Наконец я поднесла трубку к уху:

— И как я отреагировала? Только не ври про розу и прекрасное расставание!

— Ну… — выдохнул мой бывший бойфренд, — честно говоря, ты просто как с ума сошла и буквально взбесилась. Начала кричать о своей жизни. О том, что надо полностью все менять, что это не жизнь, а дерьмо, что ты ненавидишь меня и вообще все ненавидишь… Говорю тебе, Лекси, это было что-то жуткое. Я пытался тебя успокоить, даже принес сандвич с креветками, но ты не захотела его есть и выбежала из комнаты.

— А потом?

— Больше мы не встречались. В следующий раз я тебя увидел уже по телевизору — совершенно изменилась.

— Понятно. — Я засмотрелась на двух птиц, круживших в небе. — Знаешь, ты мог сказать мне правду и раньше.

— Да. Извини, мне очень жаль.

— Ну еще бы…

— Нет, действительно. — Он говорил непривычно искренне. — Я хочу извиниться за то, что связался с той официанткой, и за то, как она тебя назвала. Это уж она от злости.

По-прежнему сидя на ограде, я настороженно выпрямилась:

— А как она меня назвала?

— О, ты же не помнишь… — спохватился он. — Э-э-э… Никак. Я уже тоже не помню.

— Как она меня назвала? — Я встала, крепче стиснув телефон. — Скажи, как она меня назвала! Лузер Дейв!

— Мне надо идти. Удачи тебе с доктором! — И он бросил трубку. Я тут же набрала номер опять, но он был занят. Ах ты, засранец!

Я быстрым шагом направилась в дом. Джон по-прежнему сидел на диване, читая свежий выпуск «Мира уиппетов». Когда он увидел меня, его лицо просветлело.

— Ну что, удалось?

— Как официантка назвала меня на похоронах? Джон тут же опустил глаза и уклончиво ответил:

— Не понимаю, о чем ты. Слушай, ты когда-нибудь читала «Мир уиппетов»? — Он протянул мне газету. — Знаешь, на удивление хорошо пишут…

Я присела рядом с ним и потянула его за подбородок, чтобы заставить взглянуть мне в глаза.

— Я знаю, что рассказывала тебе об этом. Скажи мне. Джон вздохнул:

— Лекси, это крошечная деталь. Почему она для тебя так важна?

— Потому что… просто важна, и все. Слушай, Джон, нельзя отчитывать мою мать и тут же утаивать от меня то, что произошло в моей собственной жизни и о чем я должна знать. Скажи, как меня назвала официантка. Сейчас же! — Я яростно взглянула на него.

— Ладно! — Джон поднял руки, словно защищаясь. — Если тебе обязательно хочется знать, она назвала тебя… Дракулой.

Дракулой?! Несмотря на то что я сильно изменилась и мои зубы уже не растут как попало, я почувствовала, как лицо заливает краска нестерпимого унижения.

— Лекси… — вздрогнул Джон.

— Ничего. — Я сбросила его руку. — Все в порядке.

С пылающими щеками я встала и подошла к окну, силясь представить себе ту сцену — пытаясь, фигурально говоря, влезть в свои стоптанные поношенные мокасины трехлетней давности. На дворе 2004 год. Меня обошли с бонусом. Хоронят моего отца. Только что пришли судебные исполнители объявить нас банкротами и описать имущество. Я наткнулась на своего бойфренда, трахавшего официантку… И она, взглянув на меня всего один раз, назвала Дракулой.

Ситуация начинала проясняться.

ГЛАВА 18

По дороге в Лондон я долго молчала, сжимая лежавшую на коленях синюю папку, словно она могла исчезнуть. За окном мелькали разноцветные поля. Джон то и дело посматривал на меня, но не пытался заговорить.

Я снова и снова прокручивала в голове все, что узнала, и пыталась к этому привыкнуть. За полчаса словно прошла трехлетний курс обучения по теме «Как стать Лекси Смарт».

— Никак не могу поверить, что отец так нас подвел, — сказала я наконец. — Не предупредив, не намекнув заранее…

— Так-таки не можешь? — с неопределенной интонацией усмехнулся Джон.

Сбросив туфли, я подтянула ноги на сиденье и обхватила колени, положив на них подбородок и глядя на дорогу.

— Понимаешь, отца все любили. Он был красавец, весельчак, замечательный человек… и он любил нас. Пусть он бросал нас несколько раз, но он искренне нас любил. Он называл нас тремя своими девочками.

— Тремя своими девочками? — переспросил Джон как-то очень сухо. — Бегущая от реальности собачница, сопливая мошенница и лишившаяся памяти неудачница. И все в долгах как в шелках. Отлично, Майкл. Ты был классный парень!

Я бросила на него суровый взгляд.

— Ты невысокого мнения о моем отце?

— Я считаю, что он жил в свое удовольствие и предоставлял вам довольствоваться крохами, — ответил Джон. — По-моему, он был эгоистичным козлом. Ах-ах, я же не знал его лично! — Он резко нажал на сигнал и сменил полосу. Я вдруг заметила, с какой силой он сжимает руль. Джон выглядел почти рассерженным.

— Ну ладно, по крайней мере мне удалось вернуть еще частицу прошлого, — сказала я. — Я когда-нибудь говорила с тобой об этом? О похоронах?

— Так, пару раз. — На губах Джона промелькнула ироническая улыбка.

— А, ну да, — покраснела я. — Значит, постоянно. Должно быть, все уши тебе прожужжала.

— Не глупи. — Он снял руку с руля и коротко сжал мою. — Однажды, еще в самом начале знакомства, когда мы были просто друзьями, ты разговорилась и рассказала все от начала до конца. Как этот день изменил твою жизнь. Как ты взяла на себя долг отца, записалась на следующий день к дантисту в клинику косметической стоматологии, села на изуверскую диету, твердо решив полностью измениться. Затем ты пошла в реалити-шоу, а дальше все завертелось с неимоверной быстротой: феерический карьерный взлет, знакомство с Эриком, который показался тебе идеальным мужчиной — солидный, богатый, стабильный — и разительно отличался… — Он замолчал.

— …от моего отца, — добавила я после паузы.

— Я не психолог, но мне так показалось.

Повисло молчание. Я смотрела на маленький самолет, поднимавшийся выше и выше в небо и оставлявший за собой двойной белый след.

— Знаешь, когда я очнулась в больнице, мне показалось, я попала в сказку, — медленно сказала я. — Потому что я считала себя Золушкой. Даже более удачливой, чем Золушка. Я верила, что счастливее меня нет никого на свете…

Джон покачал головой, и я замолчала.

— Ты жила в постоянном напряжении. Ты добилась слишком многого чересчур быстро и не знала, что с этим делать. Ты совершала ошибки… — Он на некоторое время замолчал, потом продолжил: — Ты оттолкнула от себя подруг. Кстати, это ты восприняла тяжелее всего.

— Но я не понимаю, просто не понимаю, отчего стала стервой.

— Так получилось. Лекси, да перестань ты себя винить! Тебя в одночасье усадили в кресло начальника, в твоем ведении оказался крупный отдел, ты хотела произвести впечатление на руководство и избежать обвинений в продвижении любимчиков. И ты запуталась, ты выбрала не совсем правильный путь и вскоре оказалась в ситуации, когда отступать некуда. Ты заставила себя быть жесткой и волевой, и это помогло тебе добиться успеха.

— Я стала коброй. — Было трудно поверить, что мне дали такое прозвище.

— Коброй, — кивнул Джон, и на его губах снова появилась улыбка. — Между прочим, это придумали телепродюсеры, а вовсе не твои подчиненные. Хотя они не так уж не правы. Ты становишься очень похожа на кобру, когда дело касается бизнеса.

— Неправда! — Я в ужасе подняла голову.

— В хорошем смысле! — широко улыбнулся он. Интересно, как можно походить на кобру в хорошем смысле?

Некоторое время мы ехали молча. По обе стороны шоссе до самого горизонта раскинулись золотые поля. Вскоре Джон включил радио. Слушая хит «Игле» «Отель „Калифорния“» я смотрела, как радужные блики солнца играют на ветровом стекле, и мне отчего-то вдруг начало казаться, что мы в другой стране. И в другой жизни.

— Однажды ты призналась: если бы могла вернуться в прошлое, ты бы непременно все переиграла, — сказал Джон мягче, чем раньше, — причем это касается твоей работы, и Эрика, и тебя самой. Когда глянец поистерся, все стало выглядеть иначе.

Меня немного покоробило упоминание об Эрике в таком контексте. Джон говорил о нем как о далеком прошлом, но ведь для меня муж продолжал оставаться настоящим. И пока я не собиралась ничего менять.

— Между прочим, я никогда не охотилась за большим состоянием и не выбирала мужа по размеру кошелька, — с горячностью возразила я. — Я наверняка любила Эрика и не вышла бы замуж за человека только из-за внешнего лоска.