Он встает, держа лист бумаги в руке, и улыбается Эмми. Я вижу, что ей становится неудобно от его спокойного внимания. Она опускает глаза и пододвигается ко мне, прислоняясь, в конце концов, лбом к моему боку.

Когда Коул переводит взгляд с Эмми на меня, в нем так ясно читаются скорбь и тоска, что это почти лишает меня равновесия. Я думаю о том, что каждый раз, как он смотрит на мою дочь, то вспоминает о своей потере.

― Коул, я… ― Я даже не знаю, что сказать. Вероятно, мне не стоит заговаривать об этом. Несмотря на то, что мне известно о его потере, предполагается, что я не должна знать об этом. Но я чувствую необходимость что-то сказать, как-то утешить его, хотя и знаю, что это невозможно. Не думаю, что существует утешение для родителя, потерявшего ребенка.

Он снова хмурится, как и всегда, словно скрывая этим малейшее проявление эмоций. Или, может, всего лишь хороня свою боль. Вероятно, я этого никогда не узнаю.

― Я кое-что вам принес, ― начинает он.

Меня так захватило его всепоглощающее присутствие, что я забыла даже предположить, почему он может быть здесь. Коул тянется к своему карману и извлекает мобильный телефон. Айфон, если быть точной.

― Я хотел, чтобы у вас было что-то на крайний случай. Мой номер в него уже занесен.

У меня не хватает мужества сказать ему, что у меня есть телефон. У меня ребенок. И с моей стороны должно быть совершенно безответственно не иметь способа, по крайней мере, позвонить в 911. Тем не менее, это — прекрасный телефон. Настоящий телефон. Из тех, которыми я пользовалась, когда жила еще у своей тети.

Мысль эта порождает стремительную череду мельтешащих образов и эмоций, вызывая чувство, будто сердце замерло в груди.

― Это всего лишь телефон, ― произносит Коул.

Я отвожу глаза от плоского, прямоугольного экрана.

― Что?

Он хмурится еще сильнее.

― Это всего лишь телефон. Он не кусается.

― Да, верно, я знаю… Простите… я просто задумалась.

― Вам не обязательно использовать его, чтобы звонить мне. Я просто хотел, чтобы

он был у вас на случай необходимости. Зима здесь…

― Жестокая, я знаю, — заканчиваю я за него, избавляясь, наконец, от озноба, накатившего на меня. — Я и в самом деле это ценю. Но вам не стоит беспокоиться.

Он пожимает плечами.

― Я знаю.

Я не знаю, что на меня находит. Возможно, необходимость узнать хоть что-то об этом загадочном мужчине, пока он стоит здесь, в моей гостиной, чувствуя себя благодетелем.

― Почему вы это сделали?

― Почему я сделал что?

― Почему вы принесли мне телефон?

― Я сказал вам. Я…

― Я знаю, что вы мне сказали, но мы — не ваша забота.

Его губы кривятся от досады.

― Я и не утверждал обратного. Просто пытался помочь. Но теперь вижу, что совершил ошибку.

Он кладет телефон на кофейный столик и пытается отвернуться, но я останавливаю его, положив руку на его предплечье. Я чувствую, как он откликается на мое прикосновение, ощущаю кончиками пальцев пульсацию его мышц.

― Подождите! Я не это…

― Я не должен был приходить.

― Коул, стойте! Пожалуйста. Я не это имела в виду. Я просто… Я не хочу, чтобы вы о нас беспокоились. Кажется, у вас… у вас и без нас достаточно поводов для беспокойства.

Его глаза похожи на бурное море.

― И что, по-вашему, это означает?

Я вздыхаю, злясь на себя за то, что только все испортила.

― Я просто имею в виду… Боже! Не знаю, что я имею в виду. Но точно не то, как это прозвучало. Я… я благодарна за подарок. Спасибо. Я только… мне не хотелось бы создавать вам дополнительных проблем. Джордан… Джордан сказала, что вы не водите машину, и я… я…

Его лицо каменеет, от него веет холодом.

― Люди многое обо мне говорят.

― Так вы водите?

Его черты заостряются еще сильнее. Кажется, это и есть ответ на вопрос.

― Пользуйтесь телефоном, если он вам нужен. Если нет, то выбросите в помойку.

Коул отшатывается от меня и направляется к двери длинными, злыми шагами. Мне остается только снова смотреть, как он уходит. Или погнаться за ним.

На этот раз я иду за ним следом.

― Коул, подожди.

Он останавливается, рука замерла на ручке двери. Он не поворачивается лицом ко мне, и я вижу напряженный профиль, твердые очертания его челюсти и маленькую жилку, что ритмично бьется на горле.

― Да?

Я подхожу вплотную к нему, снова обвиваю пальцами его руку и, поднимаясь на цыпочки, прижимаюсь губами к его холодной щеке.

― Спасибо, ― шепчу я его коже.

Я отстраняюсь, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Его рот — в дюйме от моего, и я замираю, завороженная магнетизмом, что существует между нами.

Я вижу, как его пронизывающий взгляд падает на мои губы. Знаю, что должна отодвинуться, но не делаю этого. И не уверена, что смогу; мышцы ног дрожат так, что удивительно, как они еще меня держат.

Рука Коула — возле моей груди, и что-то побуждает меня прижаться к нему, чтобы облегчить боль, что становится сильнее с каждым проходящим днем. Словно бы способный почувствовать ее, Коул наклоняется ко мне. Всего чуть-чуть. Самым мимолетным движением. Но и этого достаточно. Достаточно, чтобы раздуть пламя нашего притяжения.

Я подпрыгиваю, когда грубый стук в дверь разбивает волшебство. Несколько секунд никто из нас не двигается, не решаясь позволить этому уйти. Чем бы «это» ни было.

На втором стуке я снова твердо встаю на ноги. Коул прочищает горло и отступает в сторону, чтобы я могла открыть дверь, но его взгляд все еще на мне. Я чувствую его, словно бархатные пальцы, которые меня обнимают. Приводя в замешательство.

Дрожащей рукой я тянусь к ручке и рывком распахиваю дверь. На моем крыльце стоит Джейсон. Он улыбается.

― Джейсон. Привет, ― выдавливаю я. Я чувствую, словно мне не хватает дыхания.

― Иден, ― кивает он, его улыбка становится шире. — Могу я войти?

― О, конечно, ― я заикаюсь, отступая назад, чтобы позволить ему войти.

Я точно вижу тот момент, когда он замечает Коула. Язык его тела полностью меняется. Он словно застывает, а его улыбка становится холодной. Он пытается это скрыть, но только полный дурак мог бы не заметить.

― Привет, Коул. Не знал, что ты здесь, ― произносит он, будто бы не замечая напряжения, повисшего в комнате.

― Джейсон, ― кивает Коул. — Что привело тебя?

Джейсон демонстрирует белый бумажный бланк.

— Принес товарный чек на то, что ты купил в магазине. Джордан забыла о нем, когда упаковывала товар. Я ей сказал, что занесу. Но поскольку тебя не было дома и в коттедже через улицу, я решил оставить его Иден. Ну, ты же здесь что-то ремонтировал.

Я думаю, что в этом есть смысл, но как-то слишком много возни из-за товарного чека.

― Спасибо, ― Коул спокоен. Он тянется к бумаге, складывает ее и сует в карман джинсов.

― Ты ведь уже уходил? — невинно интересуется Джейсон у Коула, указывая за свое плечо, на дверь.

Коул невозмутим:

― Фактически, да.

Джейсон делает пару шагов в сторону гостиной, а Коул снова приближается к двери.

― Звоните, если я вам понадоблюсь, ― произносит он. Затем, окинув меня долгим взглядом, уходит, оставляя в комнате свободное пространство такого размера, что и десять Джейсонов не смогли бы заполнить. Я чувствую странную… утрату. Это ощущение становится отчетливее с каждым разом, когда я нахожусь рядом со своим прекрасным арендодателем, а потом он уходит.

― Я думал, у тебя нет телефона, ― напоминает о себе Джейсон после того, как закрывается дверь, а комната погружается в тишину.

― Коул принес его мне, ― признаюсь я, не следуя за ним в гостиную.

Его брови поднимаются.

― Он это сделал? Ну, похоже, тебе удалось вытащить парня из его панциря.

Я пожимаю плечами. Не знаю, что на это сказать, хотя его наблюдение меня радует.

― Парню нужны все друзья, каких он только сможет заполучить. На самом деле, никто не хочет иметь с ним ничего общего, так что…

Я понимаю, что он делает. Понимаю, чего добивается. И это приводит меня в ярость. Однако, я не позволяю ему этого увидеть.

― Тогда я рада, что отличаюсь от них.

― Ты определенно отличаешься, ― соглашается Джейсон. Его искренняя (слегка похожая на акулью) улыбка возвращается, а взгляд благодарно скользит по мне.

Словно бы ощущая мой дискомфорт, Эмми оставляет свое место на полу и подбегает ко мне, обвивая руки вокруг моей талии и глядя на меня своими большими, сияющими зелеными глазами.