- Ты не сучка. Сучка - это девушка, то есть, я - мы - называли так находящихся в отношениях девчонок. Прости.
Малыш с раскаянием смотрит на нее.
- Пожалуйста… не рассказывай Фелипе.
- Ладно, - фыркает Селия, - но больше так не говори. Я рабыня, но никому не принадлежу. И я не сучка.
Повернувшись к Малышу спиной, она глядит в темноту комнаты. Селия редко позволяет эмоциям одержать над собой верх, но этого парня с его бесхитростной неучтивостью порой может быть слишком много.
Ее спины нерешительно касается один палец.
- Селия?
Когда она его не прогоняет, Малыш придвигается ближе и осторожно кладет на ее спину всю ладонь.
- Пожалуйста, не сердись на меня. Я неправильно выразился.
По правде говоря, Селия и не сердится. Она боится пощипывания в глазах, предвещающего слезы - настоящие слезы - которые она себе больше не позволяет. Она часто сомневается в своих отношениях с Фелипе, в любви, которую она к нему испытывает… в неутихающей злости.
Селия внимательно наблюдает за Котенком и ее Хозяином Калебом с момента их прибытия, и схожесть их и ее собственных отношений все больше поглощает ее с каждой прожитой неделей. Она видит семя растущей и пускающей побеги любви, что вызывает у нее тоску, которая соединяясь с простодушием Малыша, грозит порушить годы привычного самообладания.
- Мой отец был влиятельным человеком.
Голос Селии твердый, ровный, лишенный эмоций. Она ничего не чувствует, потому как иначе это будет означать, что ее отец все еще жив.
- Он мог делать, что угодно и брать, кого угодно. Его власть была абсолютной. Он забрал мою мать из ее семьи, когда ей было всего четырнадцать. Она умерла, когда я появлялась на свет.
Селия не отводит взгляда от противоположной стены комнаты, но позволяет Малышу пристроиться позади себя. Он жаждет ласки, как когда-то она жаждала свободы. Если это в ее силах, Селия не отказывает ему и прямо сейчас их потребности совпадают.
- Он оставил меня, вместо того, чтобы отправить в детский дом. Думаю, отец меня даже по-своему любил и окружал заботой. У меня были лучшие учителя, лучшие наряды, свои слуги. Но внимание моего отца стоило мне очень дорого. Я росла красивой… как моя мама, сказал отец, когда брал меня в первый раз. Мне было двенадцать, и он не был со мной нежным.
- Селия…
Издав жалобный звук, Малыш притягивает ее к своему телу.
- Нет, - произносит он, будто одним лишь желанием способен стереть ужасы прошлого.
- Мне очень жаль, - шепчет он.
Селию пронизывает забытая боль. Ее молодой любовник искренний, добрый и… душевный. Он совершенно не такой как она и Фелипе, которые никому не доверяют и собственную гордость ставят даже превыше друг друга. Сглотнув, Селия погружается в онемение.
- Не сожалей. Это было давно. Не жалей меня – это для слабых. Я рассказываю тебе это только для того, чтобы ты понимал свою ситуацию.
- Да, Селия, - осторожно отвечает парень.
- В то время Фелипе работал на моего отца – сначала моим охранником, но с течением лет количество выполняемых им функций значительно увеличилось. Он был в курсе происходящего и, не будучи слепым, прекрасно видел, на какие страдания меня обрекал мой родной отец. Фелипе помог мне скрыть доказательство моего первого аборта, затем второго. Он был участливым ко мне, когда в возрасте шестнадцати лет я узнала, что никогда не смогу иметь детей. Фелипе видел, что я росла озлобленной. Мне нравилось пороть слуг. Я спала как с друзьями отца, так и его врагами, только чтобы провоцировать его на их уничтожение. Они видели это. Они все видели это, но ничего не делали. Фелипе тоже видел, и я ненавидела его сильнее всех остальных, потому как знала, что кроме жалости, он испытывал ко мне желание. От этого меня выворачивало наизнанку. За все годы я неоднократно пыталась соблазнить Фелипе, что ни разу не увенчалось успехом. Он говорил, это все равно, что целовать ядовитую змею. Я вынуждала моего отца избивать его в кровь за сказанное. После этого настаивала, чтобы Фелипе целовал меня и просил прощения, но он улыбался мне - наглец - улыбался мне. Фелипе едва оставался в живых. Через два года, в день моего двадцатилетия он напал на особняк моего отца. Его люди убили всех наших охранников, гостей, даже нескольких слуг, рискнувших прийти к нам на помощь.
Селия хихикает.
- Моего отца и меня Фелипе оставил напоследок. Я думала, что он просто лишит нас жизни. Вместо этого, он спросил у меня, какой смерти я хочу для моего родителя. Я подумала, что это романтично… наверное, я и сейчас так думаю.
Малыша передергивает.
- Иногда ты, правда, можешь нагонять страху, Селия. Мне не нравится, когда ты говоришь подобные вещи. Ты не такая, как они и не убийца, неважно, какой бы крутой ты ни пыталась казаться. Я знаю, что у тебя доброе сердце, - тихо произносит он.
- Ты очень милый, Малыш. Тебе нравится быть нашим рабом?
Селия словно хищница касается пальцем губ парня, наслаждаясь его сердитым румянцем. Представить только – красавчик-блондин дружит с такой хитрой лисой, как она… ему должно быть не по себе.
- Похрен, - ворчит он. - Так что произошло? Фелипе укокошил твоего папочку, и вы с ним ускакали в сторону заката?
Веселая улыбка Селии превращается в нечто иное.
- Нет, милый мальчик, не все так просто. Видишь ли, к двадцати годам я стала опасной и жаждущей крови моего отца. Отрезав его мужское достоинство, я скормила то ему, пока он истекал кровью. Фелипе знал, что не мог держать меня в числе врагов. Я предложила ему необходимую информацию, чтобы занять место главы отцовской организации, в обмен на свою свободу. Однако Фелипе не нуждался в моей помощи и на мое будущее у него имелись другие планы. Он был уверен, что в порабощении дочери своего бывшего соперника содержалось стратегическое преимущество. Кто станет иметь дело с беспринципным безумцем? Своим первым распоряжением Фелипе воздал мне за отношение, которое я демонстрировала ему столько лет. Не буду вдаваться в подробности, но он избивал меня, заставлял меня прислуживать тем, кто прислуживал мне в течение всей моей жизни, и да, брал меня силой. За это я ненавидела его больше всего. Но годы шли, и Фелипе менялся. Он захотел от меня большего. Он захотел моей любви, преданности и задался целью добиться этого любой ценой. Но… видишь ли… мы с ним одинаковы. Мы не забываем и не прощаем тех, кто с нами плохо обошелся. Хозяин поклялся, что больше никогда не возьмет меня силой, и я не позволяю ему от этого отступаться. Я сплю с другими мужчинами, позволяя им брать меня, как сама того пожелаю, только не Фелипе. Ему запрещено проникать в мое женское естество. Это его наказание, мой способ донести до Хозяина, что мою любовь можно только давать, а не брать. Прошли почти пять лет, за которые Фелипе ни разу не попытался.
Ощутив образовавшийся в горле ком, Селия унимает его, поглаживая себя кончиками пальцев.
- Иногда я чувствую, что поддаюсь его неизменной привязанности. Насколько я знаю, он никогда не брал другой женщины, никогда не наслаждался ее теплой, влажной плотью. Фелипе принимает только то, что предлагаю ему я и случайные мужчины, привлекшие его внимание. Внешне он делает все это ради меня, но я знаю о скрытой войне интересов. Я хочу, чтобы он умолял меня. Хочу поставить его на колени! Но иногда… я просто хочу его. Хозяин побеждает, Малыш. Он почти обладает тем, что никогда не принадлежало ни одному мужчине… моей душой. Он тоже об этом знает. Поэтому ты и здесь – твоя молодость, невинность, способность к прощению – все, что мы утратили и все, что мы надеемся вернуть. Я никогда не была молодой и невинной, но ты напоминаешь мне о том, что это есть… напоминаешь нам обоим. С тобой у нас есть шанс измениться и полюбить, возможность для Фелипе относиться к своему любовнику так, как следовало относиться ко мне в начале, а для меня заботиться о своем любовнике, не чувствуя себя слабой.
Селия целует его в мягкие губы, очарованная легким царапанием щетины, проступившей над верхней губой и на подбородке.
- Значит, - прочистив горло, произносит парень, - поэтому Фелипе так одержим моей киской?
Он нагло улыбается и Селия возвращает улыбку.
- Ты и понятия не имеешь, о чем я рассказываю, так ведь?
Хохоча, она покрывает поцелуями красивое лицо Малыша.
- Я понял большую часть, - смеется он. - Просто… может, если ты сдашься, он перестанет пытаться сунуть свою штуковину в меня. Разве тебе так сложно… выручить парня?