Сомнения были логичными, потому что лишь пара огоньков обозначала место города.

— Наверняка у них просто не осталось масла для ламп.

Они даже не подозревали, насколько права в своем шутливом предположении Юста. В Сорренто не хватало не только масла, там не было ничего. Неудивительно, дороги на побережье, как и все остальные, завалило пеплом и камнями, туда все доставляли через залив, а в последние дни такой возможности больше не было.

Но освещенный или темный, Сорренто казался панацеей от всех бед. Сколько раз за время пути они произносили эту фразу: «Вот придем в Сорренто…» И теперь он был совсем рядом. Завтра Сорренто, а там через залив, и они в Мизене, Неаполе и Риме…


В последний вечер перед Сорренто они долго не могли заснуть, смотрели на звезды, Гай рассказывал, где какое созвездие. Он хорошо знал небо. Юста старалась запомнить. Потом договорились: где бы ни были, время от времени смотреть вон на ту яркую звезду. Говорят, если два человека одновременно смотрят на одну звезду, то начинают разговаривать между собой с ее помощью…

Они словно предчувствовали расставание, причем расставание долгое.

Но ведь впереди лежал Сорренто, крошечный городок, столько дней символизировавший для них окончание кошмара под названием «Извержение Везувия».


Однако и в Сорренто их беды не закончились. Таких пострадавших оказалось много, кто-то все же сумел добраться из Стабий на лодке, кто-то, как и они, пришел через горы пешком, многие пострадали и в самом Сорренто, городку тоже немало досталось, сюда докатилась страшная волна, пусть на излете, но принесла смерть и разрушения.

Пострадавших много, а едва живое суденышко одно на всех. И плыть страшно, и не плыть нельзя — в Сорренто ни еды, ни крыши над головой. На суденышко решили посадить только женщин и детей, а мужчинам добывать себе пищу самим и ждать следующего. Капитан обещал, как только достигнет Мизены, тут же прислать за оставшимися другой корабль.

Фульвия решила плыть, а вот Юста противилась:

— Гай, пока ты рядом, мне ничего не страшно. Ты только посмотри на эту развалину, она попросту потонет посреди залива, а я проплыть больше десяти миль не смогу.

Но капитан честно признался Марку, что никакой надежды на скорое появление второго судна нет, часть галерного флота, который Плиний Старший вывел из Мизены к Стабиям, погибла, то, что осталось, в плохом состоянии, от Везувия перепало и Мизене тоже.

— Я постараюсь довезти ваших женщин и детей, но вы выбирайтесь сами. Да помогут нам боги!


— Юста, — Гай взял ее лицо в ладони, — ты доберешься до Мизены и до Рима тоже.

— Гай, у меня в Риме никого нет…

— Пойдешь к моему отцу, он на Палатине, спросишь, подскажут. Скажешь от меня три слова: «Победа будет за нами!» Это наш с ним девиз, отец поймет и поможет. А я постараюсь добраться до Рима к открытию новой арены Флавиев. Не могу же я пропустить такое событие! До встречи, и постарайся все же доплыть до берега, если эта посудина развалится посреди залива. Ты у меня все можешь, выживи, прошу тебя.

— И ты выживи, иначе и мне выживать ни к чему.

Гай улыбнулся, хотя в глазах тревога, смешанная с нежностью.

— Вот видишь, у нас есть такая причина, чтобы выжить вопреки всему. А выживать мы умеем, ведь поборолись с самим Вулканом. Я люблю тебя и женюсь на тебе, только для этого ты должна добраться до Рима. Договорились?

— Я тоже люблю тебя, Гай, и повторю это в Риме перед твоим отцом.

Их прощальный поцелуй был жарким и долгим, Марку даже пришлось тронуть Гая за плечо:

— Юста опоздает…


Она смотрела на удаляющийся берег и пыталась убедить саму себя, что все получится, что эта развалина продержится на плаву до самой Мизены.

Не получилось, может, богов плохо молили, а может, боги вовсе забыли тех, кто живет на Неаполитанском побережье, но суденышко до берега не дотянуло. Капитан честно предупредил, что течь в днище такая, что если немедленно не броситься за борт, то тонущий корабль утащит на дно за собой.

— Немного погодя будет поздно. Все, кто хорошо держится на воде, прыгайте, может, полегчает и остальных сможем протащить еще немного? Только на всякий случай отплывайте подальше.

Фульвия прыгать отказалась, как и большинство женщин. Юста поняла, что риск пойти в гости к Посейдону слишком велик, а шанс этого не сделать только один, и прыгнула, попросив Фульвию столкнуть следом обломок мачты, лежащий на палубе. Он небольшой, но одному человеку помочь держаться на воде вполне может.

Фульвия столкнула крайне неудачно, попав по голове одной из прыгнувших следом за Юстой девушек, вода окрасилась кровью, и девушка скрылась под водой. Нырять и искать бесполезно, к тому же ныряльщица Юста неумелая. Она обхватила обломок и погребла к такому далекому берегу, стараясь по совету капитана отплыть от корабля подальше.

Полезный совет, потому что суденышко долго на воде не продержалось.

И снова Юста потеряла счет времени. Большинство бросившихся за борт были утащены тонущим кораблем, сначала Юста видела несколько голов на поверхности воды, но только ей удалось захватить деревянный обломок, без него и Юста долго не продержалась бы. Постепенно товарищи по несчастью теряли силы и уходили на дно.

Оглянувшись в очередной раз и поняв, что осталась вообще одна, а до берега еще далеко, Юста почти запаниковала, но потом вспомнила клятву, данную Гаю, и громко пообещала сама себе:

— Я доберусь до Рима! Но сначала до этих проклятых Мизен, которые так далеко!

Стараясь заглушить панику и представить, что за ней наблюдает Гай, Юста попыталась понять, как двигаться получается быстрей всего, как легче держаться, чтобы вдруг не выпустить спасительный кусок дерева. Стоило успокоиться, сразу показалось, что Мизены приблизились.

— Вот так-то! — снова заорала она. — И не вздумай наслать на меня бурю или сильный ветер с берега!

Кому она кричала — богу морей Нептуну, повелителю ветров Эолу или самому Юпитеру? Наверное, всем подряд, но больше всего себе.


Юста добралась до берега, когда было уже темно. Выползла на твердую землю и упала лицом в песок, не в силах больше двигаться. Рядом волна подтащила обломок мачты. Девушка похлопала его рукой:

— Спасибо… Без тебя бы не справилась…

Словно получив ответ, обломок послушно отступил обратно в море.

Юста отползла немного дальше, некоторое время лежала, пытаясь прийти в себя, потом огляделась. Далеко в стороне огоньки, видно, там живут. Мизены? Кто же знает…

И все-таки она провалилась в небытие, спала — не спала, то ли бредила, то ли нет, но ее теребили, а она уговаривала дать немножко отдохнуть, чуть-чуть…

Ее действительно теребили. Мать с сыном собирали на берегу выброшенные морем обломки древесины и увидели лежащую ничком девушку.

— Смотри, богатая, — показал мальчик на золотой браслет с камнями, который оставался на запястье Юсты. — Давай снимем?

Мать дала ему затрещину и склонилась над Юстой.

— Дышит. Живая.

Вдвоем они оттащили девушку подальше, мальчик принес воды…

Юста пришла в себя не скоро. Дотащить до дома спасители ее не смогли, просто прислонили к большому камню и оставили сидеть, усевшись рядом. Если бы не оттащили, то высокий прилив попросту утопил бы избежавшую гибели в морской пучине Юсту.

— Ты кто? — поинтересовалась женщина. — Откуда?

— Я Юста Пизония из… Стабий.

Она не стала говорить, что из Рима.

— Залив переплыла, что ли?! — ахнула женщина.

— Переплыла. Только сначала на кораблике, который пошел ко дну, а потом вон на обломке мачты.

— А… Теперь куда?

— Мне нужно в Рим. У меня родственники или там, или погибли в Геркулануме.

Она старалась быть честной перед самой собой. Если бабушка не уехала из Геркуланума, то погибла. Больше у Юсты близких родственников не было. Разве что два жениха, один из которых удрал, лишь почувствовав опасность, а второй… вернее, единственный, и другого не надо, на том берегу.

— Помогите мне. Вот, возьмите, — Юста сняла с руки браслет и протянула женщине.

Та помотала головой:

— Это сейчас никому не нужно. Ни лошадей, ни лодок, ни кораблей, ни еды, ни воды — ничего нет. Воду приходится набирать в маленьких родниках, в городе ее нет, акведук не работает. Пойдем, отдохнешь у нас, потом что-нибудь придумаем. Ты, видно, богатая и знатная, вот какая ухоженная… а у нас лачуга, не взыщи. Не рабы, конечно, но бедняки. Все погибло, чем зиму жить будем, не знаю.