К тому времени, как называют мое имя, проходит, должно быть, часа четыре. От всеобщего пристального внимания мне неловко и немного мутит, и я спешу покинуть сцену, как только замечаю, что у Кена слезы в глазах.

Нужно просто досидеть до конца алфавита, чтобы потом отыскать ее. На букве «ш» я уже готов вскочить с места и сорвать всю церемонию. Интересно, у скольких людей фамилия начинается с «ш»?

Выясняется, что у очень многих.

После того как я прошел все стадии скуки и стихли взрывы аплодисментов, нам наконец разрешают встать с места. Я практически подпрыгиваю с сиденья, но ко мне уже спешит с объятиями Карен. Подождав какое-то приличествующее моменту время, в течение которого мое терпение чуть не лопается, я, извинившись, сбегаю от ее слезных поздравлений и отправляюсь искать Тессу.

Знаю, что она здесь. Чувствую ее.

Мы не виделись два месяца, два нескончаемых чертовых месяца, и я уже готов взорваться от бушующего в крови адреналина, когда наконец замечаю ее у выхода. Так и знал, что она придет, а потом постарается по-тихому слинять до того, как я успею ее найти. Но я не дам ей этого сделать. Если понадобится, я пущусь в погоню за ее машиной.

– Тесса! – Я расталкиваю окружающих, чтобы добраться до нее, и она оборачивается как раз в тот момент, когда я отпихиваю с дороги какого-то мальчишку.

Мы столько не виделись, что меня переполняет облегчение. Именно, черт возьми, переполняет. Она, как всегда, прекрасна. Ее кожа покрыта золотистым загаром, которого не было раньше, глаза сверкают ярче и счастливее. Высохшая оболочка, в которую она превратилась, сгорела в огне радости и жизни. Я замечаю все это, лишь взглянув на нее.

– Привет. – Она улыбается и заправляет прядь волос за ухо – так она делает, когда нервничает.

– Привет, – повторяю я и несколько секунд просто ее разглядываю. Она еще больше похожа на ангела, чем мне запомнилось.

Похоже, она занята тем же, что и я, – оглядывает меня с головы до ног. Жаль, что на мне эта дурацкая мантия. Без нее она бы увидела, какие я накачал мышцы.

– У тебя очень сильно отросли волосы, – прерывает она молчание.

Я тихо смеюсь и провожу рукой по спутанной шевелюре. Наверное, там все торчком стоит из-за шапочки. И тут же обнаруживаю, что шапочка куда-то делась. Но кому она сейчас нужна?

– Да, у тебя тоже, – говорю я первое, что приходит в голову. Рассмеявшись, она подносит руку ко рту. – Я имею в виду, волосы у тебя длинные. Хотя они всегда такие были, – исправляюсь я, но она только снова смеется.

«Да ты оратор, Скотт. Прямо настоящий гребаный оратор».

– Ну что, все было именно так плохо, как ты думал? – спрашивает она.

Она стоит от меня всего в нескольких шагах, и мне кажется, нам нужно присесть. Мне точно нужно присесть.

«Черт возьми, почему я так волнуюсь?»

– Хуже. Ты видела, как все затянулось? Имена называл какой-то древний старикан. – Я надеюсь, что она опять улыбнется. И, когда вижу ее улыбку, улыбаюсь в ответ и откидываю волосы с лица. Мне пора подстричься, но думаю, сейчас с этим можно и подождать.

– Я очень горжусь, что ты все-таки пришел. Уверена, Кен просто счастлив.

– А ты счастлива?

Она поднимает бровь.

– За тебя? Конечно. Я очень рада, что ты участвовал в церемонии. Ничего, что я пришла? – Секунду она смотрит себе под ноги, а затем поднимает взгляд на меня.

Она неуловимо изменилась, держится увереннее, стала… сильнее?

Стоит с ровной спиной, взгляд твердый и сосредоточенный, и, несмотря на то что явно нервничает, в ней нет и следа былой робости.

– Спросишь тоже! Я бы взбесился, если бы мне пришлось явиться сюда просто так.

Я улыбаюсь ей и отмечаю, что, похоже, мы оба стоим и просто улыбаемся друг другу, не зная, куда девать руки.

– Как поживаешь? Прости, что редко звонил. Был дико занят.

Она качает головой:

– Ничего страшного. Я знаю, у тебя было дел по горло. Подготовка к церемонии, нужно подумать о будущем и все такое. – Ее улыбка становится отрешенной. – У меня все хорошо. Я подала заявления во все колледжи в радиусе восьмидесяти километров от Нью-Йорка.

– Ты все еще хочешь поехать туда? Лэндон сказал, что еще вчера ты сомневалась.

– Уже нет. Хочу дождаться ответа хотя бы от одного колледжа, прежде чем переезжать. Когда я перебралась в кампус Сиэтла, это не пошло на пользу моему личному делу. В приемной комиссии Нью-Йоркского университета мне сказали, что из-за этого меня могут посчитать капризной и неподготовленной, поэтому я надеюсь, что хотя бы один колледж мне не откажет. Иначе пойду в муниципальный двухгодичный, пока не получится перевестись обратно. – Она глубоко вздыхает. – Ух ты, какой длинный получился ответ на совсем маленький вопрос.

Она смеется и уступает дорогу заплаканной мамаше, которая идет рука об руку со своей дочерью, облаченной в студенческую мантию.

– Ты уже придумал, что будешь делать дальше?

– Ну, в ближайшие пару недель у меня запланировано несколько собеседований.

– Прекрасно, очень рада за тебя.

– Все не здесь. – Я внимательно наблюдаю за ее реакцией.

– Не здесь – в смысле не в этом городе?

– Нет, не в этом штате.

– А где же, если не секрет? – Она собранна и вежлива, а голос такой тихий и мягкий, что мне приходится подойти ближе.

– Одно в Чикаго и три в Лондоне.

– В Лондоне? – Она пытается скрыть удивление, и я киваю.

Не хотел говорить ей об этом, но я стараюсь использовать любой шанс. Скорее всего, я никуда не уеду – просто изучаю различные варианты.

– Я не знал, что будет дальше. Ну, с нами, – пытаюсь объяснить я.

– Нет, я понимаю. Просто удивилась.

По ее лицу я сразу понимаю, о чем она думает. Практически слышу ее мысли.

– Я тут разговаривал с мамой.

Из моих уст это звучит странно, но еще более странно я чувствовал себя, когда наконец ответил на ее звонок. Еще две недели назад я ее избегал. Я не то чтобы ее простил, но стараюсь как-то справиться со злостью по поводу сложившейся неразберихи. От злости толку никакого.

– Правда? Я так рада это слышать, Хардин. – Она больше не хмурится и так ослепительно улыбается, что мне становится больно в груди от ее красоты.

– Да, поговорил немного, – пожимаю я плечами.

Она так и продолжает улыбаться, словно только что выиграла в лотерею.

– Я так рада, что у тебя все налаживается. Ты заслуживаешь всего самого лучшего.

Даже не знаю, что на это сказать, но я так скучал по ее теплу, что невольно тянусь к ней и заключаю ее в объятия. Она обнимает меня за плечи и кладет голову мне на грудь. Готов поклясться, что с ее губ срывается вздох. Если вдруг мне показалось, просто притворюсь, что так и было.

– Хардин! – слышу я чей-то голос, и Тесса отстраняется. Ее щеки горят. Похоже, она снова занервничала. К нам подходят Люк и Кейси с букетом цветов.

– Только не говори, что эти цветы для меня, – со стоном говорю я, понимая, что это, скорее всего, придумала его девушка.

Тесса стоит рядом и внимательно разглядывает Люка и миниатюрную брюнетку.

– А как же иначе? Я же знаю, что ты просто обожаешь лилии, – издевается Люк, пока Кейси машет Тессе.

Сбитая с толку, Тесса поворачивается ко мне, и ее улыбка – самая красивая из тех, что я видел за последние два месяца.

– Я так рада наконец-то с тобой познакомиться.

Кейси обнимает Тессу, а Люк тычет своим дурацким букетом мне в грудь. Цветы падают на пол, он ругается, и мы наблюдаем, как по ним топчутся идущие потоком, ужасно гордые родители.

– Меня зову Кейси, я приятельница Хардина. Он столько о тебе рассказывал, Тесса.

Девушка немного придвигается, чтобы взять Тессу под руку, и я с удивлением отмечаю, что та улыбается в ответ и, вместо того чтобы искать у меня помощи, тут же включается в разговор об испорченных цветах.

– Похоже, Хардин без ума от цветов? – смеется Кейси, и Тесса хихикает вместе с ней. – Вот откуда у него эти нелепые татуировки с листочками.

Тесса вопросительно поднимает бровь:

– Листочками?

– Ну, это не совсем листочки. Конечно, она несет чепуху, но с нашей прошлой встречи у меня появилась пара новых татуировок. – Непонятно почему, но я чувствую себя немного виноватым.

– Вот как. – Тесса пытается улыбнуться, но я вижу, что улыбка ненастоящая. – Хорошо.

Становится немного неловко, и Люк, рассказывая Тессе про мои новые татуировки в нижней части живота, делает очень большую ошибку.