Молодой человек, стоявший справа от постели, неуверенно произнес:
– Хаксем говорит, что сыпь появляется на седьмой, девятый или одиннадцатый день.
– Исходя из моего опыта, сыпь выступает на третий день, – терпеливо отозвался ее жених, словно успокаивая беспокойного пациента. В его голосе слышался французский акцент, и Линнет вспомнила, что он провел большую часть жизни в этой стране со своей матерью.
– Твой опыт ничего не стоит! – резко бросил один из слушателей, стоявший по другую сторону кровати. Линнет не сразу заметила его за спинами других мужчин. – Как и Хаксема! Этот тип гадает на кофейной гуще. Седьмой, девятый… С таким же успехом он мог бы сказать, что сыпь появляется в новолуние. Все это черная магия.
– Сыпь сопровождается унынием и подавленностью, – продолжил ее жених со сдержанным укором. – Лобб придает этому симптому особое значение.
– А кто бы не впал в уныние, обнаружив у себя отвратительную сыпь? – поинтересовался все тот же резкий голос.
Герцог слегка передвинулся, чтобы видеть говорившего, и улыбнулся. Сердце Линнет упало, когда она поняла, что означает эта улыбка.
– Поинтересуйтесь у больного, не считает ли он свое состояние подавленным? Эта сыпь, возможно, означает, что пора рыть себе могилу. Разве этого недостаточно для уныния?
– Доштатошно, – донеслось с постели.
– Еще бы, – хмыкнул мужчина. – Почему бы вам не спросить у него, какого цвета небо?
Никто не откликнулся на это предложение.
– Гоубово, – сказал пациент.
Послышался смех.
– Ты осел, – заявил светловолосый доктор. Линнет не могла не согласиться с ним. Кем надо быть, чтобы потешаться над умирающим человеком?
Тут молодые люди расступились, и она увидела того, кто произносил все эти грубые реплики.
– Осел в этой комнате тот, кто ставит диагноз, не задав пациенту ни единого вопроса. У этого больного еле ворочается язык, заставляя его смешно шепелявить. Возможно, он распух, а может, пересыхает. В любом случае это плохой признак. Если язык пересыхает, это может указывать на потовую горячку. Но если он распух, что это означает?
Первым впечатлением от этого грубияна была его фигура, казавшаяся огромной. Белокурый врач был высоким и худощавым, но этот мужчина был еще выше и намного массивнее. Казалось, что его плечи вдвое шире, чем у других мужчин. Он состоял из одних мускулов и обладал какой-то хищной силой, казавшейся неуместной у постели больного. Он выглядел как предводитель викингов, явившихся с набегом, или чем там они занимались, чтобы обеспечить свое существование…
Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Его лицо тотчас окаменело.
Черты, казавшиеся красивыми у его отца, у него были резкими. В голубых глазах сверкал лед. Никто не стал бы чеканить такое лицо на римских или любых других монетах. Он выглядел слишком жестким, слишком свирепым… как зверь, вдруг поняла Линнет.
Его глаза, скользнув по ее лицу, двинулись по ее телу, словно она была пациентом, которому он ставил диагноз. Не отрывая от нее взгляда, он продолжил:
– Это сыпной тиф, болван. Его следовало поместить в восточное крыло, а не в западное, хотя, похоже, он больше не заразный. Можешь и дальше пилить конечности, но в диагностике ты ничего не смыслишь.
Он даже не сделал паузы, прежде чем переключиться на нее.
– Вы только посмотрите! Моему отцу и в самом деле удалось найти женщину, которая красивее, чем солнце и луна, вместе взятые. – В его голосе слышалось легкое презрение, заставившее Линнет внутренне сжаться.
– Пирс! – одернул его герцог.
Его сын перевел неумолимый взгляд с Линнет на отца, стоявшего рядом с ней.
– И в сопровождении моего любящего папаши, никак не меньше. Какая чудесная компания! И знаете что, парни?
Остальные доктора пребывали в искреннем изумлении. В отличие от графа все они восприняли Линнет, как обычно. Ей хватило одного беглого взгляда, чтобы в этом убедиться.
– Я собираюсь жениться, – объявил он. – На женщине, которая, очевидно, имеет сильное желание стать герцогиней. Ну разве я не везунчик? – Он двинулся вперед, обойдя кровать.
Линнет с трудом удержалась, чтобы не попятиться. Она внезапно поняла, что если она не даст ему отпор сейчас, то будет всю оставшуюся жизнь мишенью для его тиранских замашек.
Он подошел к ней вплотную, используя тот факт, что он намного крупнее, чтобы подавить ее волю.
– Мой отец сообщил вам, что я планирую прожить обычный жизненный срок? – поинтересовался он с нескрываемой иронией.
– Нет, он не упоминал об этом, – отозвалась Линнет, радуясь, что ее голос не дрогнул. Презрение, светившееся в его глазах, было так слабо завуалировано, что ее спина напряглась. – Но иногда планы меняются, – добавила она. – Остается лишь надеяться.
– Мои планы редко меняются. Мне бы не хотелось, чтобы вы примчались в Уэльс только потому, что рассчитывали присоединиться к похоронной процессии.
– Герцог рассказал мне о вас все существенное, – сказала Линнет, – а ваша репутация предоставила остальное.
Его глаза снова медленно скользнули по ее телу.
– Интересно. Мне он, похоже, рассказал не все.
Линнет повернулась к герцогу. Не может быть, чтобы он не упомянул в своем письме о ее предполагаемом ребенке… Глаза Марчента определенно задержались на ее раздавшейся талии.
Но тот смотрел на своего сына, как голодный на взбитые сливки. Здесь явно крылось нечто большее, чем ей казалось.
– А вы, должно быть, мой отец, – продолжил Марчент. В его голосе не было и намека на приветливость.
– Да, – ответил герцог с запинкой. – Да.
Последовало тягостное молчание. Было очевидно, что Марчент не собирается больше ничего говорить, а герцог, казалось, не осмеливался.
– Теперь, когда все мы познакомились, – радостно сказала Линнет, – пожалуй, нам следует спуститься вниз и оставить этого беднягу в покое.
Больной приподнялся на локтях, зачарованно уставившись на нее.
– Вы мне не мешаете, – прошамкал он, коверкая слова из-за своего распухшего языка.
Марчент перевел взгляд с пациента на нее.
– Красивая и любезная. Воистину у меня сегодня удачный день.
– Счастливое соединение семейства пробуждает в каждом лучшие качества, не так ли? – сказала Линнет, направившись к выходу. В дверях она остановилась и обернулась. Как она и ожидала, мужчины смотрели ей вслед, включая – как она не без удовольствия отметила – ее жениха, не говоря уже о пациенте. – Доктор?
– Полагаю, это относится ко мне, – отозвался Марчент, и лишь когда он двинулся к ней, она осознала, что он опирается на трость.
Он припадал на одну ногу, двигаясь, как раненный, но по-прежнему свирепый лев, еще более опасный из-за своего увечья.
– Не говорите мне, что его светлость забыл сообщить вам, что ваш будущий муж – калека, – сказал он, добравшись до двери. Он прошел мимо своего отца, словно не заметив, как рука герцога потянулась к нему, а затем упала.
Линнет решила приберечь фамильную улыбку для более подходящего случая.
– Он упомянул об этом, – отозвалась она. – Пожалуй, мне не стоит брать вас под руку, чтобы не свалить случайно с ног, – добавила она, проигнорировав тот факт, что он не предложил ей руки.
Марчент прищурился. Они оба знали, что он крепок, как кирпичный дом, и ее рука на его локте не поколеблет его равновесия.
– Вижу, вы любите опасные игры, – заметил он.
– Эти три молодых человека – ваши студенты? – поинтересовалась Линнет, когда они двинулись по коридору. Герцог задержался, представляясь остальным мужчинам.
– О, вы умеете считать до трех, – одобрительно произнес он. – Это пойдет на пользу нашему потомству.
– А я слышала, будто у нас не будет потомства, – сказала Линнет.
– Это верно. В том смысле, что ответственность за это дело лежит на ваших плечах, – согласился он, опередив ее, несмотря на свою хромоту. – Хотя, должен сказать, мне показалось, исходя из письма моего отца, что вы куда более продвинулись в этом направлении, чем на самом деле.
Он явно привык к тому, что студенты следуют за ним по пятам, и Линнет приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него.
Он обернулся.
– Вы слышали, что я сказал?
– К сожалению, да, – отозвалась она любезным тоном. – Я не знаю, что вы подразумеваете под словом «продвинулась», поэтому не в состоянии оценить ваш комплимент.