Она поднимает голову и слышит щелчок камеры мобильного телефона.
Пара сережек. Пятьдесят фунтов наличными. Сотня фунтов. Его аппетиты растут. Он отправляет ей сообщения.
Интересно, а что будет, если я размещу это в «Фейсбуке»?
Когда она видит фотографию, ей хочется плакать. Он посылает ей фото снова и снова: ее лицо, налитые кровью глаза с размазанной вокруг тушью. Эта штука у нее во рту. Когда Луиза дома, приходится прятать телефон под диванную подушку. Телефон стал радиоактивной, токсичной вещью, которую следует держать под рукой.
Интересно, а что подумают твои друзья?
После этого случая девочки перестали с ней разговаривать. Они были в курсе произошедшего, поскольку, когда Лили присоединилась к остальным гостям, Питер продемонстрировал фотографию всей честной компании. Он еще долго без особой надобности нарочито поправлял молнию на джинсах. Она сделала вид, будто ей наплевать. Девочки уставились на фото, потом – в ужасе на нее и поспешно отвернулись, и по их глазам она сразу поняла, что их рассказы о минетах и сексе с таинственными партнерами не более чем вымысел. Они были насквозь фальшивыми. И врали обо всем.
Никто не считал ее храброй. Никто не восхищался тем, что она не струсила. Она была просто Лили, потаскуха, девица с членом во рту. И при одной мысли об этом кишки буквально завязывались узлом. Она хлебнула еще виски и мысленно послала всех к черту.
Встречаемся в «Макдоналдсе» на Тоттенхэм-Корт-роуд.
Мама сменила замки от входной двери. Лили больше не могла брать деньги из маминого кошелька. И они заблокировали доступ к сберегательному счету.
У меня больше ничего нет.
Ты что, совсем за дурака меня держишь, маленькая богатенькая девочка?
Маме никогда особо не нравились те серьги «Mappin and Webb». Лили надеялась, что та даже не заметит их пропажи. Конечно, мама сделала умильное лицо, когда Тупой Урод Фрэнсис преподнес ей в подарок серьги, но после она пробурчала, что не понимает, зачем было покупать ей бриллианты в форме сердца, когда все знают, как это безвкусно, да и вообще, ей гораздо больше идут серьги в виде подвесок.
Питер посмотрел на переливающиеся камни так, словно Лили предложила ему мелочь, что обычно дают на сдачу, и небрежно сунул серьги в карман. Он ел бигмак, и у него остался майонез в уголке рта. Всякий раз, как она видела Питера, ее начинало тошнить.
– Может, пойдем встретимся с моими приятелями?
– Нет.
– А как насчет того, чтобы выпить?
Она покачала головой:
– Ну все. Это последнее. Серьги стоят несколько тысяч.
Он скорчил недовольную рожу:
– Следующий раз принесешь наличку. Реальную наличку. Лили, я знаю, где ты живешь. И знаю, что у тебя она есть.
Ей казалось, что она никогда не избавится от него. Он слал ей эсэмэски в неурочное время, лишая ее сна. И ту фотку, снова и снова. Негатив фотографии уже въелся в сетчатку глаза. Она бросила школу. Начала напиваться с первыми встречными и шляться по клубам, причем поначалу без особого желания. Все, что угодно, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями и не слышать звуковой сигнал телефона. Она переехала туда, где он, по идее, не должен был ее найти, но он все-таки нашел ее и часами сидел в машине рядом с домом Луизы, посылая тем самым молчаливое сообщение. Лили даже начала подумывать о том, чтобы сказать Луизе. Но что могла сделать Луиза? Ведь Луиза сама по себе была воронкой несчастий. Поэтому Лили открывала и тут же закрывала рот, когда Луиза начинала планировать встречу с бабушкой или интересоваться, что Лили ела на завтрак. Что ж, делать нечего, придется как-то справляться самой.
Иногда Лили лежала без сна и гадала, что было бы, если бы папа остался жив. Она могла легко нарисовать себе его образ. Папа бы наверняка схватил Питера за шкирку и велел даже близко не подходить к его маленькой девочке. А затем папа бы обнял ее и сказал, что все будет хорошо, что она в безопасности.
Но только вряд ли папа стал бы все это делать. Потому что он был озлобленным квадриплегиком, которому даже не хотелось жить. Увидев те фотки, он бы наверняка содрогнулся и сказал, что она ему больше не дочь.
Но она не могла его за это винить. Скорее всего, она поступила бы точно так же.
Когда в последний раз она ничего не принесла Питеру, он принялся орать на нее прямо посреди Карнаби-стрит, обзывая ее никудышной, шлюхой, тупой маленькой потаскушкой. Он тогда остановил свою машину рядом с ней, а она уже выпила два двойных виски, так как боялась с ним встречаться, а когда он принялся на нее кричать и говорить, что она все врет, горько заплакала:
– Луиза меня вышвырнула. Мама меня вышвырнула. У меня ничего нет!
Мимо, отводя глаза, торопливо проходили люди. Никто не остановился. Никто ничего не сказал, поскольку в том, что парень орет на пьяную девицу в Сохо в пятницу вечером, не было ничего необычного. Питер выругался и решительно повернулся к ней спиной, словно и впрямь собирался уйти, но она знала, что об этом можно было только мечтать. А затем большая черная машина затормозила прямо посреди проезжей части и резко развернулась, ослепив их белыми огнями. С тихим жужжанием опустилось стекло со стороны водителя.
– Лили?
Она узнала его только через пару секунд. Мистер Гарсайд. Он был как-то связан по бизнесу с ее отчимом. Его начальник? Партнер? Он перевел взгляд с нее на Питера:
– У тебя все в порядке?
Она покосилась на Питера и осторожно кивнула.
Мистер Гарсайд ей не поверил. Она сразу поняла. Он припарковался у тротуара, перед машиной Питера, и направился к ней, весь из себя такой представительный, в темном костюме. Его окружала аура властности и непрошибаемой уверенности. Лили вдруг вспомнила, как мама однажды говорила, будто у него есть собственный вертолет.
– Лили, как насчет того, чтобы подбросить тебя домой?
Питер посмотрел на нее и приподнял руку, в которой держал телефон, буквально на дюйм. Чтобы она знала.
И тогда она открыла рот, и все, что она много дней держала в себе, вырвалось наружу.
– У него в телефоне моя нехорошая фотография, и он угрожает показать ее моим знакомым, и он требует денег, а у меня ничего не осталось. Я отдала ему все, что могла, и у меня действительно ничего не осталось. Помогите мне, пожалуйста!
У Питера глаза полезли на лоб. Такого он явно не ожидал. Но Лили это не волновало. Она была на грани отчаяния и очень устала, ей больше не хотелось нести этот груз в одиночку.
Мистер Гарсайд окинул Питера пристальным взглядом. Питер выпрямился и напряг плечи, словно прикидывая, как бы побыстрее свалить отсюда.
– Это правда? – спросил мистер Гарсайд.
– Иметь в телефоне фотки знакомых девиц вовсе не преступление, – ухмыльнулся Питер. Жалкая бравада.
– И я это прекрасно знаю. Но вымогать таким образом деньги – самое настоящее преступление. – Мистер Гарсайд говорил спокойным тоном, не повышая голоса, словно обсуждать непристойные фотографии посреди толпы на улице было для него в порядке вещей. Он сунул руку во внутренний карман. – Итак, сколько надо заплатить, чтобы ты исчез?
– Что?
– Твой телефон. Сколько ты за него хочешь?
У Лили перехватило дыхание. Она растерянно переводила взгляд с одного на другого. Питер недоуменно уставился на мистера Гарсайда.
– Я предлагаю заплатить наличными за твой телефон. При условии, что существует единственная копия фотографии. Так?
– Мой телефон не продается.
– Тогда, молодой человек, должен предупредить тебя, что я собираюсь обратиться в полицию и установить твою личность по данным о регистрации твоего автомобиля. А у меня очень много друзей в полиции. Весьма… высокопоставленных друзей. – Он улыбался, но его улыбка совсем не походила на улыбку.
А из ресторана напротив со смехом высыпала веселая компания. Питер посмотрел на Лили, затем на мистера Гарсайда. И упрямо выставил вперед подбородок:
– Пять штук.
Мистер Гарсайд, который снова полез во внутренний карман, улыбнулся и покачал головой:
– Я так не думаю. – Он вытащил бумажник и отсчитал пачку банкнот. – По-моему, этого более чем достаточно. Похоже, ты уже сполна получил свое вознаграждение. А теперь телефон, пожалуйста.
Питера будто загипнотизировали. После секундного колебания он вручил мистеру Гарсайду телефон. Вот так просто. Проверив, на месте ли сим-карта, мистер Гарсайд сунул телефон в карман и открыл для Лили дверь автомобиля.