— Хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам! На допросе Артем признался, что три года назад работал под другим именем наемным киллером в Париже. Что ты так смотришь? Я бы тоже никогда не подумал… Но, соответствующее образование в этой области у него, оказывается, тоже есть… Ха! Если можно назвать это «образованием»: школа идеально обученных по всем франтам бездушных, но чертовски умных убийц. Не зря ему впаяли пожизненное… — закинув ноги на диван и по удобнее устраивая руки на спинке, сказал мне мужчина, — К тому же, только он мог заметить скрытую зависть Вероники к Татьяне и ее непреодолимое желание обладать всем, что ей присуще: от сумки и одежды до мужчины и квартиры. Вот она и билась головой о землю, только бы угодить «любимому»… В какой-то степени мне даже жаль, что она разделит участь Артема, но слишком уж много эта девчонка нарушила законов. Помогать в ее освобождении я не буду, даже не проси.
В голове болезненно всплыли слова Паши про то, что моя вузовская подруга теперь вечность станет гнить в тюрьме, и я искренне посочувствовала ее загубленной судьбе. Уточнять у мужчины детали суда и действительно ли он купил его не хотелось… Не хотелось в очередной раз испытывать на прочность свое сердце, пока от него остался хотя бы каркас. Тем не менее, надрывные эмоции в рассказе Роберт о бывшем друге и Веронике, давали надежду на его честную непричастность. Я, как никто, понимала мужчину и разделала его скорбь по утраченным близким людям и такому хрупкому доверию ко всему живому. Прошлого не воротишь, как и давно загубленной детской наивности, по которой я буду искренне скучать…
— Роберт… Может это и не совсем уместный вопрос, но… Все же, кто полоснул тебя ножом три года назад? Это ведь как-то связанно с твоим отцом? — решив воспользоваться открытостью мужчины, я задала самый волнующий меня вопрос, ожидая, отвергнет он меня или ответит.
— «Privat»… — равнодушно заявил мужчина немного нечетким голосом, с трудом сосредоточив взгляд на моем ничего не понимающем лице и продолжив, — Немцы всегда были нашими главными конкурентами. Но только три года назад папа заключил одну неправильную сделку… Если бы отец и сын Шаворские погибли тогда, то «Privat» спокойно прибрали «ZoMalia» к рукам. Сегодняшний день не просто очередной корпоратив, это начало новой эры, мышка! Мне удалось размазать немцев и после двенадцати ночи они — абсолютно бесправные, безработные и ничего не стоящие людишки. Больше никто не пойдет у них на поводу, даже за деньги, которых у тех больше нет.
— Тебе удалось отомстить за отца… — немного грустно констатировала я, а затем поймала себя на мысли, что снова начинаю медленно менять свое решение в отношении мужчины напротив… Нет! Этого просто нельзя было допустить! — Самое главное я узнала… что же… Тогда я пошла. Пока и удачного полета!
Резко вскочив с места, я быстро просеменила к выходу и не заметила, как осталась без туфли. Пришлось выдохнуть и все же вернуться обратно, дабы не идти босиком. Тяжелый взгляд мужчины так и напрашивался на мой ответный контакт, но я отчаянно хотела уйти от него сегодня свободной и не попасть под новое сию минутное обаяние.
— Это все? Ты пришла только, чтобы задать эти вопросы? — тихий голос мужчины с нотками беспросветной обреченности волной прошелся по продрогшей спине. Я, услышав какие-то незнакомые мне ранее нотки в его голосе, все же посмотрела на него, скорее на автомате, и замерла. Роберт больше не лежал, а сидел ровно, откинувшись на кресле и исподлобья рассматривая мое сконфуженное лицо. Его ноздри тяжело раздувались, а тело двигалось в такт тяжелому и неровному дыханию. — А я думал ждать от тебя вопросов: «А ты меня любишь?», «Как ты видишь наше будущее?», «Ты обещаешь измениться?»… У тебя на самом деле нет больше никаких вопросов? Ты просто… уйдешь?
— Есть! — внезапно спохватилась я, сделав два неуверенных шага в сторону мужчины, и замерла в зоне недосягаемости — на расстоянии вытянутой руки, — Мне тут сказали, что ты оформил на меня завещание и доверенность на компанию. Зачем, Роберт? Я… не понимаю.
Секунда раздумий, мучительного разглядывания пустого стакана, и Шаворский тихо отчеканил, будто это было чем-то обычным и естественным, но в тоже время тяжело произносимым для него и туго доходящим до меня:
— Потому что я люблю тебя, мышка, и не хочу, чтобы ты гнила на работе под такими же ублюдками, как я… У меня опасная жизнь и я не знаю, сколько еще протяну или… захочу тянуть. Но ты… У тебя должна быть та жизнь, которой ты достойна. Поэтому я завел на тебя карточку с неограниченным лимитом. Тебе передадут ее в ближайшее время. Путешествуй, знакомься с новыми людьми, проводи время весело и с пользой… Просто живи и радуйся там, где хочешь, и с тем, с кем хочешь… — под конец предложения образ мужчины у меня перед глазами стал совсем размытым из-за скопившихся в глазах слез, а низкий баритон Роберта тем временем продолжал добивать меня своим пьяным признанием: — Пусть даже не со мной… Я обещаю не вмешиваться в твою жизнь… Не мешать… Но хочу заботиться о тебе… хотя бы из далека… Знать, что моя мышка счастлива… Это тяжелый шаг для меня — спокойно отпустить тебя, — признаю… Но ты важнее… Можно?
— Роберт… Зачем ты делаешь это со мной?.. Я тоже очень люблю тебя… Очень! Но… — сипло и безумно тихо прошептала я, обращая внимание мужчины на себя, и не могла не начать оправдываться, — Я не могу остаться… Пойми меня… Я не могу простить… Мне нужно время… Немного тишины… Одиночества…
— Хорошо. Иди сюда… — мужчина отодвинулся от края дивана и протянул мне руку. Подумав лишь мгновение, я все же приняла ее, ощутив немного влажную и грубую кожу в руке, и уже через секунду сидела рядом с ним. Роберт не только не отпустил мою кисть, а сжал ее еще крепче, словно боясь, что в следующее мгновение она просто растворится и пропадет. Свободной ладонью он медленно снял повязку с моего лба, а затем, заправив непослушный локон за ухо, нежно погладил острые скулы внешней стороной ладони. — Ты ведь не вернешься, я знаю… И я не в праве просить тебя остаться со мной после всего пережитого, но… я прошу. Не оставляй меня одного, полетели со мной в Нью-Йорк. Там я смогу обеспечить тебе не только достойное существование, но и надежный дом, работу, досуг… Все, что ты хочешь!
— Я не готова, Роберт… Прости меня! Мне нужен отдых от тебя, твоего внимания, твоего мира… Он не принимает меня, а я не хочу подстраиваться! — слезы градом скатывались по моим щекам, превращая в чертову полоумную истеричку. Но, несмотря на все желание и любовь к этому мужчине, поступок с охранником до конца убедил меня, что лучшее, что я могу сделать для своего внутреннего «Я» — это уйти от Шаворского. В какой-то степени это была та слабость, которую я должна была преодолеть. Сделать что-то во благо своего будущего. И, как бы не было больно, сдаваться на пол пути я не собиралась! — Дай мне время. Сейчас я… не хочу быть с тобой. Единственно, что я от тебя прошу — больше никогда не заставляй быть с тобой насильно. Я вернусь, когда буду готова сама.
— Прошу тебя… пожалуйста… — его рука властно вцепилась в мою шею и притянула к себе с какой-то маниакальной страстью и дикой обреченностью, заставляя соприкоснуться лбами. Терпкий запах алкоголя ударял мне в нос, адреналин зашкаливал, а сердце билось, как подорванное, грозя остановиться. Надрывный шепот пьяного мужчины подрывал всю мою «титаническую» уверенность, но я была непоколебима в своей решимости, — Полетели со мной в Нью-Йорк, я… попытаюсь измениться.
— Я не хочу, чтобы ты менялся, Роберт, — озвучила я, наконец, свои размышления и нерешительно провела рукой по его идеально выбритой щеке, тихо сказав, — Я полюбила тебя таким, какой ты есть. У каждого своя любовь… Пусть многие меня не поймут, но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу, чтобы ты продолжал оставаться жестким, отстраненным, холодным и подавляюще… прекрасным. По-другому в твоем мире не выжить, а я хочу, чтобы ты жил долго-долго и счастливо-счастливо. Научись находить радости где-то за плетью, вагинальными шариками и качелью… Просто начни жить — это моя к тебе просьба.
— Это будет сложно без тебя. Мышка, ты ведь всегда была моей Музой… — не успела я подумать над его словами, как его рука резко надавила на мою шею и мужские мягкие губы впились в меня властным поцелуем. Он требовал от меня чувств. Вытягивал эмоции. Молил остаться, но… не получал отдачи. Мой язык лишь подтверждал сказанное его хозяйкой ранее, от чего Роберт только углублял свой поцелуй, пока, наконец, не вырвал из моих губ тихий стон. Бровь Шаворского многозначительно приподнялась и через секунду он внезапно нырнул под широкий белый стол с головой, под ребристой скатертью на котором не было видно даже следа мужчины. Его руки легли на мои колени и слегка стянули меня вниз, раздвигая их в разные стороны. Перепугано завизжав, я начала пятиться, но страстный голос мужчины между моих ног не дал этого сделать, — Замри. Нас никто не увидит и никто не придет. Я позаботился.