом мужчине ей стало жарко.
— Помимо приятной внешности и размера банковского счета, немаловажное значение имеет характер мужчины. В компании он может вести себя благопристойно, а наедине с вами позволять себе вольности.
— Прошу меня простить, — ледяным тоном сказала леди Эстер, — но я не знаю мужчины более достойного, чем граф Рокфорд.
О, если бы они только знали…
— Простите, если я в своем беспокойстве зашла слишком далеко, миледи. — И, усмотрев возможность несколько продвинуться в своем расследовании, добавила: — Я просто вспомнила одну фразу из «Макбета». «Зло есть добро, добро есть зло».
Она смотрела на мать и дочь, ожидая, когда они вспомнят. Эту цитату Призрак оставил на месте одного из преступлений, и Клер сильно рисковала, напомнив им о ней. Если кто-то из них имеет отношение к интриге против ее отца, ее цитирование может показаться им подозрительным.
Судя по выражению их лиц, эта фраза им ничего не говорила.
— Я не очень люблю Шекспира, — заявила Розабел, отпив из чашки шоколад. — Я вообще, как правило, не могу разобрать, что произносят актеры.
— Эта фраза означает, что мы не должны судить о человеке по внешним признакам, — объяснила Клер. — Иногда привлекательный человек на поверку оказывается насквозь испорченным.
Карие глаза леди Эстер превратились в два ледяных кинжала.
— Миссис Браунли, вы забываетесь. Нет ничего неприличного в том, чтобы девушка прокатилась в Гайд-парк со своим женихом. Я больше не желаю слушать эти нелепые возражения.
Ее резкий тон заставил Клер умолкнуть. Она прекрасно сознавала свое положение. Слугам не положено высказывать свое мнение, даже если оно касается такого важного предмета, как честь юной леди. Она утешилась тем, что, по крайней мере, предупредила Розабел о грозящей опасности.
Но когда Клер взглянула на девушку, та подмигнула ей. В ее ярких голубых глазах плясало веселье. И Клер поняла, что ее предупреждение принесло больше вреда, чем пользы. У Розабел проснулся интерес к лорду Рокфорду.
Глава 4
Палец у меня зудит,
Что-то грешное спешит.[5]
Саймон заехал за Розабел в три часа, но девушка еще не успела одеться, поэтому ему пришлось дожидаться ее в гостиной в обществе ее брата лорда Фредерика и леди Эстер.
Саймон предпочел бы провести это время в трущобах, вылавливая преступников. Азарт преследования привлекал его гораздо больше, чем скучная светская беседа. Но делать нечего: женитьба предполагает период ухаживания. Сам он предпочел бы не тратить на это драгоценное время, но тогда в обществе их могли бы осудить.
Лорд Фредерик явно страдал после бурно проведенной ночи. Он развалился в кресле и внимательно изучал свои ногти. За прошедшие полчаса он успел поиграть большими золотыми пуговицами своего модного желтого сюртука, подергать накрахмаленные оборки рубашки и расправить несуществующие морщинки на темно-зеленых бриджах. Глядя на его торчащие уши и растрепанные светлые волосы, Саймон подумал, что он похож на скучающего школьника на уроке.
Сразу было видно, что мать заставила его играть роль гостеприимного хозяина, однако Фредерик даже не попытался изобразить радушие. Он игнорировал все попытки вовлечь его в общую беседу, и леди Эстер приходилось отдуваться за двоих. Она не уставала перечислять достоинства своей дочери.
— Фредерик, дорогой, расскажи, как чудесно выглядела твоя сестра на своем первом балу.
— Чудесно? — Зевнув, он вытянул Ноги и начал рассматривать свои туфли. — Раз ты так говоришь, мама, верно, так оно и было.
Леди Эстер нахмурилась, но затем перевела взгляд на Саймона, и на лице ее появилась сияющая улыбка.
— Первый танец Розабел танцевала с Фредериком. О, как она была прекрасна в этом белом шелковом платье и с бриллиантовым колье на шее, которое досталось ей в наследство от бабушки! Мужчины наперебой приглашали ее танцевать. Многие говорили, что она самая красивая девушка в этом сезоне. — Леди Эстер поднесла к лицу кружевной платочек и довольно правдоподобно изобразила смущение. — Но вам, наверное, может показаться, что я хвастаюсь.
— Разве можно винить вас за то, что вы говорите правду? — любезно возразил Саймон. — Леди Розабел, в самом деле, красавица.
За дверями послышалось хихиканье.
— Благодарю вас за такой отзыв, милорд.
Розабел впорхнула в гостиную, и Саймон встал. Она выглядела необыкновенно свежей и юной в бледно-зеленом муслиновом платье, которое выгодно подчеркивало ее чудесный бюст. Соломенная шляпка с зелеными лентами обрамляла нежное личико. Розовые губы, напоминали лепестки розы, ясные голубые глаза сверкали от удовольствия. Невинная и обольстительная, она была воплощением мечты любого мужчины.
Однако Саймон при виде Розабел был неприятно поражен: сегодня она показалось ему еще более юной, чем в первый раз. Пожалуй, она даже моложе, чем его сестры, подумал он.
Затем его взгляд остановился на женщине, стоявшей позади нее. Миссис Клара Браунли казалась тусклой тенью своей хозяйки. Серая шляпа почти полностью скрывала туго стянутые на затылке темные волосы. Мешковатое платье уродливо висело на ее тонкой фигуре. Однако взгляд, который она вперила в него, был отнюдь не лишен блеска. Голубые глаза за стеклами очков с золотыми дужками смотрели на него с явным неодобрением.
Саймон не привык, чтобы слуги глазели на него столь бесцеремонным образом. Возможно, поэтому у него возникло чувство, словно он внезапно очнулся ото сна.
Он попытался разобраться, почему эта женщина так занимает его. Вечера ночью он обнимал ее намного дольше, чем это оправдывали обстоятельства. Его воображение распалилось, когда он ощутил женственные изгибы ее тела и слабый запах лаванды. Темнота сыграла с ним злую шутку: он принял ее за леди. За леди, которая могла бы стать его женой.
И как жестоко он обманулся.
Если быть честным с собой до конца, она, вероятно, тоже была не в восторге оттого, что он навязался ей в провожатые. Их случайное объятие ввело ее в заблуждение относительно его намерений. И теперь она, без сомнения, считает, что он — беспутный повеса, который может погубить репутацию леди Розабел.
Однако его намерения были прямо противоположными. Хотя какой-то бесенок внутри подбивал Саймона оправдать опасения Клары Браунли.
Он приблизился к Розабел и, склонившись в поклоне, запечатлел поцелуй на ее руке, обтянутой перчаткой.
— Вы сияете, словно весенний день, миледи. Возможно, нам не следует ехать в парк: при виде вас все цветы завянут от стыда.
— Розабел улыбнулась, показав ямочки на щеках.
— Но я так ждала этой прогулки.
— Ваше желание для меня закон. Отныне я буду делать все, что вы пожелаете. — Он понизил голос и промурлыкал: — Я не могу дождаться минуты, когда мы останемся наедине.
Она игриво хлопнула его по руке кружевным ридикюлем.
— О, вы сегодня негодник, милорд.
Миссис Браунли у нее за спиной сжала губы. Ее голубые глаза потемнели от гнева, и она выступила вперед с таким лицом, словно собиралась его отчитать. Саймон с наслаждением ожидал ее упреков.
— Миссис Браунли, — прозвенел голос леди Эстер, — вы уже управились с починкой белья?
Глаза миссис Браунли широко открылись, но она быстро опустила их, уставившись в мраморный пол.
— Еще нет, миледи. Я как раз собиралась идти наверх и продолжить работу.
Ее дерзкий надменный взгляд и униженный тон представляли столь разительный контраст, что Саймон почувствовал себя заинтригованным. Но она, по крайней мере, понимает, кто платит ей деньги.
Однако прежде, чем уйти, миссис Браунли бросила на него еще один пронзительный предупреждающий взгляд.