Барбара Брэдфорд - Помни

Ее мать, историк, не уставала повторять, что мир всегда был ужасен, с незапамятных времен.

«Ты не должна, ты не можешь существовать с такими представлениями о жизни, — сказала она совсем недавно. — Если бы на протяжении веков все думали точно так же, как ты, и не заводили бы детей лишь потому, что мир такой злой, ужасный и гадкий, род человеческий давно бы исчез с лица земли».

«Мать — мудрая женщина, кто спорит. И все же…» — думала Ники, тяжело вздыхая. Положив голову на обтянутые вощеным ситцем диванные подушки, она закрыла глаза и отдалась потоку мыслей.

В некотором смысле все сводилось к ее отношению к Кли. Она привязалась к нему, и страсть ее не знает границ. Но вот любит ли она его? А если и любит, то достаточно ли сильно для того, чтобы связать с ним жизнь навсегда? Что, если это лишь мимолетное увлечение? Ответа на этот вопрос она не знала. Да и он хоть и сказал ей пару раз, что любит ее, больше она от него этого не слышала. О женитьбе же он и вовсе не упоминал. Но хочет ли она выйти за него замуж? «Не знаю», — сказала она себе.

Ники открыла глаза и села, внезапно разозлившись на себя. Ну почему она все время колеблется? И на этот вопрос ответа у нее не было, по крайней мере точного ответа. Да, она полностью осознает, как важна для нее карьера. Работа вошла в ее плоть и кровь. Уж не в этом ли все дело? Не это ли главное препятствие? К тому же Кли живет в Париже, и ему нравится жить там, вряд ли он собирается переселиться обратно в Штаты. А она живет в Нью-Йорке и должна оставаться здесь, где находится ее компания. Кроме того, она не последнее лицо на американском телевидении. «Может быть, причина сомнений в том, — призналась она себе, — что я не готова поставить под угрозу свою блестящую карьеру?»

Ники машинально посмотрела на часы. Было без десяти минут семь, пора включать Эй-ти-эн, смотреть вечерний выпуск новостей своей собственной компании с ведущим Майком Фаулером, с которым они дружны.

Она подошла к стеллажу, где стоял телевизор, включила его и вернулась на диван.

Сначала шли местные нью-йоркские новости, и Ники слушала вполуха и смотрела вполглаза. Она взяла с журнального столика свежий номер «Тайм», нашла раздел, касающийся прессы, и стала читать.

Некоторое время спустя, услышав бравурные звуки знакомой музыкальной заставки, предварявшей вечерние выпуски новостей Эй-ти-эн, Ники подняла голову.

На экране показался Майк. Выглядел он прекрасно и держался уверенно. Как всегда. Как и Питер Дженнингс с Эй-би-си, Майк был красавцем, и к тому же великолепным журналистом. По ее мнению, Питеру и Майку не было равных. Первоклассные репортеры, они сразу ухватывали суть дела. Их сообщения были содержательны и взвешенны. Они пользовались огромной популярностью.

Прислушиваясь к тому, как Майк перечисляет главные события дня, Ники продолжала читать статью в «Тайм». Начались подробные сообщения.

Услышав голос римского корреспондента Тони Джонсона, Ники оторвалась от журнала и насторожилась.

Тони рассказывал о стрельбе на политическом митинге близ Рима. Какой-то ненормальный, вооруженный автоматом, открыл беспорядочную стрельбу по толпе и ранил несколько человек. По слухам, нападение было не чем иным, как попыткой политического убийства со стороны соперничающей партии.

Камера отъехала от Тони и медленно панорамировала площадь. На секунду она задержалась на кучке людей слева от трибуны и выхватила одно из лиц.

Ники привстала.

— Чарльз! — выдохнула она. — Это же Чарльз!

Да нет же, это невозможно. Он мертв. Она замерла словно громом пораженная.

Чарльз Деверо покончил жизнь самоубийством два с половиной года назад, всего за несколько недель до назначенной свадьбы. Как мог он оказаться в Риме, да еще целым и невредимым? Нет, это не Чарльз. Не может быть. Чарльз утопился у побережья Англии. В этом не было сомнений. Вот только тела его так и не нашли.

Вдруг Ники осенило: да, это был он. Чарльз жив. Непонятно только, как такое могло случиться? Почему он исчез из ее жизни? Что ей теперь делать? И делать ли что-то вообще?

Дом, где жила Анна Деверо, был старый, очень старый, а также известный своим прошлым и несравненной красотой.

Назывался он Пулленбрук и находился на низком лесистом плато в лощине у подножия холмов Саут-Даунс. Расположенный в самом сердце заповедного Суссекса, дом казался укромным, несмотря на внушительные размеры. Складки пастбищ скрывали его, и по мере приближения верхушки труб становились видны лишь в последний момент. Потом сквозь густые кроны высоченных деревьев на краю парка вдруг представал взору и сам огромный дом, так что у новичков невольно захватывало дух.

Построенное в 1565 году дальним предком Анны, поместье было типичнейшим сооружением эпохи Тюдоров, в особенности елизаветинского периода, о чем неоспоримо свидетельствовали серые каменные стены, наполовину деревянные фронтоны, огромные окна со свинцовыми переплетами, квадратные эркеры и многочисленные трубы.

Вокруг главного здания примостились пристройки, конюшни, церквушка и два обнесенных стеной сада; по обеим сторонам дома и перед фасадом простирался изумительной красоты парк, где, как и много веков назад, бродили лани.

Дом сохранился почти в первозданном виде и теперь выглядел так же, как и в те дни, когда был возведен неким сэром Эдмундом Клиффордом, вельможей и рыцарем-воином Елизаветы Тюдор, королевы английской. Королева пожаловала земли Пуллена сэру Эдмунду в награду за службу короне; позже она удостоила его и других милостей и произвела в пэры, присвоив ему титул графа Клиффорда Аллендейлского и подарив замок Аллендейл и новые земельные угодья в Суссексе.

Сам Эдмунд, а затем и старший сын Томас, унаследовавший титул графа, и все прочие его потомки обитали попеременно то в поместье, то в замке. К концу семнадцатого века Клиффорды стали постоянно жить в замке, который за многие годы разросся и приобрел истинное величие, а поместный особняк с того же времени был обитаем только часть года. Однако за ним всегда хорошо присматривали и вовремя ремонтировали, и на протяжении веков он прекрасно сохранился как внутри, так и снаружи.

К счастью, оттого, что семья Клиффордов в последующие века большую часть времени жила в замке Аллендейл, Пулленбрук оказался неподвержен существенным перестройкам и сохранил в неприкосновенности как свой архитектурный облик, так и Дух эпохи Тюдоров.

Дед Анны, девятый по счету граф, получивший право старшинства, предпочел особняк огромному замку, и таким образом в 1910 году Пулленбрук вновь стал главным местом жительства Клиффордов. Его сын Джулиан, десятый граф и отец Анны, последовал примеру своего отца и прожил в поместье до самой смерти.

Анна Клиффорд Деверо провела в Пулленбруке всю жизнь. Она родилась там 26 апреля 1931 года. Будучи дочерью графа, она носила титул леди, который сохранила и после замужества. В этом древнем доме ее воспитали, из него в 1948 году выдали замуж, и в него же она вернулась молодой вдовой с маленьким сыном три года спустя. В то время ей лучше было находиться в кругу семьи, чем жить одной в огромном особняке в Лондоне, оставленном ей покойным супругом Генри Деверо.

Когда ее брат Джеффри унаследовал титул графа, поместья и земли после смерти отца в 1955 году, он решил поселиться в замке Аллендейл. Понимая, как сильно сестра его привязана к особняку в Суссексе, он предложил ей жить там сколько она пожелает, независимо оттого, выйдет она замуж вторично или нет.

Тридцать восемь лет спустя она все еще жила в Пулленбруке в качестве фактической хозяйки дома своего брата. Сказать, что Анна любила Пулленбрук, значит, не сказать ничего. В некотором смысле она боготворила его. Вся ее жизнь была посвящена поместью, ибо только тут она испытывала чувство покоя и защищенности. Фамильные стены охраняли ее. Кроме того, ей очень нравилась величавая красота старинного особняка и витавший в нем дух вечности. Он был символом продолжения рода и прошлого семьи. Иной раз Анна спрашивала себя, что бы делала, не будь этого дома, в котором она провела столько горьких часов, пытаясь совладать то с печалью, то с одиночеством и сердечной болью, то со скорбью и неизбывной тоской, а то и просто с недугом. Уже одно то, что дом пережил века, казалось, давало ей уверенность в том, что и она сможет пережить и переживет все, несмотря ни на что.