— Хм, не убедительно… — тем временем констатировал мужчина и ошарашил нас обоих своими следующими словами: — На коленях тебе удастся вымолить прощение у дамы намного быстрее.
Когда отец без пяти минут троих детей рухнул передо мной на колени и начал извиняться, судорожно хватаясь за оцепеневшие руки, я не выдержала и расплакалась. Все тело содрогалось в такт быстрой танцевальной музыки и только поэтому, наверное, на нас не обращали внимание счастливые люди вокруг… Хотя почему они не обращали на нас внимание?! Почему не пытались остановить этот ужас?! Разве происходящее нормально, по их мнению?!
Тогда я остро поняла, что случайно ворвалась не в ту дверь, задержавшись в ней дольше положенного. Это тот случай, если бы отпетая пацанка попала на ужин к английской знати или, в моем случае, девочка из детского дома затесалась в компанию миллиардеров. Мир Роберта спокойно принимал все его поступки, ну а я не могу ни привыкнуть к ним, ни принять, ни закрывать на них глаза. Я была и останусь иной. Все внутри рушилось, камешек медленно откалывался от камешка и большой дом под названием «Сердце» теперь напоминал развалины.
— Прошу, прекрати это… — едва прорезавшийся голос был способен только на три тихих писка. Не в силах больше смотреть на унизительную картину, я крепко зажмурила глаза и обхватила себя руками, вырванными из лап упавшего к моим ногам «медведя».
Мне хотелось исчезнуть. Провалиться сквозь землю или просто вернуться в палату, где я снова начала забывать, кто такой Роберт Шаворский, и мимолетно проникаться к нему обычной человеческой симпатией. Увы, он был мне не по зубам и я не хотела точить клыки, чтобы раскусить его. Слишком велика вероятность остаться и без зубов, и без ужина.
— Свободен! — наконец услышала я решающий все вокруг голос мужчины, а затем он оказался совсем рядом и я даже почувствовала его теплое дыхание и низкий вибрирующий баритон у себя на шее: — Пойдем. Полина?..
Но я не могла открыть глаза. Мне было страшно взглянуть действительности в лицо. Было страшно увидеть, что свою единственную любовь, от начала и до конца, я подарила Ему. Это было предательство моей же стороны. Я предала себя, свою душу, но изменить уже ничего не могла… Роберт совратил меня и взрастил один из самых ужасных пороков — растление души. Все желания, страхи, радости, влечения поросли развратом и смутой. Я более не жаждала услышать шум прибоя, ощутить запах летних цветов, насладиться рассветом… Единственным источником истинного удовольствия стали низменные инстинкты и примитивные желания. За это я ненавидела его, себя и все окружающее… За это не могла простить.
Крепкие руки Роберта подхватили меня под попу и уже через минуту я оказалась сидящей на диване. Глупо было прятаться от неизбежного, поэтому я отрыла глаза и натолкнулась на изучающий мужской взгляд с каплей иронии и долей радости.
— Ты решила уволиться из секретарей и перейти в местный обслуживающий персонал? — сбрасывая сюртук на пустой диван, саркастично пошутил мужчина, затем, не замечая моего многозначительного молчания, вновь продолжил: — Семен не зря принял тебя за шлюху, все местные официантки тут так подрабатывают.
— Зная это ты позволил ему так унижаться?! — хрипло, едва сдерживая слезы, прошептала я. — Это мерзко, Роберт Шаворский! Ты переходишь все дозволенные рамки. Не веди себя, как король мира. Не все можно купить за деньги. Например, уважение этого мужчины и его семьи ты больше никогда не получишь.
— Он не имел права называть мою любимую женщину так. И вообще, ни один адекватный и уважающий собеседницу мужчина не употребит по отношению к ней данное слово. Это верх наглости! Немного переусердствовал, признаю. Но, восстанови я его завтра на работе и выпиши премиальные, они будут всей семьей молиться на меня в храме целый месяц! — Роберт как-то уж слишком внимательно всматривался в мои глаза и с каждым словом голос становился все более наигранно веселым. Думаю, он понимал, почему я пришла, но не хотел признаваться себе в этом, отгораживаясь пеленой веселой музыки и отвлеченных разговоров. — Ты думаешь, я держу тебя в той больнице, потому что мне так охрененно нравится твое отсутствие в моей жизни? Какого черта ты сбежала оттуда с этим сопляком из бухгалтерии?
— Что?! Ты знал? Естественно, ты знал… — больше себе, чем мужчине, сказала я, а затем, тяжело выдохнув, произнесла фразу, которую боятся все мужчины, как огня. Все, но не Роберт Шаворский… — Мой побег мы обсудим потом, но сейчас… Нам нужно серьезно поговорить. Я знаю, что ты улетаешь в Нью-Йорк. Ты вообще собирался мне об этом говорить? Или я должна была узнать об этом из газет?
— Более того, я планировал взять тебя с собой! — отсалютовав мне бокалом с коньяком, он кивнул на полный бокал вина и я вдруг вспомнила, что Виола куда-то пропала из ложи. Что-то мне подсказывает, что Роберт был непосредственным инициатором ее исчезновения… — Ты переживала, что я брошу тебя одну, да, мышка? — улыбка с его губ медленно сползла, показывая мне пронзительный, совсем не пугающий, а как раз обеспокоенный, взгляд темных глаз, — Я бы не смог. Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда.
— Поздно… — тихо и хрипло прошептала я ему и, вскинув подбородок вверх, уверенно сказала, — Я уже приняла решение не ехать с тобой, так что просто пришла за ответами на давно мучившие меня вопросы.
Роберт открыл графин с коньяком и щедро налил его себе в стакан до самых краев, расплескав добрую часть на белую рубашку и дорогие брюки, и, пробурчав себе что-то под нос, выпил все содержимое разом до дна.
— Ничего себе… Ты наверное можешь пить бензин без последствий… — озвучила я свои мысли и усмехнулась своей шутке, напоровшись на помутневший взгляд Шаворского, и тут же замолчалала, прикусив губу.
— Вопросы… — немного откашлявшись, хрипло, словно опытный алкоголик прошептал Роберт, и я, побоявшись, что огненное пламя из его рта заденет меня и тоже опьянит, продолжала молчать, затаив дыхание, — Спрашивай, что там тебе не давало спокойно спать в больнице, заставляя взрослую умную женщину лезть с десятого этажа по пожарной лестнице.
— Вопросов много… Нужно было записывать… — снова попыталась разрядить обстановку я, смотря как Роберт разом осушил поллитровую бутылку газировки, и, нахмурившись, продолжила, — Ты почему-то изначально решил, что Роман Усачев — не мой отец. Конечно, в последствии он и вправду оказался еще тем придурком, но… В чем причина? Его судимость? У кого в нашей стране ее нет? У единиц… К тому же, ты не знал, что за изнасилование малолетней, так что…
— Потому что я знаю, кто твои настоящие родители! — перебил мой словесный поток мужчина, наливая себе новую порцию алкоголя, — Когда ты только вышла из моего кабинета после собеседования, я сразу начал рыть информацию о тебе и вышел на Егора и Карину Мышка. Они живут себе припеваючи в Петербурге.
— Мои родители… живы? — хрипло прошептала я, хватаясь за бокал, но, не в силах повторить подвиг Шаворского, только немного пригубила сладкое вино и тут же спросила, — Почему ты не сказал?
— Я могу сказать тебе их адрес и номер телефона. Могу даже лично отвезти! Но… зачем, если им это не нужно? — немного сожалеюще, сказал он и я вдруг поняла, что он точно знает, что я им не нужна, а значит спрашивал. Господи… Неужели он сделал это ради меня? — Есть еще вопросы?
— Что насчет прослушки под секретарским столом? В смысле, неужели Каролина каждый раз сидела там и держала карандаш в зубах? — спустя целую вечность все же сказала я, решив не заострять внимание на родителях. Ничего внутри не кольнуло, не сжалось и не заставило меня, унижаясь, просить встречи с ними. Значит тема закрыта. Навсегда.
— Запись велась на то устройство, что ты нашла в ящике, ну а карандаш был запасным вариантом, как говориться «на всякий пожарный». Просмотрев записи на камере наблюдения, мои люди заметили странность Каролины: каждый раз, как у меня было личное время, она ныряла под стол, якобы что-то уронив и проводила там какое-то время. Это было так редко, что никто не обращал на это никакого внимания, как и на то, что она выносила конкурентам запись со всеми переговорами. Это происходило тоже не каждый день, поэтому из-за внезапного увольнения и аннулирования пропуска просто не смогла забрать свое устройство. — деловито поведал мне мужчина, попивая коньяк, будто это была какая-то свежая прохладная водичка в засушливый день.
— Хорошо, допустим… Но Артем… Зачем ему убивать меня? Даже если он работал на конкурентов, то мог бы просто организовать… — растерянно протараторила я, будучи снова перебитой уже не совсем трезвым Робертом.