Здесь никого не было, горели редкие дежурные лампы, вдоль стен стояли каталки. За одной из закрытых дверей – железной, мятой, выкрашенной в защитный цвет и больше похожей на вход в секретный военный бункер, играла музыка, сверху горела табличка «Не входить. Излучение» А впереди по коридору – тупик! В голове тут же десятки вариантов развития событий, но, как назло все какие-то киношные, до ужаса примитивные…

– Чёт не понял, куда ты меня заманила-то, – хмыкнул Никита. – Не вижу здесь лаборатории.

– А ты внимательнее посмотри… – унимая панику, мурлыкнула я и резко остановившись, повернулась к нему. Кино, так кино, куда деваться-то? – Может, что поинтереснее увидишь?

Он по инерции едва не налетел на меня, оглянулся, пробежался взглядом по стенам, закрытым дверям… Наконец по мне. Во взгляде мелькнуло понимание.

– Да ладно?

– Угу…

– Да ладно… – Переложил контейнер в другую руку, прищурился. В чёрных глазах плясали черти. – А как же срочный анализ?

– Ещё целых пять минут есть. Но если не хочешь – не надо…

Я пожала плечами, и сделала вид, что ухожу, но он подхватил меня за талию.

– Ты прям как девушка Джеймса Бонда… Сейчас секс, а потом вернусь, а пациент скорее мёртв, чем жив, да? – хохотнул.

Я капризно закатила глаза и невольно задержав дыхание ухватила его за яйца, тиранулась об его плечо грудью.

– Четыре минуты. А потом я убегу в лабораторию, сдавать материал. Потому, что мне летальные в послужном не нужны. Я ещё только практику прохожу, между прочим. Вся карьера впереди, рано мне ещё леталки…

Он с громким звяканьем шмякнул контейнер на пол и вжал меня в стену, сходу ухватившись одной рукой за шею, а другой за ляжку. Повёл ладонью вверх, поднимая халатик, впился в губы, ощутимо сильно сдавливая пальцы на горле. Я застонала, бесстыдно задрала колено до его талии и, наконец, разорвала поцелуй, схватила ртом воздух.

– Три минуты, даже две, наверное… Жаль. Но когда ночью приду, там прямо на этаже закуточек один знаю…

Но он не слушал, заткнул новым поцелуем. Будто с цепи сорвавшись, мял грудь, бедро задранной ноги. Спасибо хоть не придушивал больше – просто удерживал за шею, чтобы не вертелась. И вдруг метнулся этой рукой вниз и сразу ко мне в трусы.

– Эээ… – заверещала я, вырываясь, мне пора, всё! Да всё, говорю, время уже…

– Так, это что ещё? Эй, вы чего творите-то? – раздался строгий возмущённый окрик. – Нет, ну вы посмотрите на них. Совсем совесть потеряли! Кто такие?

Никита бросился к выходу, пронёсся мимо престарелой тётки с кипой потрёпанных папок в руках, рванул вверх по лестнице.

– Кто такая? – тут же набросилась она на меня. – Фамилия, отделение?

Я подхватила контейнер.

– Извините… – и тоже кинулась прочь.

– Откуда ты? Стой, сказала!.. Обнаглели совсем!

Но я уже взлетела на первый этаж, и тут же уткнулась в вывеску «Рентгенологическое отделение», которую раньше не заметили ни я, ни Никита. Бросилась под неё – и до конца коридора. Оставила ящик возле кабинета «Лаборатория», огляделась. В этот момент распахнулись двойные прорезиненные двери, и в них с лязгом заехала каталка с пациентом. Тут же по ногам скользнул сквозняк. Приёмное отделение! На глазах у обалдевших врачей я ринулась к этим дверям, выскочила на улицу.

Так, куда теперь-то? С какой я вообще стороны? Где въезд в комплекс?! Судя по положению «Скорой помощи» с до сих пор раскрытыми дверями – мне туда, по дороге…

Побежала. Вернее, поковыляла. Тапочки оказались жутко, просто катастрофически скользкими! Не прошла и десяти шагов, как грохнулась на задницу. Меня тут же подхватили чьи-то руки, помогли подняться.

– Девушка, ну осторожнее, чё ж вы…

– Спасибо… – кивнула я доброму человеку, и, глянув на него, отшатнулась. Снова чуть не грохнулась.

– Оп-па… – обрадованно раскрыл руки Костик. – Какие люди! Да ещё при таком параде!

– П… привет, – я в неосознанной попытке потянуть время, потёрла ушибленное бедро. – Сколько лет, сколько зим, да?

– Да не так уж и много, – он цепко оглядел меня, и как-то сразу стало понятно, что сбежать не получится. – А ты чё тут?

– Работаю. В смысле, практику прохожу.

– Н-да? А мне чёт показалось, когти рвёшь?

Взгляды наши встретились, и в них не было место шуткам и недосказанности – только оголённые провода правды.

– Слушай… – я попятилась. – Если ты меня хоть пальцем тронешь, тебе Денис яйца на бошку натянет, сам понимаешь, да?

– Угу… – он наступал. – Если будет кому натягивать. Думаешь, высоко взяла? Неприкасаемая?

– А ты проверь… Ну? Слабо?

Костик был похож на хищника загнавшего дичь. Опасный, сильный, но осторожный. Нападать не спешил, но чё-ё-ёрт, выглядел страшно! А я была той самой дичью – насмерть перепуганной, но огрызающейся…

В этот момент откуда-то справа, кажется оттуда, где был небольшой пустырь между корпусами, один за другим послышались четыре или пять громких, плотных, таких, хлопка. Метнулось эхо. Неподалёку истошно залаяли собаки. Костик замер прислушиваясь, словно и сам был легавой в стойке… Ещё два хлопка. Он сорвался с места и помчал на звуки, одновременно запустив руку за спину. И как мне не нравился этот жест! Как мне вообще не нравилось всё это! Стрелялки, догонялки, убегалки… Тем более, что это точно было связано с Денисом.

Но что я могла сделать? Только то, что он велел – бежать к машине Медведя. Я и побежала. Ну, в смысле, поковыляла в своих ворованных белых тапочках.

Машины не было. Чуть поодаль, на остановке толпились люди, а здесь, в условленном месте, никого. Смертельно холодно! Бежать куда-нибудь в другой корпус, отсиживаться? Или… Или не знаю, что ещё! Где они будут меня искать? И будет ли кому искать?

Я беззвучно, сдавленно ревела, не понимая, как быть. Вместо крови по венам бежал сумасшедший страх. Выжигал, мешал думать трезво, заставляя вопреки ломоте в костях и тряскому, прерывистому дыханию, всё стоять и стоять на месте, словно было чего ждать.

Мелькнула белая машина с шашечками на дверях. Я на всякий случай опасливо скрылась в тени трансформаторной будки, но видно поздно – меня заметили. Тачка тормознула неподалёку, и из неё, поразительно прытко для своих габаритов, выпрыгнул Медведь.

– Давай, давай сюда!

Чуть не силой затащил меня на заднее сиденье. Сам рухнул рядом.

– Командир, давай печку на всю! И гони к центру, на Невскую! – И тут же ко мне: – Держи, Саня тебе оставил.

Я натянула кожанку, едва шевеля пальцами, застегнулась.

– Ноги давай сюда!

– В с-смыс-сле…

– Разговорчики в строю… – буркнул он и сам схватил их. Одну сунул себе под мышку, прямо под футболку, и принялся растирать вторую.

В другое время я бы обязательно смутилась и всё такое, но сейчас мне было пофиг. И холодно.

– Ничего, Милаха, щас мы тебя… будешь как новенькая… – бормотал Медведь, отогревая дыханием пальцы, – ты главное потрепи.

– Ох, ты ж, ни хрена себе! Не повезло… – охнул таксист и немного сбавил скорость.

Медведь метнулся между сиденьями – чуть не головой в лобовое стекло. Выругался. Я тоже подскочила. В кювете горела машина. Всё что я успела рассмотреть – она лежала на крыше и, кажется, была чёрная…

– Это… – я обалдело глянула на Медведя, но он только хлопнул водителя по плечу:

– Гони командир!

– Это Денис? – вскинулась я, вцепилась в его футболку. – Где он? Почему ты не с ним? Ты сказал… Ты… Он же…

Трепала, пихала, но так и не добилась от молчаливой глыбы ответа. Тогда просто уткнулась лицом в свои колени и зарыдала от бессилия и тревоги. А Медведь вдруг сгрёб меня в охапку, спиной к себе, зажал, так что не шелохнёшься, и шепнул в ухо:

– Никогда не хорони раньше срока.

– Почему ты не остановился? Может… может помощь нужна… – почти беззвучно ревела я.

– У них тут целый больничный комплекс в помощь, а тебе светиться нельзя, – спокойно ответил он. Помолчал. – Всё будет путём. Вертай лучше ноги сюда, погрею.

– Да пошёл ты…

– Ну и зря. Гангрена может начаться.

В итоге, всю дорогу до центра он растирал, согревал дыханием и поочерёдно совал себе под мышки мои ноги. Я ревела и материлась, а Медведь только бурчал: «Ну вот, хорошо, гангрены не будет» И не понятно – шутил или серьёзно…