Кори не была уверена, что сможет на самом деле выстрелить в кого-то, не говоря уже о собственном отце, но ее тронула забота Дэниела. Но опять же, она могла быть уверена в том, что Дэниел Стамфилд знает, как лучше всего навредить человеку.
Он все еще ходил туда-сюда, все еще злился, но не на нее, она была уверена. Даже зная о его репутации, даже находясь с ним и его яростью наедине в комнате, Кори не ощущала страха. Воспоминания о том, как нежно он успокаивал собаку, помогли ей удержаться от дрожи, когда он спросил ее о матери.
– Я не могу доказать, что он убил ее, если вы спрашиваете меня об этом. Когда я была маленькой, она всегда заявляла, что неуклюжая, что часто падает. Когда я стала постарше и почувствовала на себе его руку, то стала подозревать, что мама вовсе не была неуклюжей, но она никогда не сказала бы и слова против него. А потом было уже слишком поздно помогать ей. Она слегла и умерла.
– Вы бы все равно ничего не смогли сделать. Власти не стали бы вмешиваться в отношения между мужем и женой.
– Или отцом и дочерью.
Он кивнул. Таковы были законы.
– Так что вы решили сбежать.
– Так что я попыталась сбежать.
– И я помог остановить вас. – Теперь он стучал кулаком по каминной полке, отчего позолоченные часы со стуком ударялись о маленькую деревянную резную шкатулку, в которой хранились кремень и трут.
– Боже, я так сожалею. Теперь я понимаю, что не знал и половины фактов в этом деле. Я просто увидел, что ваш отец в смятении, и знал, что Снеллинг – негодяй. Его репутация следовала за ним по всей армии на Полуострове. Он растратил бы ваши деньги и бросил вас при первой же возможности.
– Но он не уехал бы до тех пор, пока бы мы не поженились, потому что имел надежду получить мое приданое. Он говорил, что собирается отвезти меня к своей семье на обратном пути из Гретны, чтобы я осталась там, пока он будет заниматься делами в Лондоне. Я знала, что у Фрэнсиса не было никаких дел, кроме как наложить руки на мои деньги, после того, как продал свой патент на чин, но рассудила, что его отцу, виконту Снеллингу, придется приютить меня, хотя бы из стыда, что его сын бросил меня. Если бы я смогла заполучить бриллианты или приданое, то его сиятельство мог бы даже оказать мне любезный прием. Но даже если бы они все презирали меня, жизнь с семьей Снеллинга была бы лучше, чем жизнь с моим отцом.
Если эта семья хоть в чем-то напоминала того хнычущего червя, то Дэниел сомневался в этом.
– Как вы вообще умудрились встретиться с таким ненормальным типом, как Снеллинг?
Кори попыталась разгладить юбки, предпочитая не встречаться с ним взглядом.
– Я была молодая и глупая, и только что вышла из «Элитной академии мисс Мидоу для юных леди». Мой отец отправил меня туда, чтобы сделать более привлекательной на брачном рынке. Кажется, он собирался продать меня тому, кто предложит наивысшую цену.
– Но это не мог быть лейтенант Фрэнсис Снеллинг. У него никогда не было и шиллинга за душой, кроме тех, что он крал, занимал или, мошенничая, выигрывал в карты. Он был таким же, как Джереми Бэбкок, – беспринципным обманщиком. Он продал патент, когда никто больше не стал играть с ним и прежде, чем его вышвырнули из армии из-за всех дуэлей и драк, в которых он участвовал.
– Но о таких вещах никто не рассказывает молодым леди, не так ли? В любом случае, я не знала, что кто-то в округе знал о его прошлом. Он навещал друзей по соседству, а они не собирались признаваться, что укрывают негодяя. Они снимали поместье старого Махоуни. Вы помните его?
Они с Рексом, будучи мальчишками, совершали налеты на фруктовые сады этого поместья.
– Полагаю, он все еще носил мундир? – Даже разумные женщины превращались в глупышек при виде алой полковой формы.
– Да, и выглядел сильным, храбрым и привлекательным. Мы встретились там за обедом, а потом – в церкви, и на танцах в доме у другого соседа. Привлекательных молодых офицеров всегда ждет теплый прием.
– Он выслеживал вас. Должно быть, он узнал, что у вашего отца нет сына, что у вас будет хорошее приданое.
– Возможно. Но он говорил, что испытывает ко мне чувства, достаточные, чтобы спросить у моего отца разрешения ухаживать за мной.
– После чего? После трех встреч?
– После пяти. Я была сильно взволнована, хотя и знала, что его отвергнут.
– Я не виню вашего отца за это.
– Нет, но внимание лейтенанта подстегнуло моего отца устроить партию, какую он хотел, чтобы сэкономить на расходах для дебюта в Лондоне. Он принял предложение сэра Невилла, не посоветовавшись со мной.
В этот раз, когда Дэниел ударил по каминной полке, деревянная шкатулка свалилась, и ее содержимое рассыпалось по полу. Собака покинула свое гнездышко из полотенец, чтобы обнюхать упавшие предметы, но, не найдя ничего съедобного, отправилась обратно спать.
Кори продолжила, желая закончить историю, которую никому никогда не рассказывала.
– Когда я услышала о сэре Невилле, я спорила, умоляла и плакала, но напрасно. Так что я отправила Фрэнсису записку. Он пришел в ужас от этих брачных планов, и объявил себя моим рыцарем, моим спасителем, моим будущим супругом. Мы сбежали через три дня, с теми деньгами, которые я смогла наскрести. К несчастью, этого было недостаточно, чтобы нанять первоклассных лошадей или более быстрый экипаж. Вы знаете окончание этой истории.
– Вы любили его? – Дэниел не знал этого, а сейчас это имело для него значение.
– Я была благодарна ему и рада уехать. Но если у меня и была какая-то привязанность к Фрэнсису, то она умерла после нескольких часов, проведенных с ним в вонючем экипаже. Он жаловался насчет моего багажа, на то, что у меня мало денег, выражал недовольство, что мне время от времени приходилось останавливать экипаж. И он пил. Так или иначе, но я все равно прошла бы через этот побег, лишь бы только выйти замуж за кого угодно, кроме сэра Невилла.
Дэниел припомнил сцену в гостинице, когда рубашка Кори была развязана у горла, ее подол задран к талии, ноги девушки были обнажены, а Снеллинг взгромоздился на нее сверху. Этот негодяй пытался гарантировать, что Эббот не сможет остановить свадьбу, не зная, что неистовый сквайр больше заботился о своей мести, чем о чести дочери. Дэниел предположил, что если бы Кори оказалась беременна, то она исчезла бы на некоторое время, под предлогом визита к дальнему родственнику, чтобы удовлетворить соседей. Младенец никогда не увидел бы дневного света.
– По крайней мере, вы могли бы быть вдовой, когда он погиб на войне.
– Я никогда не желала ему смерти. Никогда даже не думала, что он снова пойдет в армию или отправится на передовую.
Снеллинг тоже об этом не думал, но это была уже другая история. Подлец был мертв, они так и не добрались до Гретна-Грин или до кузнеца на границе, чтобы совершить законную церемонию, а Дэниел помог вернуть Кори обратно в лапы ее отца.
– Вы не пытались убежать еще раз?
Она пожала плечами.
– У меня не было ни денег, ни поклонника. Отец позаботился об этом. Он создавал видимость на публику, выставляя меня на ассамблеях и в церкви по воскресеньям, но всегда под его надзором. Он заявил, что если я опозорю его еще раз, то он сломает мне руку, или сделает мое лицо таким безобразным, что ни один мужчина не взглянет на меня.
Дэниел сделал глубокий вдох, чтобы воздержаться от произнесения вслух слов, которые могли бы шокировать женщину, сидящую сейчас на полу и вытирающую голову собаке свежим полотенцем. Она была так прелестна, даже когда ее волосы превратились во влажные кудряшки, что он не мог представить себе кого-то, кто захотел бы испортить эту красоту. Это было бы словно взять нож и порезать шедевры в музее, словно заставить ангела плакать. Он с трудом сглотнул.
– Вы рассказали об этом моей матушке?
– О том, что мой отец – животное, что он жесток ко мне? Думаю, что она знала об этом по разговорам с соседями. Только небеса знают, о чем слуги рассказывали своим друзьям в деревне. Но я не могла заставить себя рассказать о таких вещах леди Коре. Признаться в том, что мой отец – злобный садист? Как я могла это сделать, когда слишком стыдилась собственных поступков? Я все еще не нашла способа поведать ей о том, что он украл мои бриллианты. Кроме того, что она может сделать? Я подумывала о том, чтобы обратиться к вашему дяде, лорду Ройсу. Я часто слышала о том, какой мудрый человек граф, как он помогает людям добиться справедливости. Но он жил, словно инвалид, который никогда не покидает своего дома. Как я могла нанести ему визит, когда мне очень редко позволяли покидать земли поместья?