Юрий Татаринов - Посланник Аллаха

Наконец он спросил:

— Как зовут тебя, звезда моя?

Пленница, все еще глядя себе под ноги, тихо ответила:

— Эвелина.

— Какое чудесное имя! — без всякого лукавства признался светлейший, готовый восхищаться всему, что касалось этой девы.

Но даже тогда гордячка не удосужила его своим взглядом.

Между тем хан продолжал расспрашивать:

— Ты христианка? У тебя есть муж?

— Да, — ответила пленница.

— А дети?

Наступил момент, когда бедняжка впервые подняла голову и посмотрела в глаза хану. Ее неприязнь выразилась в едва дрогнувших линиях лица. В ту же минуту глаза ее сделались шире, а на лбу обозначились морщинки. При этом тонкий подбородок пригожуньи задрожал. Казалось, еще миг — и бедняжка расплачется. Светлейший только начал предугадывать ее ответ, а пленница уже бухнулась на колени и, склонив к его сандалиям голову, стала жалобно просить:

— Господин мой, будьте великодушны, верните мне моего сыночка, моего мальчика!

Эта сцена охладила пыл хана. Светлейший сомкнул брови, стал разглаживать черную бороду.

— Где же он?

— Его отнял тот молодой господин, который привез меня к вам!

Баты-хан все понял — и тут же вздохнул с облегчением.

— Не тревожься, красавица, — ласково сказал он. — Сегодня же твой сынок будет с тобой.

Он заметил слезинку, зависшую на ресницах пленницы, — та блестела, как крошечный алмаз. Сам не сознавая, что делает, хан тут же сказал себе: «Отныне она не будет знать слез!..» Он едва познакомился со своей возлюбленной, а уже готов был заступаться за нее, беречь от всяких неудовольствий и даже следовать ее прихотям. Ему открывалась картина радужного будущего, влекущая новизной и светом желанных надежд...

В тот же вечер в стан светлейшего был привезен мальчик. Став свидетелем встречи матери и сына, Баты-хан возрадовался сам. Тем временем рядом с его шатром установили еще один — в нем должна была поселиться пленница. И вскоре, еще до полуночи, она перебралась туда.

Оставшись один, хан хотел вернуться к обычным заботам. Но не смог. И тогда он понял, что с ним случилась перемена... Оставив мысль пригласить Кара-Кариза на шахматы, он отказался и от ужина, но при этом не забыл приказать, чтобы накормили пленницу и ее сынка. Даже сон убежал от бедняги! Повелитель предался мечтам... Он чувствовал себя сильным, способным не то что бегать и плавать, но даже летать! Какой-то новый, влекущий и весомый смысл жизни пробудился в нем: счастливец-хан трепетал от мысли, что будет ласкать несравненную Эвелину. Не зная подлинного характера новой наложницы и не представляя ее отношения к нему, он заранее благодарил черный камень и небо, в божественность которых верил, за то, что те содействовали этому подарку судьбы. "Царица очей моих, — вздыхал Баты-хан, — ангел моих мыслей! Знаю, убежден, что с этого дня моя жизнь обретет настоящий смысл!"

Светлейший противоречил своим же принципам. Но что поделаешь, бедняге то и дело мерещились то длинная шея прекрасной Эвелины, то гордая посадка ее головы, то гибкое тонкое тело. Обычное жеманство, маленький полуоткрытый ротик и слезинка на ресницах успели воспалить в нем страсть и даже заставили задуматься о переменах жизни. Это был тот случай, когда зрелый мужчина на время вновь становится юношей, только чувствует себя уже богом. Чары рабыни сделали свое дело. Очаровав Швейбана, красавица затем совершила то же самое и со светлейшим...

В шатер заглядывало солнце. Впервые за последние годы утро подарило повелителю настоящую радость — в первую же минуту пробуждения хан вспомнил о пленнице. Приказав поторопиться с одеванием, он вскоре направился в соседний шатер.

Его ангел мыл в деревянном корыте мальчика. Красавица была в длинной рубашке. Открытые до плеч руки ее были тонкими, а вьющиеся волосы — длинными. Светлейший так и застыл на пороге, очарованный...

Спустя час хан вновь заглянул к пленнице. На этот раз она и ее ребенок были одеты и расчесаны.

— Доброе утро, солнце мое, — приветствовал вошедший свою пассию, чувствуя желание приблизиться к ней и коснуться ее.

— Доброе утро, мой господин, — ответила пленница.

— Надеюсь, ничто не омрачило твоего сна? Спала спокойно?

— О да, мой господин, все хорошо, — призналась красавица. В выпуклых глазах ее тем не менее явственно читалась тень озабоченности.

Бедняжка не удосужилась поблагодарить повелителя — это, в свою очередь, напомнило ему об избытке ее самолюбия. Но хан не обиделся. Имея достаточный житейский опыт, светлейший умел прощать подобные оплошности, в особенности если их совершали молодые. Он сознавал, что и сам не безгрешен. Ему отчаянно хотелось поцеловать красавицу в нежные, розовые, как у ребенка, губки. Но он боялся напугать ее или обидеть. Бедняга понимал, что от женщины нельзя получить настоящего наслаждения, если та не расположена к взаимности. Выдерживая расстояние, он давал чудесной Эвелине возможность привыкнуть к нему. Тем временем его собственное желание все множилось...

В тот день он никак не мог придумать, чем себя занять. Кара-Кариз, угадывая его состояние, не появлялся. Наместники были заняты своими делами... Впервые за несколько последних месяцев Баты-хан не думал о войске и о ближайших планах — все его мысли сконцентрировались на одном — на том, как он проведет предстоящую ночь. Бедняга уже воображал себя летающим и раю.

Он был уверен, что пленница сама догадается отплатить ему за доброту. И действительно, стоило опуститься сумеркам, как красавица появилась у него в шатре...

На этот раз платье ее не отличалось особым блеском. Это было даже не платье, а рубашка, украшенная искусной вышивкой. Кроме того, на плечи ее был наброшен длинный платок. Этот платок скрывал ее телесные недостатки — худую грудь и узкие бедра. Пышные волосы красавицы к тому же прятали часть ее лица. Удивительно, но в этот вечер взор больших ясных глаз несравненной Эвелины был обращен на повелителя...

Хан возлежал на ковре. Увидев гостью, он ласково спросил:

— Ты пришла, чтобы отблагодарить меня?

— Мой сынок только что заснул, — выказывая скромность, ушла от прямого ответа бедняжка. — Если вам будет угодно, мой господин, я останусь с вами.

Светлейший промолчал. Слова рушили в нем то блаженное состояние, которое он испытывал, находясь рядом с красавицей.

— Не скрою, — все же не выдержал, признался он, — мне приятно быть с тобой. Хочу, чтобы ты осталась.

Факелы еще не зажигали. В шатре было темно. Пленница стояла у самого входа и, глядя куда-то в угол, покорно ждала.

— Подойди, — тихо позвал ее светлейший.

Бедняжка начала свое движение по шатру. Когда она

сделала первый шаг и остановилась, повелитель разочарованно вздохнул. Он понял, что невольница пришла не по желанию, а из чистой благодарности и что она была бы куда более рада, если бы он сейчас же отпустил ее.

— Ну же, смелей! подбодрил ее хан. И тут же добавил: — Если не хочешь, можешь уйти!..

Кажется, обрадовавшись этому предоставлению воли действий, несчастная тут же развернулась и направилась к выходу. Но какая-то высшая сила задержала ее: чудесная Эвелина сделала несколько шагов, потом остановилась и задрожала... Два противоречивых желания сошлись в бедняжке: желание поскорее оставить шатер и желание отблагодарить. Застыв на месте, красавица опять уставилась в угол. Неожиданно она сказала:

— Благодарю вас за мальчика, мой господин. Уже не надеялась его увидеть.

Кажется, ей стоило усилий побороть свое самолюбие — белое лицо ее вдруг заблестело капельками пота...

— Обещаю, тут же уверенным голосом ответил ей светлейший, — что ты всегда будешь с ним!

Чувство материнской благодарности наконец-то перевесило страх и неприязнь, пленница облегченно вздохнула и опять воззрилась на светлейшего.

— Подойди, — вновь попросил тот.

Несравненная Эвелина приблизилась к краю ковра, на котором возлежал хан, и остановилась.

— Ну же, дикарка, ближе, ласково потребовал светлейший. — Ты что, боишься?

— Нет, мой господин, последовал тихий ответ.

— Тогда наклонись. Хочу получше разглядеть твое лицо. Прекрасной Эвелине пришлось встать коленями на ковер и приблизить свое личико к лицу повелителя. При этом бедняжка зажмурила глаза. Следуя воле чужих указаний, она тем не менее надеялась остаться независимой.