— Едва ли это подходящее занятие для новобрачной, — произнес Силверстон. — Нет, для этого у нас будет слишком мало времени — светский сезон и все такое прочее. Нужно много работать, Джорджиана, чтобы завоевать авторитет в свете.
— Но я хочу…
— Я вижу, что нам нужно поговорить откровенно, — сказал он. — Я горжусь своей честностью, Джорджиана. Скоро вы сами оцените эту черту моего характера. Я не из тех, кто скрывает свое мнение. Скрытность приводит к отсутствию взаимопонимания и ссорам между супругами.
Силверстон потер свой круглый подбородок и посмотрел на нее внимательным взглядом.
— Я думаю, нам нужно поговорить начистоту. Я многим жертвую, делая вам предложение, потому что, откровенно говоря, жениться на вас — это все равно что жениться на Тауэре или на кафедральном соборе. Я уверен, что вы знаете о недостатках вашей внешности, и готов закрыть на них глаза. Но союз с таким знатным родом, как ваш, стоит этой жертвы.
Он разволновался и закончил свою речь с самодовольным пылом, не заметив бледности Джорджианы.
— Ваша жертва не потребуется, — произнесла она после небольшой паузы.
Он смотрел в окно на проезжающие кареты, и удивленный взгляд, который он бросил на нее, говорил о том, что он не ожидал от нее ничего, кроме согласия.
— Что не потребуется? — переспросил Силверстон.
— Ваша благородная жертва. Я не желаю причинять вам никаких неудобств. Прощайте, милорд.
— Джорджиана, вы сами не знаете, что говорите. Я ухожу и поговорю с вами завтра, когда вы успокоитесь.
Несмотря на внешнее спокойствие, Джорджиана чувствовала себя униженной. Почему она должна оставлять безнаказанными оскорбления, которым подверг ее этот низкий человек?
— Я не собираюсь выходить за вас, Силверстон, и, если хотите, объясню вам почему. Вы ничтожество, скрывающее свои аппетиты под личиной честности. Вы обожаете откровенность? Пожалуйста. У вас нет подбородка, сэр, и вы коротышка, хотя это не имеет для меня никакого значения. Но я совсем не желаю выходить за чванливого тупицу.
Дочери герцогов не должны называть своих женихов тупицами и ничтожествами, однако вид красного разгневанного лица Силверстона стоил того, чтобы разорвать с ним отношения. Герцог был вне себя от ярости. И с того дня Джорджиана уже никогда не отказывалась от своего намерения выйти за пожилого поклонника.
— Миледи?
Джорджиана, вздрогнув, очнулась от своих невеселых воспоминаний и увидела, что Ребекка протягивает ей корсаж ее платья. Досадуя на то, что увлеклась мыслями, которые могли вызвать жалость к самой себе, она тихо извинилась перед служанкой. Просунув руки в узкие рукава корсажа, она подождала, пока Ребекка застегнула на нем пуговицы. Затем она села перед зеркалом и помогла служанке завить свои длинные густые волосы в локоны на затылке.
Ее руки дрожали от гнева. Если бы она была мужчиной, как Джоселин. никто бы не посмел вмешаться в ее личную жизнь. План, обдуманный Джорджианой в течение многих лет, находился теперь под угрозой. С детства она наблюдала за отношениями родителей и постепенно поняла, что быть замужней женщиной в Англии невыносимо.
Она не могла указать на какое-то конкретное событие или разговор как на убедительный довод ее решения отвергнуть узаконенное рабство, коим, по ее мнению, являлся брак. Она просто наблюдала за своими родителями. Ее мать была гораздо умнее отца, но он был мужчиной и поэтому управлял состоянием семьи. Отец нес юридическую ответственность за их детей.
Но унизительным было не столько неравенство юридических прав, сколько обычаи и поступки, которые низводили женщин до положения ребенка: отец должен был одобрить газеты, книги и журналы, которые мама читала, одежду, которую она носила, друзей, которых имела. Подобно ребенку, мать ее редко имела больше нескольких фунтов наличных денег.
Отец вел дела с торговцами, и счета приходили на его имя. Джорджиана не могла забыть случая, как однажды, когда она отправилась с матерью за покупками, ей пришлось дать матери взаймы денег на ленты, которые та купила у уличного торговца.
Ребекка достала несколько головных уборов, но Джорджиана отвергла все и выбрала венок из шелковых роз и кружев, который можно было приколоть к волосам на затылке. Да, ей понадобилось много времени, чтобы составить свое мнение о браке. Тетя Ливи, которая теперь была рядом с ней, являлась полной противоположностью ее матери. Она была замужем за мужчиной, проявлявшим больше интереса к лошадям, чем к ней. После его смерти тетя больше не захотела идти под венец и жила свободно, в свое удовольствие.
Не заботясь о мнении света, тетя Ливи начала носить брюки, как и ее приятельница Жорж Санд. Если бы ей нравилось курить сигары, она смело курила бы их в обществе. Такая жизнь представлялась Джорджиане идеальной, поскольку она не знала ничего более губительного для души, чем трата времени на пустые и праздные светские занятия, которые тетя Ливи называла «балами, визитами и тряпками».
Джорджиана хотела посвятить свою жизнь чему-то полезному. Джоселин рассказал ей, что есть много бездомных детей и таких, у кого дома есть, но условия в них настолько ужасные, что они не могут чувствовать себя там в безопасности. Она собиралась создать для этих никому не нужных детишек безопасное место, убежище, где им ничто не будет угрожать. Но сначала она должна стать независимой от своих родителей. Они ведь никогда не позволят ей заняться благотворительностью.
Они считали, что главная ее обязанность состоит в том, чтобы хорошо выйти замуж и родить наследников ее мужу. Они хотели, чтобы она всю жизнь провела с каким-нибудь бесчувственным самовлюбленным болваном, подобным Силверстону. Но она, скорее, умрет, чем пойдет на это. И если мистер Николас Росс думает, что сможет заставить ее отказаться от своего спасительного плана, то он глубоко заблуждается.
— Ребекка, — обратилась Джорджиана к служанке, — мистер Хайд и леди Пруденс уже вернулись из гостей?
— Да, миледи.
Стараясь успокоиться, Джорджиана вытянула вперед ногу, чтобы Ребекка зашнуровала ее лайковый ботинок. Достопочтенный Эвелин Хайд и его супруга были проклятием Трешфилда. К сожалению, она не принимала в расчет Хайдов в своих планах добиться независимости. Она не представляла, как трудно ей будет с близкими графа, пока не приехала с этим визитом по случаю помолвки и не встретилась с ними. Эвелин, отец Людвига, был племянником и наследником Трешфилда. Не прошло и двадцати четырех часов после ее приезда, как Эвелин попытался соблазнить ее в красной гостиной.
Джорджиана была не настолько глупа, чтобы думать, что Эвелина пленила ее внешность. Просто он хотел опорочить ее перед графом. Эвелин не любил угроз своему праву наследования. Меньше всего он хотел, чтобы его престарелый дядюшка женился на молодой женщине, способной иметь детей.
А Пруденс? Пруденс имела далеко идущие планы, ставя своей целью получение Эвелином титула герцога. Ей очень хотелось, чтобы, обращаясь к ней, ее называли «ваша светлость». Она являла собой яркий пример того, как можно чувствовать себя обойденной, даже родившись в богатой и знатной семье. Чтобы не встречаться с Эвелином и Пруденс, Джорджиана проводила большую часть времени в Египетском крыле, занимаясь научными исследованиями. Бедный Людвиг тоже находил там убежище от своего злобного двоюродного деда и жестоких родителей. Вдвоем они составляли каталоги и охраняли ценные приобретения графа.
С графом ее сблизила любовь к истории и культуре древнего мира. Трешфилд обладал блестящим умом и удивительным воображением. Джорджиана сожалела о том, что горькое чувство обиды на родителей, которые его не любили, и стремление к власти над людьми ожесточили его душу. Ей казалось, что граф согласился на ее странное предложение пожениться только для того, чтобы помучить своих близких.
Когда Ребекка протянула ей кашемировую шаль, Джорджиана произнесла:
— Визит мистера Росса будет удивительно кратким.
Повернувшись, чтобы Ребекка накинула шаль на ее плечи, она увидела, что служанка смотрит на нее широко открытыми глазами.
— Что-нибудь не так, Ребекка?
— Ах, миледи!
— Да?
— Ах, миледи, — повторила Ребекка, наклоняясь и поправляя шаль на плечах хозяйки. — Он правда такой красивый, как говорят?
Джорджиана нахмурилась:
— О ком ты?
— Мистер Николас Росс. Правда ли то, что у него глаза синие, как небо, и что он похож на дикого вояку из Америки? Нелли, служанка с верхнего этажа, видела его краешком глаза. Говорят, у него темное прошлое и что леди и герцогини дрожат от страха, когда видят его верхом на лошади в Гайд-парке.