– Вообще-то не смешно. Если и этот твой «на особом положении» так среагирует… А анализ срочный.
– Так он вообще-то не лежачий, просто под капельницей сейчас. Подожди немного, я занесу тару – сам всё сделает.
– Ох, ты простой какой! Это же на скрытый гемоглобин! – «Что блин? Что я несу?» – Там строго по времени. Это же Семёнов, правильно?
– Ну…
– Гну! В карте написано кровопотеря. Как раз через шестнадцать – семнадцать часов надпочечники в ответ на активное обновление крови начинают выделять гормон стресса и нужно контролировать уровень скрытого гемоглобина, иначе можно пропустить анафилактический шок и даже летальный исход. Понимаешь?
Термины и какая-то псевдонаучная фигня лилась из меня свободным потоком, а Никита только часто моргал, и в глазах его виделось усилие – он переваривал мои слова туго, но, кажется, всё-таки переваривал…
– А анафилактический шок разве от этого бывает?
Зашибись…
– И от этого, и не от этого, и ещё много от чего. Слушай, я вообще-то до семи утра каждый час буду приходить, и что, ты каждый раз будешь строить мне глазки? Отвлекает, знаешь ли, от служебных обязанностей… и тебя, и меня… – Призывно улыбнулась.
Он вздёрнул бровь и приосанился.
– Не-не, на работе нельзя, – поспешила я охладить его пыл. – Не мечтай даже.
– А после?
– Ну-у-у… – я потупила взор и кокетливо заломалсь: – Даже не знаю, возможно… подумаю… Но если я через десять минут не вернусь в лабораторию – меня просто убьют, и тогда уже, как ты понимаешь, никаких «после».
– Ладно, – он взялся за дверную ручку, – я тоже здесь до утра. Буду ждать.
– И скучать, надеюсь? – я многообещающе улыбнулась и он, наконец, толкнул дверь внутрь.
Денис лежал под капельницей на послеоперационной кровати с приподнятым изголовьем. На открывающуюся дверь среагировал мгновенно – скованно повернул голову, настороженно сощурился. Увидел медика с ящиком, увидел своего гаврика, и тут же потеряв интерес, уставился в потолок.
– Игнат Николаевич, – позвала я, с отчаянием понимая, что Никита застрял в дверях и уходить не собирается. Поставила контейнер на стул. – Мне нужно взять у вас мочу на анализ. Вы не переживайте на счёт капельницы – я сама всё соберу. Вы, главное, расслабьтесь, и постарайтесь помочиться…
Всё-таки хорошо, что я связалась с этими дурацкими баночками! Если Никита и заметил высшую степень охренения на лице шефа, то, скорее всего, списал его на драматизм ситуации – какая-то пигалица? У Бати? Мочу?! Но Денис почти мгновенно взял себя в руки. Недовольно скривился, глянул на охранника:
– Дверь закрой.
Никита вошёл в палату и прикрыл дверь. Я оглянулась на него, липко улыбнулась и тут же повернулась к Денису. Скорчила страшную рожу. Он снова глянул на охранника.
– Никит, ну чё ты как… с той стороны закрой!
– Но Ден… Игнат Николаевич… – начал было тот, но не выдержал взгляда, сдался.
Вышел. И я наконец позволила себе охренеть не меньше, чем Денис перед этим.
– Что… – все слова растерялись. – Что…
Раненная рука была замотана бинтами в оранжевых пятнах – от локтя вверх, включая плечо и, наискось, через шею, как при переломе. Но выглядела вполне мирно. А вот голова… Повязка на ней возвышалась как шлём шахтёра, лицо в ссадинах и зелёнке, на предплечии «здоровой» руки белела огромная, похожая на многоножку пластырная повязка. – Мне сказали, ты только в плечо ранен…
– Ты что тут делаешь? – ответил он и метнул быстрый взгляд на дверь. – В таком виде?
Я тоже воровато обернулась на вход, на всякий случай откинула одеяло с ног Дениса, положила на его бёдра пустую баночку, и суетливо расстегнув халат на груди, вынула, наконец, пистолет.
– Вот. Он заряжен, но не взведён и…
Денис забористо выругался.
– Да уж надеюсь. Сунь под подушку. А теперь капельницу сними и рассказывай.
– Как её снимать?
– Прижми ватой и просто вытяни. Стой, не убирай иглу. Пластырем приклей рядом.
– У тебя тут кровь бежит… из дырки от укола…
Он нетерпеливо отмахнулся:
– Побежит и перестанет. Рассказывай.
– Ну-у… это… Никита гнилой, э-э… жирный протух, а какой-то фраер завтра в три будет пить шампанское. – Казалось, от волнения все мысли повылетали. А кроме того, мы с Денисом смотрели друг на друга, я говорила ему всю эту хренатень, он её слушал… но взгляды наши вели какой-то параллельный разговор совсем о других вещах. Вздохнула, взяла себя в руки. – Короче, завтра твою землю в центре отпишут какому-то левому чуваку. Но… – мне показалось, что за дверью послышалась возня и я одной рукой схватила баночку, другой – резинку его штанов, склонилась, но тревога не подтвердилась. – Но эта информация от Боярской, Денис. Я не стала мужикам говорить, но ты сам смотри, можно ей верить или нет… Может, она просто хочет вытащить тебя отсюда, чтобы… – договорить не смогла, голос перехватило.
Он кивнул. На лице его застыла хмурая озабоченность.
– Тебя Медведь прислал?
– Да.
– Пушку он тебе всучил?
– Не совсем. Я сама вызвалась.
Денис снова выругался. Я коснулась его небритой щеки рукой, и он тут же поймал её, прижал ладонь к губам.
– Мила-а-аха… Вот выпороть бы тебя за это!
Взгляд ко взгляду, и я не выдержала, припала к его губам, он жадно потянулся в ответ и тут же зашипел, ухватился за примотанную к туловищу руку. И в палату тут же ворвалась отступившая на мгновенье жестокая действительность. Денис продышался.
– Откуда про Никиту информация?
Я испуганно пожала плечами.
– Мне надо идти, иначе он… сам понимаешь.
– Сможешь отвлечь его?
– Как?
– Не знаю. Мне бы минут десять.
– Ты хочешь сбежать? – Сердце словно сдавили в тисках, но время поджимало, а ещё столько всего… – Там на центральном входе вокзальные пасут. Этот, Костя, и ещё какой-то… А Медведь, кстати, на стоянке за остановкой ждёт. Денис, может, я сначала дойду до них? Может, что-то им передать сначала? – В носу защипало, подбородок задрожал, но я только прикусила губы, взяла короткую паузу. – Я так боюсь за тебя.
Он ободряюще улыбнулся одними губами.
– Ничего, Милаха прорвёмся. Ты, главное, сама не высовывайся. Зубы Никите заговори и постарайся задержать хоть немного. Потом уходи, но не через центральный, а через приёмное. Это возле лаборатории – вниз по лестнице до упора и налево. Там, за рентгенотделением.
– Хорошо… А куда мне потом идти? Я же… Я вот так приехала, – развела руками, показывая на себя.
– Твою мать! Значит, беги к Медведю. Там на месте разберёмся.
– Хорошо. Я пошла?
– Давай, с Богом! Подожди,– поймал мою руку, – иди сюда.
Господи, как же я, оказывается, скучала по его губам, по его требовательной манере, и по разящей от него силе!
Распахнула дверь, вышла, прикрыла её за собой ногой.
– Ну как, – ухмыльнулся Никита, – получилось?
– Угу. Совершенно не интересный тип. Ноль реакции. Даже обидно как-то. Кстати, поможешь мне дотащить ящик до лаборатории? Руки отсыхают просто.
– Не, не выйдет. Я на работе.
– Пфф… Десять минут?
– Не, никак.
Я многообещающе улыбнулась:
– А открой-ка дверь. Ну давай, давай…
Он открыл и я, слегка заглянув в палату, спросила:
– Игнат Николаевич, вы не будете против, если я заберу вашего сотрудника? Буквально на пару минут – до лаборатории и обратно.
– Буду против. У него другие обязанности.
– Ладно, – я сделала вид, что обиделась. – Если я опоздаю к вам на следующий анализ, и вас вдруг накроет приступ, считайте, что это карма, – и пошла.
Но не успела дойти до конца коридора, как меня догнал Никита, перехватил ящик.
– Сказал, туда и обратно.
Я водила его по этажам. Рискуя быть остановленной вопросами настоящих медиков, на свой страх и риск словно иголкой прошивала коридоры по длинному пути, вместо того, чтобы спуститься сразу на первый этаж к лаборатории. А Никита и не сопротивлялся. Держался чуть позади, несомненно рассматривая мои ноги, и без умолка болтал. На месте Дениса, я убила бы такого охранника, вот честное слово!
Не знаю, сколько прошло времени, минут десять точно, когда мы, наконец, спустились на первый этаж. Но намалёванная прямо на стене стрелочка «Рентген» почему-то гласила, что надо ещё ниже. А Денис, вроде, говорил, что лаборатория за рентгенотделением на первом? Ну ладно. Спустились ещё.