― В город приехал кто-то из его семьи. Он занят с ними.
― Он вернется, когда они уедут?
― Не знаю, ― уклоняюсь я; ненавижу лгать своей дочери. Хотя я не могу быть полностью уверена, что нет. Так что, на самом деле, это не ложь.
― А ты хочешь?
― Да. ― Мой ответ рефлекторный. Я хочу его больше, чем что-либо еще. Но он не может. А я не могу ему позволить. И только это имеет значение.
― Когда ты возьмешь меня на встречу с Сантой? ― внезапно спрашивает она, позволяя избежать неудобной темы.
― Как насчет сегодняшнего вечера? Джордан сказала, что он будет в «Бэйли» всю неделю.
Эмми вскакивает на ноги, танцуя, движется ко мне. Обвивает руки вокруг моей шеи и стискивает так сильно, как только может.
― Ты лучшая мамочка в мире!
― Только потому, что ты лучшая в мире дочь, ― отвечаю я, прижимаясь лицом к ее пахнущим шампунем волосам.
Эмми отстраняется, чтобы взглянуть на меня, ее нос меньше, чем в двух дюймах от моего.
― Я рада, что теперь уже не только я делаю тебя счастливой. А то я беспокоилась.
Она беспокоилась?
Она такая зрелая для своего возраста, что иногда это беспокоит меня.
― Тебе не нужно беспокоиться обо мне, куколка. Никогда.
Она кивает и улыбается, но видно, что мои слова на нее совсем не действуют. По какой бы причине в последнее время ее так не заботило мое счастье, это все еще ее мучает. И ясно читается в ее печальном взгляде
― Я люблю тебя, Эммелин, ― шепчу я, трусь об ее нос своим.
― Я тоже люблю тебя, мамочка, ― она соскакивает с моих коленей так же быстро, как на них запрыгнула. ― Когда мы пойдем?
― А что если сразу после ужина? Я позвоню Джордан, чтобы убедиться, что он будет там.
Она подпрыгивает и, кружась, убегает, напевая что-то о том, чтобы увидеть Санта-Клауса и исполнить в этом году все желания. Будем надеяться, что, по крайней мере, хоть одна из нас исполнит в этом году все свои желания. Я совершенно уверена, до исполнения моих слишком далеко.
⌘⌘⌘⌘
Эмми захотела встать в очередь сама, только она и другие дети. Она не сосет большой палец, но, конечно, не сказала никому ни слова.
Она составила список для Санты за неделю. И принесла его с собой, чтобы ей не пришлось говорить с ним, если она не захочет. Мы обе знали, что, вероятнее всего, так и будет. Это была ее идея, не моя. Иногда она такая самодостаточная; будто бы знает о своих чувствах и поступках, что для нее лучше.
― Прелестная маленькая девочка, ― произносит Джейсон слева от меня. Он не отходит от меня с тех пор, как мы пришли. ― И такая разговорчивая. ― Он пихает меня локтем и смеется над собственной шуткой.
Прежде, чем с моих губ срывается резкий язвительный ответ, он исправляется. Отчасти.
― Я шучу. Мне не стоило так говорить. Она просто слишком тихая.
«А ты просто засранец», ― молчаливо добавляю я. Не знаю, почему меня удивляют его поддразнивания. Кажется, он такой со всеми, кроме меня. И я догадываюсь, почему являюсь исключением. Вероятно, тайна скрыта где-то в моих трусиках.
― Она говорит, когда ей удобно, ― мягко объясняю я, даже не глядя на него. Боюсь, что не смогу побороть желание вмазать по его самодовольной физиономии.
― Просто мне стоит приходить почаще, и тогда она сможет чувствовать себя со мной удобно. Ведь Коул больше не приходит, ― добавляет он, обвивая рукой мою талию.
Я стискиваю зубы и ничего не говорю. Не знаю, как он узнал, что происходит между мной и Коулом, или, может, просто сказал наугад. Но это неважно. Его это не касается, и я отказываюсь это обсуждать.
― А я думал, что ты очень любишь свои руки, ― раздается позади нас болезненно знакомый голос.
Мы с Джейсоном поворачиваемся одновременно. Меньше чем в футе от нас стоит Коул. Взгляд его голубых глаз направлен на Джейсона, их выражение такое же холодное, как и тон.
― Я не увидел на ней надписи «занято», Коул, ― произносит невозмутимо Джейсон.
― И надписи «лапай здесь» я тоже не заметил, ― парирует Коул.
― Она может говорить за себя. Если она не хочет, чтобы я был рядом, ей просто нужно сказать об этом.
― Если бы ты понял намек, ей бы не пришлось этого делать, ― рычит Коул.
― Думаю, ты слегка перегибаешь палку, приятель, ― сообщает Джейсон, делая шаг к Коулу.
Коул не двигается, и я понимаю, почему. Он такой высокий, выше Джейсона, по меньшей мере, на три дюйма. Вероятно, и тяжелее его фунтов на тридцать.
Как только я его вижу, меня тянет к нему. Лишь смотреть на него ― словно ощущать холодный компресс на горящем в лихорадке лбу. В глубине души рождается мысль, буду ли я сравнивать с ним каждого мужчину до конца своей жизни. С красивым, великолепным Коулом, который украл мое сердце. А потом раздавил его своей ложью.
Я чувствую, как печаль заползает мне в грудь и дергает подбородок. Я извиняюсь и отворачиваюсь прежде, чем хоть один из мужчин заметит, что он дрожит.
― Почти что очередь Эмми, ― бормочу я в виде объяснения.
Я спешу прочь, не оглядываясь. И неважно, как сильно этого хочу.
Я не видела Коула с той ночи, когда он прокрался ко мне в комнату и обнажил свое сердце рядом с кроватью. Хотя я никогда не забуду ту ночь, его слова и эмоции, которые, я чувствовала, изливались из него, это ничего не меняет. Он женат. Так что я не осмеливаюсь больше на него смотреть. В тысячу раз тяжелее держаться принятого решения, когда я могу видеть его великолепное лицо, изучать прекрасные глаза.
Я стою у переднего края очереди и смотрю на свою дочь. Она выглядит такой взрослой, стоя в толпе, держа листок в крошечных ручках. Внешне она похожа на нормальную, здоровую маленькую девочку. Глаза не могут разглядеть ее шрамов. Я только надеюсь, что однажды они так поблекнут, что даже она не будет знать, что они есть.
Джордан заставляет меня подпрыгнуть, когда появляется рядом и кладет руку мне на плечо, но, к счастью, она ― единственный человек, который ко мне приближается. Я не оглядываюсь на мужчин. Тем временем подходит очередь Эмми сесть на колени Санты, и, когда после мы поворачиваемся, чтобы уйти, их обоих уже нет.
Но еще прежде, чем мы проталкиваемся через входную дверь, я знаю, что сегодняшний вечер будет для меня особенно тяжелым.
⌘⌘⌘⌘
Я хмурюсь, когда мы въезжаем на подъездную дорожку, и я вижу припаркованный там черный внедорожник. Моя первая мысль о Брук, и ужас заполняет мой желудок словно кислота. Я выпускаю Эмми, пытаясь не обращать внимания на Брук Дэнзер, но вижу, что машина пуста.
«Это странно», ― замечаю я.
Я размышляю, вдруг она перепутала и решила, что находится у дома, где работает Коул. Но если это так, то где она? Только что вышла?
Я отпираю дверь нашего коттеджа и, толкнув, открываю, чтобы позволить Эмми войти. Отступаю назад к краю крыльца и смотрю на дом через улицу, чтобы понять, есть ли там свет. Света нет. И я направляюсь в дом вслед за дочерью. Прежде, чем успеваю вернуться мыслями к тому, что, черт побери, делает Брук, я слышу голос, который заставляет мою кровь похолодеть.
― Привет, дорогая. Прошло много времени.
Сердце, кажется, готово выскочить из груди, когда я вижу Райана. Он сидит на корточках в углу гостиной, держа Эмми между колен. Ее лицо бледное, как у призрака, а глаза большие и испуганные.
― Мамочка, ― в ужасе шепчет она.
В горле появляется ком. О боже, этот звук! В ее слабом голосе слышится страх. Дрожь. Мольба.
― Я здесь, малыш. Может, подойдешь и сядешь со мной на диван?
Она начинает двигаться, но Райан ее останавливает. И тогда ее глаза наполняются слезами. Она умная девочка. И знает, что это нехорошо.
― Не так быстро, детка. Давай поговорим несколько минут. Я не видел тебя два года. Ты выросла. Теперь ты такая красивая девочка, ― произносит он, гладя ее волосы, позволяя своей руке, движущейся вниз по телу Эмми, задержаться слишком долго на ее спине и попе, чтобы затем отпустить.
― Райан, позволь Эмми пойти в свою комнату. Мы с тобой можем поговорить здесь.
Я не хочу нападать на него и рисковать навредить Эмми. И не хочу говорить ничего, что может напугать ее еще сильнее. Я прилагаю усилия, чтобы мой тон и выражение были настолько спокойными, насколько возможно, несмотря на панику, что царапает меня изнутри. Панику и ярость. Единственное, что удерживает меня сейчас в здравом уме ― понимание того, что что бы я ни сказала, что бы ни сделала, это может повлиять на Эмми. Ей причинили достаточно вреда. Я не хочу, чтобы она жила с видением того, как ее мать на ее глазах убивает мужчину. Или, может, того, как ее мать умирает, если этот мужчина окажется сильнее.