Пока не было.

Кроме того, Стивен разузнал, что почту забирают именно из таверны. Туда же и привозят. На вопрос, можно ли отправить письмо в Нью-Йорк, он получил утвердительный ответ. Только идти письмо будет, как сказали Стивену в таверне, недели три-четыре, не меньше. Отправка почты на север предполагалась завтра, а заплатить – раз у самого Стивена денег нет – может и адресат.

Если у Мэган найдутся бумага и чернила, думал на обратном пути Стивен, то можно вечером написать брату письмо. Рассказать обо всех своих злоключениях и попросить приехать как можно скорее. Может, хоть таким образом удастся ускользнуть из лап Флинта. Ведь брат – это единственный свидетель, способный подтвердить личность Стивена.

Удачная мысль – послать письмо Джорджу... Не забыть бы только поподробнее объяснить, как сюда добраться. Ну, это не проблема. Вильгельм очень четко описал дорогу до Нью-Йорка. Сам Стивен двинется навстречу брату, а Джорджа попросит справляться о нем на всем пути в Виргинию. Ну, а если ищейки Флинта все-таки выйдут на след беглеца, то Джордж от Мэган узнает, где его искать.

Подойдя к хижине Дрейков, Стивен увидел длинный ряд почти просохшего на веревке белья. Среди прочих вещей ему в глаза бросился тот самый фартук, которым Мэган тушила утром злосчастное полено. Даже золотые руки Мэган вряд ли сумели бы зашить громадные прожженные на ткани дырки.

Фартук напомнил Стивену об утреннем происшествии и о том, как разозлилась Мэган.

А потому через порог хижины он ступал с опаской. Что, если Мэган просто-напросто вышвырнет его вон? К вящему удивлению Стивена, при виде его Мэган сначала застыла как вкопанная. А потом расцвела счастливой улыбкой.

Такой встречи Стивен ожидал меньше всего. Перебрав возможные причины столь нежданного гостеприимства, он остановился на самой очевидной. Наверняка сердце Мэган смягчила добытая им индейка.

– Вот, принес на ужин, – непонятно зачем сообщил он, протягивая тушку хозяйке.

Мэган тушку взяла, но продолжала завороженно разглядывать Стивена, точно перед ней стоял не человек, а привидение. Сияющий взгляд громадных серых глаз пронизывал его насквозь и вызывал уже знакомое мучительное напряжение в паху. Стивен поспешно отвернулся и выскочил за дверь, чтобы, не дай бог, не опозорить ни себя, ни Мэган.

Во дворе он тут же направился к поленнице. Учеба учебой, но пора применить полученные знания на практике.

Он получил огромное удовольствие – с немалой примесью злорадства, – разделываясь с тем самым норовистым вязом, из-за которого так низко пал в глазах Мэган и Джоша. Жаль, герцог Уэстли не видит, думал Стивен, яростно орудуя топором. Все учить пытался! Его, Арлингтона! А сам-то наверняка понятия не имеет, с какой стороны к топору подступиться.

Но в своей оценке герцог, как ни обидно, был абсолютно прав. Кроме Уэстли, со Стивеном никто не смел разговаривать в таком презрительном тоне. Даже отец ни разу не решился на подобную откровенность. Но во взгляде отца Стивен не раз замечал укоризну. Уэстли, известный своей зачастую шокирующей прямотой, всего лишь облек в слова все те чувства, которые отец испытывал к старшему сыну.

Теперь Стивен вынужден был признать хотя бы в душе, что заслужил нелицеприятную оценку отца и герцога.

А ведь раньше отец казался ему старомодным, лишенным блеска провинциалом. Неправда. Он был человеком большой души, очень добрым, любящим.

Лондонские приятели Стивена во всеуслышание осмеивали любовь, утверждая, что это всего лишь изобретенная обществом, более пристойная словесная замена похоти. Подумать только – похоти! И Стивен не просто поддакивал циничным высказываниям друзей. В то время он был с ними полностью согласен. А ведь у него перед глазами был пример родителей. Пример искренней, пронесенной через всю жизнь любви мужчины и женщины...

С горьким чувством Стивен вспоминал, как его столичные приятели зубоскалили по поводу провинциальной – говоря их словами – верности его отца одной-единственной женщине, матери Стивена. Только глупец, твердили они, станет хранить верность одной, когда на свете столько красавиц!

Вот вы-то и есть настоящие глупцы! Стивен невольно кивнул, представляя, что произносит эти слова в кругу своих прежних приятелей – отпрысков английской знати.

Еще один кругляш вяза превратился под все более точными ударами топора в поленья.

Отец... Как же он заботился о семье, о своих крестьянах, о земле... Быть похожим на отца – об это» можно только мечтать! А он, глупец, только сейчас понял это, когда, быть может, уже слишком поздно! Так много времени растрачено впустую!

Стивен вернулся мыслями к разговору с Вильгельмом. Рассказ об обстоятельствах гибели Чарльза Галлоуэя не переставал его терзать. Если гибель отчима Мэган была не случайной – а Стивен подозревал, что так оно и было, – то Мэган наверняка грозит большая опасность. Очень может быть, что здесь замешан Гирам Флинт...

Укладывая поленья крест-накрест, как научил Вильгельм, Стивен вдруг услышал сзади шаги. Мэган подошла и остановилась у него за спиной.

– Я думала, ты сбежал, – без предисловий сказала она, как только Стивен обернулся.

Он даже опешил от такого неожиданного заявления:

– Но почему? Только из-за того, что меня слишком долго не было?

– Я увидела, как ты направился по дороге на север. И решила, что ты... передумал оставаться.

В громадных серых глазах как в зеркале отразилась пережитая ею в тот миг обида. Мысль о Квентине молнией промелькнула в памяти Стивена. Квентин ведь ушел вот так, молча, не найдя в себе мужества взглянуть в глаза сестре и брату...

Боль Мэган странным образом становилась и болью Стивена. Как же ему хотелось привлечь ее к себе, утешить, развеять все страхи в своих объятиях. Не посмел. Лишь с нежностью прикоснулся к ее щеке:

– Я ни за что не исчезну вот так, молча, Мэган... Не попрощавшись.

Встретив ее горестный взгляд, в котором отразилась ее внутренняя борьба, словно Мэган всей душой стремилась, но никак не могла ему поверить, он тихо, но убежденно произнес:

– Клянусь, Мэган. Никогда!

Стивен тотчас пожалел об этих словах, едва они слетели с его губ. Как можно клясться в том, что от тебя не зависит? А если он не сможет сдержать обещание? Если ищейки Флинта схватят его, то ни о каких трогательных прощаниях и речи не будет.

– Спасибо... – Голос Мэган дрогнул, она опустила глаза, полные невыплаканных слез.

Стивен уже сейчас мечтал лишь об одном – вновь увидеть ее улыбку.

– После моего утреннего фиаско, – поддразнил он, – ты наверняка была вне себя от счастья, что наконец-то избавилась от лишней обузы!

– Была бы, – парировала Мэган, – если б ты не захватил в придачу наш мушкет!

– Ах, во-он оно что! Тебя не мой уход расстроил... – Стивен ухмыльнулся, но в шутливом тоне проскользнула едва заметная грустная нотка, – а перспектива лишиться мушкета! Мэган промолчала.

– Впрочем, я и винить-то тебя не могу, – добавил он, не дождавшись возражений. – После-погрома, который я сегодня учинил...

– А куда ты шел по той тропинке? – Мэган кивнула в сторону леса.

– К Вильгельму. Поучиться кое-чему... крайне для нас всех необходимому.

Мэган в молчаливом изумлении уставилась на него.

– Ты оказалась права, Мэган, – хмыкнув, признался Стивен. – Вильгельм на самом деле весьма сведущий человек, просто его образование иного рода, Ну вот и все. Не стану отрицать, что, возможно, подобное образование куда полезнее моего.

– Во всяком случае, здесь! – наконец улыбнулась Мэган, и в глазах ее мелькнуло нечто, похожее на восхищение.

– А знаешь, ведь мой отец был замечательным хозяином, его поместье было лучшим на многие сотни миль в округе. Я мог бы многому от него научиться, если б только дал себе труд.

Но земля его никогда не интересовала. Он с легкостью выбрал другой путь. Сначала Итон, затем Оксфорд, где титулованные друзья поднимали на смех крестьянские заботы и гримасничали, зажимая носы, словно от одних только разговоров светская гостиная заполнялась неприятным запахом.

Все помыслы и стремления Стивена в то время занимали развлечения, светские раунды и лондонские сезоны.

– Господи, как же, должно быть, отец расстраивался, глядя на меня! – удрученно простонал он.

Воткнув топор в один из деревянных кругляшей, Стивен вскинул голову. Устремил невидящий взгляд на густую зелень могучих елей, что окаймляли двор.