Юрий Татаринов - Посланник Аллаха

— Думаешь, это опасно? — спросил Кайдан.

— Семь дней войско в бездействии! Долее засиживаться нельзя! Гидра может сожрать саму себя! Надо двигаться дальше! Любой день бездействия лишь множит наши будущие трудности! Нас ждут и ко встрече с нами готовятся! Чтобы победить, мы должны опередить врагов! Прежде светлейший действовал быстро, предпочитал внезапность. Киев пал, потому что Баты-хана не ждали! Ты чувствуешь, что все изменилось?

— Баты-хан — воин. Он не даст себе поблажки. Вспомни, он выходил победителем из самых трудных ситуаций.

— Что было, то было. Не время похваляться прошлым... Повелитель теряет волю. Пойди к нему, посмотри, ведь у тебя есть глаза: он пресмыкается перед этой девкой!

— Но что мы можем сделать? Как ему помочь?

— Надо освободить его от этой ведьмы! Костлявая гордячка лишила разума мудрейшего из мужей! Надо убить ее! Прикончить, как ползучую змею!

Кайдан не ответил. Он сомневался в том, что воля светлейшего парализована. Он верил в гений Баты-хана. Смазливая босячка, по его мнению, не могла обезоружить такого могущественного воина.

— Чего молчишь, Кайдан? — поторопил собеседника слепой.

— А что ты хочешь услышать от меня? — отозвался старый наместник. — Хочешь, чтобы мои люди взяли эту девицу за волосы и утопили в ближайшем омуте?..

— И немедленно!

— А не будет ли это ошибкой? Повелитель заслужил эти несколько дней. Его сердце и ум устали. Ему нужен отдых.

— Но в прежние времена он не терял голову.

— Он не теряет ее и сейчас.

— Еще день-два — и мы не узнаем его. Ибо воля его ослабеет окончательно, — слепой помолчал. Потом продолжил, но уже с горечью: — Я бы сам прикончил ее! И рука бы не дрогнула! Но это рассорит нас. Повелитель слишком охмелен. Эта девка для него теперь как бог! Он так и вытанцовывает перед ней!..

Кайдан ответил на это так:

— Ты всегда был человеком действия, слепой. Кажется, светлейший должен быть благодарен тебе за то, что ты вечно поторапливал его, не давал расслабиться.

— Можно поставить дом в три дня. А можно в три месяца. Результат будет один. Зато какой выигрыш! Медлительным да тугодумам славы не видать как собственных ушей! Сегодня мы уже должны были войти в Польшу!

— Ну, что ж, будь по-твоему! — ответил Кайдан. — Возьму грех на душу. Как только скажешь, подошлю в ее шатер людей.

— Это такая чума — эта девка! — горячо добавил, завершая разговор, слепой. — И предположить не мог, что повелитель заимеет такую беду! Пора, пора вызволять его! Уже сегодня я скажу тебе о своем решении.

Искреннее стремление помочь светлейшему говорило не столько о сердечности слепого, сколько о его преданности. Одновременно это была и эгоистическая попытка сохранить все так, как оно было последние годы. Это было обычное стремление подданного сохранить уважение хозяина к себе. Жизнь бедняги Кара-Кариза являлась слишком зависимой от Баты-хана. Без светлейшего, без его поддержки несчастный тут же становился никем, вставал в один ряд с босыми и голодными. Его положение, попросту говоря, продлевало ему жизнь. Он потому-то и ревновал к пленнице, что предчувствовал: дремавшая до срока страсть Баты-хана способна была сломать основу его же собственного могущества. Заступаясь за себя, слепой, сам того не ведая, заступался за будущее самой Орды...

Даже такой проницательный и осторожный лис, каковым являлся слепой, не смог бы предугадать того, что в конце концов случилось. В события, проистекавшие и без того по непредсказуемому сценарию, неожиданно вмешался еще и злой рок...

В эту ночь, вновь сославшись на недомогание, пленница осталась у себя. Светлейший не неволил ее. Он понимал, что чувство прелестной Эвелины к нему, если оно вообще могло зародиться в ней, способно было взрастить только терпение...

Сон хана был крепким и радужным... Повелитель спал, осчастливленный мыслью о какой-то предстоящей ему бесподобной победе. Ему снился высокий холм. Хан стоял на вершине, а у его ног длинной чередой тянулся караван рабов. Повелитель улыбался, источая присущие ему гордость и надменность, а рабы кланялись в пояс и, обходя холм, заполняли обширную долину. Душа светлейшего ликовала от странного, неожиданно посетившего его желания: хан вознамерился подарить всю эту добычу! Он не знал, по отношению к кому проявит такую щедрость, но чувствовал себя богом!..

Ночь перевалила за середину. Небосклон потревожили первые отблески зари. Но было еще слишком рано, чтобы играть побудку. Тем не менее именно в это время светлейший почувствовал, что его потревожили... Он открыл глаза — и увидел слепого, который тряс его за плечо.

Баты-хан наконец проснулся. Он приподнялся на локтях и в свете факелов увидел у дверей Багадура и Кара-Кариза.

— Что случилось? — морщась от яркого огня, спросил повелитель.

— Тебе придется встать, о светлейший, — тихо, но уверенным голосом ответил Кара-Кариз.

Уверенность главного советника разметала остатки сна хана. Повелитель сел, удивленно уставился на слепого. Недоброе предчувствие посетило его. Бедняга догадался, что дело касается его возлюбленной! «Сбежала!» — решил он. И сейчас же его охватила тоска.

Подтверждением того, что стряслось что-то из ряда вон выходящее, служило хотя бы то, что подобная побудка случалась крайне редко. В таких случаях подчиненные приносили светлейшему сообщения, с которыми ждать до утра было невозможно.

Решительно поднявшись, Баты-хан начал одеваться.

— Можешь говорить, — позволил он притихшему советнику.

— На этот раз мне нечего сказать, — неожиданно ответил слепой. И угадав, что вызвал удивление у хана, мрачно добавил: — Ты должен увидеть все сам, мой повелитель.

Уже не просто предчувствие беды обеспокоило светлейшего, но настоящая ноющая телесная боль. Бедняга ощутил дрожь в коленях. Дыхание его остановилось, а голова начала кружиться. Заныла нога...

— Не говори загадками! — сдерживая гнев, сказал он слепому. — И не тяни! Говори, что с ней?

Вместо ответа Кара-Кариз вдруг направился к выходу...

Подавшись за ним и схватив со стены пояс с саблей, Баты-хан крикнул:

— Куда?.. — но вынужден был последовать за советником, ибо тот уже вышел. — Стой, тебе говорю!

Небо уже очистилось от звезд. Угадывалась лишь одна, самая яркая звезда. Но и она таяла на глазах. Всю долину и лес в отдалении охватила дымка прозрачного тумана. На поляне перед шатром уже ждал отряд всадников. Фыркали и в нетерпении стучали копытами о землю лошади, звякали металлические доспехи, скрипели седла... Светлейшего намерены были сопровождать.

Когда хану подвели вороную, он оглянулся на шатер пленницы... В той стороне было тихо и спокойно. «Хвала небу! — с облегчением подумал повелитель. И тут же послал в сторону шатра мысленное: — Спи, голубка моя, моя божественная, моя несравненная!»

Кара-Кариз и хан сели в седла одновременно.

Слепой вытянул руку в сторону — и сейчас же к нему приблизился слуга-поводырь. Кара-Кариз хлопнул того по плечу и сказал:

— Веди, Карим! Светлейший должен знать правду!

Всадники с места послали лошадей в галоп...

Через минуту повелитель догадался, что его ведут в сторону стана молодого наместника. Разгоряченный скачкой, Баты-хан приблизился к слепому и крикнул:

— Ты скажешь наконец, что произошло?.. Не испытывай моего терпения!

Кара-Кариз, держась за гриву своей лошади, ответил:

— Светлейший! Ты меня знаешь! Все, что я делал до сих пор, делал тебе во славу, из любви и верности! А потому прошу сейчас — потерпи! То, что ты увидишь, невозможно выразить словами! Ты должен увидеть это сам и незамедлительно принять решение!

Умножившееся после таких слов волнение Баты-хана вызвало еще большую боль в его ноге. Повелитель даже простонал. Он не знал, что и подумать. Предчувствия его были одно ужасней другого...

Появление светлейшего оказалось полной неожиданностью для охранников лагеря Швейбана. Они растерялись и тем самым позволили людям Кара-Кариза кинуться на них и связать по рукам и ногам...

Прибывший отряд наконец остановился у шатра молодого наместника. Слепой ловко спрыгнул на землю и, сопровождаемый поводырем и несколькими воинами, сейчас же проследовал под крышу...