Барбара Мецгер - Порочная жизнь настоящего героя (ЛП)

Кори взяла чашку, но заколебалась.

– И мы сможем забыть прошлое?

– И ваше прошлое, и мое.

Они чокнулись чашкой и стаканом, а затем Дэниел произнес:

– За будущее.

Но он все еще размышлял по поводу Снеллинга и того, что случилось в той гостинице.

– Вы любили его?

– Я хотела влюбиться в него. Он был таким красивым в алом мундире, и он заставлял меня ощущать себя красавицей. Я полагала, что он благороден, потому что спасает меня, храбр – потому что принимает на себя гнев моего отца. Но на деле он оказался таким же неверным, как все другие мужчины, таким же жестоким, как и мой отец, таким же ничтожным, как и вы.

Итак, сделка покончила с враждебностью, но не положила начало дружбе. Дэниел ощутил мимолетное сожаление, но он был не из тех, кто страдает из-за того, что не может изменить. Но у него появилось искушение скрепить их договор поцелуем, чтобы узнать, не сможет ли это изменить ее мнение. Ему хотелось узнать, будут ли ее губы такими же мягкими, как выглядят, или чопорными, какой притворялась мисс Корисанда Эббот. Он знал, что заработает пощечину, но кто сказал, что у него недостает храбрости? Или глупости.

Кори не ударила его. Дэниел предположил, что это было бы довольно болезненно, потому что она не относилась к хрупким женщинам.

Она заплакала. Ее слезы пронзили ему сердце.

Девушка не отступила назад, когда он сократил небольшое расстояние между ними. Она чуть напряглась, но ничего больше. Дэниел осознал, что мисс Эббот всегда съеживалась, когда он подходил слишком близко, это его злило, а еще переполняло желанием показать ей, что ему можно доверять: он не станет каждый раз наступать ей на ноги.

Она не закричала, когда он оказался в нескольких дюймах от нее, и не ударила его кулачками в грудь, и не помчалась к двери. Кори просто не сводила с него глаз, словно у него выросли рога и хвост. Она выглядела смущенной, удивленной, испуганной – Дэниел не мог понять, какой именно, но в любом случае, какая ему разница? – когда он наклонил голову. Он хотел только коснуться губами ее губ, всего лишь на мгновение. Но девушка смотрела на него, приоткрыв рот, так что он тоже раскрыл губы.

В глубине сознания, где у него все еще могла оставаться какая-то редко используемая часть ума, появилась мысль о том, что совсем неплохо, что у мисс Эббот такой высокий рост – ему не приходится растягивать мышцы шеи или сгибать колени. А ее кожа оказалась такой же нежной, как лепесток розы, от нее пахло сиренью, а вкусом она напоминала бренди, чай и сладкую женщину. Последняя унция здравомыслия улетела прочь, когда кончики его пальцев коснулись ее обнаженных плеч.

Этот момент мог бы длиться вечность – или сравниться с мгновением ока. Мисс Эббот издала горлом низкий звук. Дэниел был чертовски уверен, что ее тихий шепот говорил об удовольствии, потому что этот поцелуй был самым сладким из тех, что он украл, разделил или купил за всю свою жизнь. Он отступил, чтобы убедиться в этом.

Но на ее лице он прочел вовсе не удовольствие.

– Дьявол, вы плачете? Я причинил вам боль? Иногда я забываю о своей силе. Неуклюжий буйвол, знаете ли. Все это знают. – Он болтал без остановки, как один из тех французских офицеров, которые считали, что их будут пытать, если они не раскроют все свои секреты.

Мисс Эббот шмыгнула носом. Она не поднимала на него глаз. И снова издала этот звук, тот, который мог бы означать возбуждение, но на самом деле оказался сдавленным рыданием.

– Нет.

Дэниел вздохнул с облегчением. Но когда он приподнял вверх ее подбородок, то увидел, что она все еще плачет и большие круглые слезы катятся вниз по ее щекам. Они показались ему целыми галлонами [6]вины. Он не был уверен, что именно сделал, но знал, что сам стал причиной этого потопа.

– Это… это был всего лишь поцелуй. – И, может быть, одно-два поглаживания. – Я сожалею. На самом деле сожалею.

Кори смахнула слезу со своей руки. Ее лицо выглядело таким же красным и распухшим, каким начинал ощущать себя Дэниел после лжи, которую только что произнес. Он вовсе не сожалел о поцелуе.

Он знал, что вел себя неправильно. Господи Боже, являются ли поцелуи худшим проступком по сравнению с заигрыванием с женщиной, обладающим рискованным прошлым, которая пытается найти себе мужа? Или с оскорблением гостьи в гостиной матери? Дэниел был готов извиниться, но в душе он вовсе не испытывал сожаления. Вернее, не испытывал бы, если бы ее губы перестали дрожать, а плечи – вздрагивать.

– Это… это был не только поцелуй, – пробормотала она, снова шмыгнув носом.

– И объятие. Я вас почти не коснулся… и не сжимал вашу… то есть, это был всего лишь поцелуй.

Еще одна слеза скатилась по ее щеке. Дэниел пожалел, что на нем не тот сюртук, который он надевал на время обеда, потому что в его внутреннем кармане находился носовой платок, заботливо засунутый туда Добсоном. Вместо этого он подобрал обрывок воздушной косынки, которой Кори швырнула в него, той самой, которая недавно прикрывала ее декольте. Сейчас эти клочки годились только на тряпки. Он протянул его девушке.

Она проигнорировала Дэниела, его извинения и этот обрывок ткани. Мисс Эббот отвернулась, чтобы найти салфетку возле чайной чашки. Она вытерла глаза и высморкалась, вовсе не так уж деликатно.

Когда Дэниелу показалось, что она закончила, он обратился к ее спине:

– Сам я решил, что это было довольно приятно, и определенно не настолько плохо, чтобы из-за этого плакать. Я могу постараться еще, если вы…

– Это было именно то, что означало, – ответила она почти с воплем.

Этот поцелуй не означал ничего, кроме того, что он – мужчина, выпивший слишком много бренди, вина и портвейна, а она – слишком красивая.

– А что, по вашему мнению, это означает?

Теперь Кори повернулась к нему, глядя на него полными слез глазами.

– Что я открыта для подобных неприличных заигрываний. Что меня можно целовать и хватать как… как девчонку в таверне. – Она снова всхлипнула. – Что вы считаете меня распущенной женщиной.

– Черт побери, не плачьте. Ничего подобного. Проблема в том, что я не джентльмен. Вы сами так сказали: я негодяй и прожигатель жизни. Говорил же я матушке: мне не стоило находиться здесь, не стоит сопровождать ее во время Сезона. Я не гожусь для приличного общества. Ни один джентльмен не стал бы силой навязываться вам, без разрешения позволять себе вольности, не заставил бы вас плакать своими грубыми приставаниями.

Она в последний раз шмыгнула носом.

– Полагаю, все было не так плохо.

Не так плохо? Теперь пострадало его самолюбие.

– Хмм.

– Это было почти приятно. Приятнее, чем большинство поцелуев.

Дэниел все равно ощущал себя оскорбленным.

– О, теперь вы считаете себя экспертом? Сначала вы заявляете, что не относитесь к распутным женщинам. А в следующий момент сравниваете поцелуи.

– Меня не так часто целовали, как большинство женщин моего возраста, если хотите знать. Мой отец слишком тщательно следил за мной с тех пор… хм, с тех пор, как вы меня видели в последний раз. Ручаюсь, что я поцеловала не так много джентльменов, как Сюзанна, а ведь она младше меня на три года. Она-то практиковалась с каждым парнем в округе. На приемах или ассамблеях всегда бывает темный уголок или уединенный садик или неосвещенная тропинка.

Дэниел зарычал.

– Господи Боже, о чем только думает матушка, позволяя ей ускользать подобным образом?

Кори уселась в кресло и потянулась к шпилькам, которые оставила на краю стола.

– Она думает о том, что ваша сестра должна узнать побольше о мужчинах, с тем, чтобы она могла судить о них лучше, чем это сделала я.

Дэниел попытался не смотреть, как она собирает на затылке пряди медового цвета и начинает закручивать их в узел.

– О мужчине можно судить по его чувству чести, по банковскому счету, по посадке на лошади – черт, по чему угодно, кроме поцелуев!

Кори ненадолго перестала заплетать косу.

– Почему? Ведь женщина не будет спать с его учетными книгами.

А Дэниел не сможет спать сегодня ночью, думая о том, как приятно было бы запустить пальцы в эти длинные, шелковистые локоны.

– Потому что мужчина не станет останавливаться на поцелуях, если решит, что не должен этого делать. И в следующий момент вы сами знаете, что произойдет – он распустит ее волосы, снимет с нее туфельки… нет, все это неправильно.