Галкина с легкостью вжилась в новую роль, после подписания договора найма, инструктируя жильца, ворчала, как старая калоша, съевшая собаку на постояльцах:

– Адам Францевич, следите за порядком. Буду раз в месяц наезжать, проверять. Чтоб никого сюда не водили, чтоб соседи не жаловались, мне неприятности не нужны.

Адам, стараясь занимать как можно меньше места, с пришибленным видом ходил за рыжей бестией, слушал ворчливые наставления и инструкции по уходу за фаянсовым гламурным унитазом, страдал от собственной никчемности, ностальгически вспоминал Черного Дэна и его втыки. Лучше уж попасть под горячую руку старпома, чем терпеть унижение от рыжей спирохеты.

Это было вчера. А сегодня Марго уступала Рудобельскому свое место и уезжала в Марфинку.

Самое необходимое Маргарита сложила в две «челночные» сумки. По согласованию с постояльцем перенесла вещи в платяной шкаф в спальне, оставив в распоряжении Адама шкаф-купе в прихожей.

Глядя на собранные сумки, Маргарита оглянулась на свою кочевую жизнь и расстроилась окончательно: было в сумках что-то из прошлой жизни, из жизни бортпроводницы Галкиной. Тогда она с радостью уезжала из своей коммуналки, а теперь – с тоской и обидой. Хотя на кого, собственно, обижаться? Сама дура.

«Что теперь?» – спрашивала себя Маргарита. Ответа не было.

В изложении Валентины все выглядело просто зашибись: сдала квартиру, погасила задолженность по кредиту. Но жизнь на этом не закончилась, и как теперь жить, Марго не имела понятия. Где брать деньги на кредит? Где работать? Что делать?

Если верить Валентине, она всю жизнь мечтала жить за городом, а работать в городе. Многие так и делают. Многие. Какое ей, Маргарите Галкиной, дело до многих? При чем здесь многие? Кто такие, эти многие?

Она – не многие! Она не хочет жить за городом в старом доме без удобств. Не хочет.

Маргарита с вечера копила силы, чтобы не разрыдаться перед моряком и сестрой в последний момент – момент передачи ключей. Ведь это ключи не от жилплощади, заложенной ипотечному агентству, это ключи от жизни. От ее судьбы. Получается, символически она передает свою судьбу Адаму? Театр абсурда! Маргарита не доверила бы Рудобельскому даже кактус, будь он у нее, не то что свою жизнь. Она видела, что не нравится моряку. Глаза квартиранта заволакивало мечтой, когда он пялился на Валькину грудь.

«Ну и черт с ними». Галкина еще раз обошла квартиру, проверила запасы моющих средств для унитаза, ванны и кухонной мойки из нержавейки. Все инструкции были выданы моряку, но эти мужчины, эти братья по разуму, разве они понимают, как важно соблюдать чистоту и порядок в доме? Наверняка моряк унитазом пользоваться не умеет – откуда на корабле унитаз?

Ценные вещи Маргарита сдала на хранение сестре. Мамины часы и перстень, к великому облегчению, удалось выкупить.

За несколько часов до указанного в закладной квитанции срока примчалась в скупку и увидела на витрине среди других, преданных хозяевами, осиротевших колец и сережек мамин перстень. Часов не было, Маргарита от страха решила, что они проданы, и захлюпала носом. «Плохая примета», – тут же, у витрины, сказала она себе. Однако ей повезло: часы лежали в сейфе хозяина.

Скрипнула кабина лифта, Галкина высунулась на площадку и наткнулась на Никитку:

– Здрасте, теть Рит!

– Привет!

– Ой, а вы что, уезжаете? – увидев сумки в прихожей, удивился сорванец.

– В Марфинку, – объяснила Маргарита, – на полгода. У тебя теперь будет сосед – моряк, офицер.

– Ого! Это ваш знакомый?

Галкина на долю секунды задумалась. Назвать Пирата своим знакомым язык не поворачивался, незнакомым – тоже. Интересное кино. Кто он ей? Постоялец!

– Знакомый, конечно, чужому же не оставишь дом, – объяснила Маргарита не столько Никите, сколько себе, – так что ты не поджигай ничего хотя бы полгода. Договорились?

– Договорились, – пообещал парнишка.

– Ну, пока!

– До свидания.

Прощание с домом затягивалось: Валентина обещала отвезти сестру в Марфинку, но почему-то опаздывала, Рудобельский тоже где-то задерживался, хотя должен уже прийти за ключами.

– Где ты? – набрала Маргарита сестру.

– Подъезжаю, – коротко бросила Валентина и отключилась.

Галкина, уже чувствуя себя посторонним человеком в собственной квартире, бродила, как неприкаянная, по притихшим, обиженным комнатам.

В прихожей раздался звонок, Маргарита открыла и попятилась: на пороге стояли Валентина и Адам.

– Вы? – На языке вертелось «вместе были?», но спросить не решилась.

– Встретились в подъезде, – бросила Валентина, заметив вытянутое лицо сестры, вошла и наткнулась на сумки. – Ты готова?

– Готова.

Адама сопровождал настолько малогабаритный багаж, что Галкина не удержалась от комментария:

– Человек без вещей – человек без прошлого.

Рудобельский выглядел неважно: под глазами круги, губы потрескались.

– Присядем на дорожку, – командовала Валентина, устраиваясь на тумбе под вешалкой.

Моряк огляделся в поисках посадочных мест, Маргарите пришлось сбегать на кухню за стулом.

Стараясь дышать через раз, квартирант занял стул, хозяйка примостилась рядом с Валентиной – ей много места не требовалось – и уловила запах перегара. Вот откуда круги под глазами и потрескавшиеся губы!

– Вперед, – поднялась Валентина, – Адам, вы нам поможете?

– Конечно. – Рудобельский достал платок, промокнул испарину на лбу.

Галкина, поджав губы, с осуждением оглядывала постояльца, Валентина подтолкнула сестру к выходу.

– Не тормози. Отдаешь ключи и выходишь, – подсказала она Маргарите.

– Ключи на столике, – как во сне, отозвалась Марго и потянула сумку.


…Дом из красного кирпича с желтыми вставками скрылся за поворотом.

В новой квартире с любимой террасой остался хозяйничать чужой человек. Примерно так конец света Маргарита себе и представляла.

– Типичный абстинентный синдром, – донесся издалека голос сестры.

Галкина отозвалась не сразу:

– В каком смысле?

– В смысле похмелья. Ты что, не видишь, человеку срочно нужно поправиться!

– Да не слепая, вижу! Могу представить, во что он квартиру превратит!

– Думай о хорошем!

– Как будто это так просто! А ты… – открыла рот Галкина, опять порываясь спросить: вместе была с Пиратом или на самом деле встретила его в подъезде? Не спросила. Какая, к черту, разница, если она едет в деревню?

– Что? – Валентина, не отрываясь, смотрела на дорогу.

– Ничего.

Пока Валентина петляла по улицам города, Маргарита еще держалась. Но когда глянцевая машина вырвалась на сельский простор и перед глазами замелькали заброшенные склады, изуродованные стрижкой тополя вдоль дороги, одинокие избы и бескрайние, засеянные озимыми поля, Галкину пронзила такая смертная тоска, что, не будь рядом Валентины, она завыла бы в голос.

– Раньше жизнь хоть мимо проходила, а теперь даже мимо не пройдет: где она, а где я… – дрожащими губами произнесла Маргарита.

– Маргош, не вешай нос раньше времени! Мы еще повоюем! Будешь ездить на работу в электричке – так многие делают!

Опять эти «многие»…

Знание психологии и сочувствие – суть разные материи. Валентине не понять, что переживает сейчас сестра. Объяснить? Маргарита разделяла точку зрения Зинаиды Гиппиус: «Если надо объяснять, то не надо объяснять». Сестра, у которой машина стоит два с половиной лимона, не сможет понять проблем Марго.

Нет смысла кому-то что-то объяснять, все равно не поймут. И та женщина, которая продала ей квартиру, тоже ничего не объясняла, потому что знала – не поймут. А начнешь объяснять, получится жалоба, обвинения в чей-нибудь адрес, стон. Так что лучше молчать.

– Ты, Валь, на облаке живешь! Где она, эта работа? Я два месяца искала. Уборщица и та должна быть не старше тридцати и чтоб 90-60-90. Вот в Европе женщина на пенсии свой магазинчик, салончик, ресторанчик открывает, не то что у нас!

На этой похоронной ноте разговор оборвался, и до самой Марфинки сестры молчали.

Готовясь к переезду, Маргарита в который раз пыталась представить себя пастушкой, а жизнь в деревне – лубочной пасторалью.

В воображении рисовался аккуратный, уютный домик под черепицей, за ярким забором. Ставенки, чистые оконца, запах нагретых на солнце яблок (груш, абрикосов, слив), ароматы душицы, мяты, полыни, пение птиц. Кружевные занавески, домотканые дорожки, покой и уединение. В конце концов, Пушкин в Болдине создал свои лучшие творения!