– Ты мне не рад? – надулась Юля, зависнув над кроватью больного.
Все было разыграно как по нотам: бесформенная грудь поплыла из выреза, как тесто из кастрюли.
– Напрасно стараешься. Я терпеть не могу бананы!
Юля даже не сразу поняла, что ее Адя, для которого не было большей ценности, чем женский бюст, отверг ее, свою жену, хоть и бывшую.
– Не пробовал их чистить? – Мелкая месть не утешила Юлю. Она выбежала из палаты, давясь слезами отвергнутой женщины.
– Ты же знаешь, дело ведет адвокат, – прижатая к стене, оправдывалась Маргарита перед бывшим любовником, ныне ответчиком по делу о мошенничестве. – Звони ей, разговаривай… Кстати, как у вас с женитьбой?
– Ты чего дурочку включаешь? Какая, к черту, женитьба? – Артюшкин стоял спиной к палате и не видел выскочившую в больничный коридор Юлю.
– Игорь, ты что, отказываешься жениться на этой очаровательной девушке?
От злости Игорь готов был размазать Галкину по стенке, справедливо полагая, что в учреждении ей быстро окажут медицинскую помощь. Он сжал ей локоть так, что Марго охнула:
– Пусти, больно!
– Значит, так, подруга, – зловещим голосом произнес Артюшкин, – или забираешь заявление, или будем по-другому разговаривать!
– Ты мне угрожаешь?
– Дружески предупреждаю.
Артюшкин увидел Юлю и выпустил локоть Марго.
– Да пошел ты, – бросила Галкина, потирая локоть, и побежала к выходу.
Марго перешла на шаг только за воротами больничного городка.
«Может, зря я так? Может, надо забрать заявление? Черт с ним, пусть катится колбаской», – успокаиваясь, подумала Маргарита. «Да? – возразил голос, – тогда Юлю некому будет сосватать. Или ты хочешь, чтобы Адам вернулся к этой дуре?»
Тут Маргарита встряхнула рыжей гривой и вслух ответила:
– Фигвам.
Через неделю Адама выписали, и пространство квартиры Маргариты как-то само собой поделилось на две зоны: мужскую и женскую. Мужской считалась гостиная, женской – спальня.
В ванной образовались «дамские» места и «мужественные». Эти последние были представлены носками на батарее, помазком, кремом для бритья и после бритья, зубной щеткой, пастой «Колгейт» с отбеливающим эффектом и флакончиком одеколона с запахом, отпугивающим кровососущих. И не только их.
Если вещи знали границы, то деспотия Рудобельского границ не ведала.
Отношения, сложившиеся по схеме «стервозная квартирная хозяйка – бедный страдалец постоялец», с первого дня совместного проживания рассыпались в прах. Их сменили другие: «строгий папочка – бестолковая дочь».
По флотской привычке Рудобельский контролировал Маргариту, сочетая контроль с придирками и издевками. Маргарита старалась свести к минимуму контакты с подполковником, но избежать их совсем не удавалось: Рудобельский взял моду стучать в дверь спальни и, услышав испуганный шорох, интересоваться:
– Маргарита Михайловна, ты ела?
Колкостям и придиркам не было конца. Режим Марго, ее неспортивный образ жизни и рацион питания – все это и еще многое другое вызывало протест моряка.
Особенно изгалялся Адам над меню Марго, которое состояло из овощей, молока, овсяной каши, рыбы, зелени и фруктов.
– По-моему, ты потолстела, – ядовито замечал Адам, прощупывая тонкую фигуру Марго насмешливым взглядом. – Весы у тебя есть?
Галкиной все чаще хотелось уронить на моряка что-нибудь потяжелее оконной рамы.
– У меня все в порядке, – заверяла Адама Марго, сжимаясь под его насмешками.
– Нет, ты взвесься, я же вижу, граммов триста лишних за сегодняшний день набрала. Надо бегать по утрам. Давай с завтрашнего дня вместе займемся? – Очевидно, Рудобельский путал Галкину с командой противолодочного корабля.
– После дождика в четверг, – заводилась Маргарита, и счастливый насмешник исчезал на мужской половине.
И так каждый день в течение двух недель. Ад кромешный.
Через две недели Галкина готова была придушить постояльца.
У Маргариты от Рудобельского, точнее, от его преследований развились комплексы, бессонница и неврастения. Нервы сдавали: Марго вздрагивала от поворота ключа в замке и от голоса Адама, отвечающего на телефонный звонок. На глаза наворачивались слезы от звука японских колокольчиков над дверью и под аранжировки Ричарда Клайдермана, хотя Марго прежде использовала их для релаксации.
И этот запах «Шипра» или чего-то похожего на «Шипр» – просто непрекращающаяся газовая атака.
Закрывшись в спальне, Галкина пыталась систематизировать знания о постояльце. Разделила страничку вертикальной линией, вписала в одной стороне плюсы, в другой – минусы.
Понять моряка оказалось не так просто. На некоторые вопросы Марго ответить не могла.
Начать хотя бы с того, что подполковник-отставник не домогался Маргариту.
С одной стороны, это был плюс, при условии, что Пират – нормальный гетеросексуал, половозрелый самец, а не импотент или неформал.
С другой стороны: если Пират – нормальный, половозрелый самец, а не импотент и не… короче, почему он не тащит женщину в постель? Неужели Маргарита такая уродка или конченая дура?
Неприятности последних месяцев стали забываться, выглядела Марго отлично: в глазах появился блеск, волосы искрились, как в лучшие времена, выражение усталости исчезло, кожа на руках стала нежной, ногти радовали глаз маникюром. Кроме того, она изредка баловала Рудобельского блюдами русской кухни.
Тогда почему Рудобельский не предпринимает никаких попыток сблизиться? Наоборот. Как нарочно, каждый вечер разжигает вражду, в результате ни о каком сближении и речи быть не может!
Маргарита знала только одного мужчину, который не тащил ее в постель, – ее бывший муж, «закодированный» алкоголик. Но Валерка был добрейшей души человек и не изводил Марго придирками. Маргарита никак не могла понять: в случае с Рудобельским сдержанность – достоинство или недостаток?
Дальше. Адам не был трезвенником. Это был плюс (при условии, что Адам не был анонимным алкоголиком).
Ночи Адам проводил дома. Значит, бабником он тоже не был. Еще один плюс (при условии, что у него не было замужней любовницы).
Стремление все держать под контролем – минус.
Характер – два минуса.
«Неужели проблемы с потенцией так далеко зашли, что сказались на характере Пирата? Тогда придется признать, что Валентина права», – рисуя на листике рожицы, мыслила Галкина.
Но если Валентина права, откуда у Белоснежки это маниакальное желание вернуть мужа? Это плюс.
Наконец, командир терпит соседство Марго. Это тоже плюс.
Так и не поняв, чего больше в Пирате, плюсов или минусов, Маргарита скомкала лист и поставила перед собой задачу – продержаться до Нового года.
После Нового года Валентина обещала место на РЖД. Каких-нибудь две-три недели – и «оковы тяжкие падут». Она вернется домой, только когда командир освободит квартиру, и, даст Бог, они больше никогда не встретятся.
Террор заботой не прекращался – моряк был последовательным в своих поступках и настойчиво преследовал одному ему ведомую цель. Галкина недоумевала: за что ее можно так презирать? Ну, не нравится она моряку, но он же умный, нормальный мужчина, а ведет себя как пубертат.
Завеса приоткрылась только однажды, когда Рудобельский пристал к Марго с вопросами об Артюшкине:
– Откуда взялся этот кадр?
– Ты о ком?
– О Юлькином почетном карауле. Она ко мне в больницу приходила с каким-то деятелем.
– Откуда же я могу знать знакомых твоей жены?
– А разве это не твой кавалер?
– С чего ты взял? – юлила Маргарита, испытывая смутное беспокойство.
Номер не прошел.
– Юлька сказала. Соврала?
– Соврала, – обрадовалась подсказке Галкина, – это мой бывший шеф.
– Где они встретились с Юлькой?
– Мы все встретились в больнице, – опять соврала Маргарита, чтобы избежать дальнейших неудобных вопросов, – а почему тебя это интересует? Ревнуешь жену? Хочешь, я вас помирю?
– Обойдусь.
– Не боишься, что уведут? Такая девушка не засидится в одиночестве.
– Как тебе могут нравиться такие юбочники? – Сбить с толку Пирата было невозможно.
– Ты о ком?
– О твоем шефе.
– А какие должны нравиться? Такие колхозники, как ты?
– Почему это я колхозник? Потому что не ем птичий корм? Так настоящий мужик это есть не станет. Когда ты это поймешь, сразу выйдешь замуж.
– Я не стремлюсь.