Она была загадкой, смешением противоположностей: только что она была скромницей, потягивающей ярко-розовый коктейль, и вот уже танцует стриптиз. Она была красавицей, которая знает, чего может достичь своей внешностью, но ей не нравилось, что люди обращают на нее внимание. Она была кокетливой и соблазнительной, а потом, когда щелкнул замок, стала нервной и простодушной.
– Здесь все. – Она снова облизнула губы, и Лукас не мог не смотреть, как ее язык ласкал пухлые губы. Он так хотел, чтобы она делала это с его ртом.
– Вы сомневались во мне?
– Я недостаточно хорошо знаю вас, чтобы сомневаться или не сомневаться. Я даже не знаю вашего имени. – Чувственность повисла между ними в воздухе. – Может быть, мне следует хотя бы спросить, как вас зовут.
– Лукас. – Лучше не переходить на фамилии.
– Меня зовут…
– Лэни, – перебил он ее. – Я знаю.
– О?
– Ваши подруги выкрикивали ваше имя во время танца и потом, когда вы выиграли, – напомнил он.
– Да. Я Лэни. Просто обыкновенная старушка Лэни. – Она прикусила нижнюю губу.
Он усмехнулся.
– Вы? Обыкновенная? Я так не думаю.
Лукас наблюдал, как Дилани оглядывает комнату. Она пыталась смотреть куда угодно, только не на него.
– Все еще нервничаете? – спросил он. В его голосе слышалось почти искреннее участие. Когда она сразу не ответила, он продолжил: – Послушайте, вы все еще можете отказаться. Если это вас так пугает. – Он молился, чтобы она не отступила.
– Вы меня не пугаете, – поспешно ответила она. – Я не могу поверить, что вы собираетесь заплатить мне столько просто за танец.
Лукас не мог сказать ей, что надеется, что все не ограничится только танцем, ведь это не только опасно граничило бы с проституцией, но также было бы высшей степенью оскорбления. Не говоря уже о том, что Лукас не платил за секс. Если он и собирался переспать с ней, это, черт побери, будет не за деньги. Поэтому действительно, все, чего он мог сейчас ожидать, был танец. Для начала. Если это приведет к чему-то большему, ну что ж, тогда…
– Я заплатил бы вам десять тысяч, чтобы вы танцевали для меня, – сказал он.
– Вот именно. Но вы могли бы заставить кого угодно танцевать для вас.
– Меня не интересует кто угодно, королева красоты.
– Не называйте меня так.
– Почему? – В его голосе звучало любопытство.
– Просто не называйте. Мне это не нравится.
– Ну хорошо. – Лукас был уверен, что здесь было что-то другое, но она, похоже, не хотела объяснять. – Лэни. Меня интересуете только вы, Лэни.
– Вы женаты? – спросила она. – Потому что мне не следует, нам не следует… Ну понимаете, если вы женаты, мы не должны вступать в отношения.
– А мы вступаем в отношения?
– Вы уклоняетесь от ответа. Вы женаты?
Он поднял левую руку:
– Кольца нет, нет и предательской незагорелой полоски на его месте. – Ее он спрашивать не стал. Он уже рассмотрел ее левую руку.
Она опустила тяжелый веер медово-золотистых ресниц и бросила на него соблазнительный взгляд. Одного этого было достаточно, чтобы сказать ему, что ей нужно совсем немного лести, и она вся его.
– Пожалуй, нам стоит начать. – Его голос был хриплым, выдающим его возбуждение. Ее взгляд метнулся ниже его ремня. Она тихонько охнула, увидев впечатляющую длину, уже натягивающую его брюки.
Вместо того чтобы прижать ее к стене и овладеть ею прямо сейчас – то, что приказывало ему сделать его тело, – он просто включил CD-плейер, упал на диван и сказал:
– Танцуйте.
– Хорошо. – Дилани освободила волосы и встряхнула ими. Они были достаточно длинными, чтобы при необходимости закрыть ее грудь. Сначала она повернулась к Лукасу на три четверти спиной, дразня его. Потом, поймав его горячий взгляд, осознала, что ее подхлестывает желание и неизвестно, кто из них больше заводит другого. Дилани снимала один за другим каждый предмет одежды – за босоножками последовал бюстгальтер, затем она медленно расстегнула свою юбку с застежкой спереди, пока не оказалась в одних только стрингах, которым досталась печальная участь впитать сок ее желания.
– Ласкай себя, – прошептал Лукас.
– Лукас… – Она взглянула на него из-под золотых ресниц и увидела пылающее желание в его глазах. Он ерзал на тахте, явно пытаясь найти подходящую позу, чтобы удобнее устроить свою болезненно пульсирующую эрекцию. Дилани провела рукой по рельефным мускулам своего живота, нырнула указательным пальцем в рот, пососала его, а потом провела им по ключице вниз, чтобы ласкать затвердевший сосок. Другая ее рука оттянула треугольник стрингов, чтобы Лукас мог увидеть ее бразильскую бикини-эпиляцию и что ее губы припухли и заметно увлажнились. Одной рукой она водила круги вокруг своего соска, другой ласкала возбужденный клитор.
– Как насчет танца на коленях? – спросил он. – За две с половиной тысячи долларов я могу купить танец на коленях?
Ее взгляд упал на его эрекцию, которая стала еще больше с тех пор, как она в последний раз осмелилась посмотреть на нее.
– Вы считаете, это разумно? – спросила она.
Лукас поднял согнутый палец и поманил ее.
Дилани подошла, остановившись всего в нескольких дюймах перед ним, и он схватил ее за талию, чтобы притянуть к себе на колени.
Она позволила ему усадить себя и оказалась сидящей верхом на нем, плотно зажатой между стеной его груди и твердой башней его эрекции. Дилани чувствовала, как он упирается в ее ягодицы.
– Без рук, – прошептала она, положив свои маленькие руки на его большие ладони и отводя их за его голову. Ей пришлось подавить стон удовольствия, когда ее чрезвычайно чувствительные соски коснулись его крахмальной рубашки. Ей ужасно хотелось почувствовать жар его обнаженной груди.
Продолжая держать его руки за головой, Дилани немного наклонилась вперед. Лукас застонал и подвинулся, создавая восхитительное трение. Зная, что это движение делает с ним, она придвинулась еще ближе. Их губы разделяло всего несколько миллиметров.
– Я знала, что, если сяду к тебе на колени, все закончится этим, – пробормотала она.
Он улыбнулся.
– Я хотел тебя задолго до того, как ты села. Я хотел тебя с того момента, как увидел тебя потягивающей тот загадачный розовый напиток.
Дилани покраснела.
– Я раньше никогда не делала ничего подобного.
Она пульсировала, страстно желая ощутить его внутри себя.
– Ты говоришь о танце на коленях?
Дилани слегка пожала плечами и легко коснулась губами щеки Лукаса.
– И всего того, что мы делаем здесь. – В этот момент все зашло гораздо дальше танца на коленях.
– Никогда? – Его голос звучал удивленно. Она не знала, следует ли ей быть оскорбленной такой реакцией или считать ее комплиментом.
– Никогда.
Она повертелась верхом на нем, посылая нежные волны желания через все тело. После этого небольшого движения она едва могла дышать и стояла на пороге долгожданного оргазма.
– Если ты сделаешь так снова, мы испортим эти брюки. Тогда ты будешь должна мне восемьсот долларов.
– Я не могу позволить себе этого.
– Я могу избавиться от них, – предложил он. Но слишком поздно. Она уже расстегивала пряжку его ремня. Потом молнию. В следующий момент ее рука уже скользила в его трусах и водила по всей длине его члена.
Впечатляюще.
Лукас думал, что взорвется, если она продолжит прикасаться к нему так нежно. Потребовались все его силы, чтобы не сорвать с нее стринги и не погрузить свой член глубоко в нее. Что-то в этой женщине разбудило в нем ревнивого собственника, которого, как ему казалось, он уже перерос. Он лихорадочно думал о том, чтобы сделать ее своей и только своей.
Сквозь туман вожделения до него донесся ее голос:
– Я поцелую тебя, потому что прошло уже слишком много времени с тех пор, как я целовала мужчину.
– Сколько?
– Два долгих…
Она извивалась на его эрекции, и его пульс грохотал в ушах, заглушая все, что она говорила.
– Я весь твой.
Дилани наклонилась и сначала провела языком по его губам. Прежде чем она отстранилась, Лукас поймал ее рот своим. Он просунул язык между ее слегка приоткрытых губ, имитируя то же движение, которое хотел сделать с другой частью ее тела. Сначала она напряглась, но сразу же с жаром стала отвечать на его поцелуи и использовать его эрекцию, чтобы ласкать себя. Лукас все еще держал руки сцепленными за головой. Пока они целовались, Дилани расстегнула его рубашку, распахнула ее и потерлась твердыми сосками о крепкую стену его груди. Лукас застонал. Лэни напряглась в экстазе. Он смотрел, как оргазм играет на ее лице, пока она наконец не содрогнулась и, ослабев, приникла к нему.