Джоджо Мойес - После тебя

– Но это возмутительно! – смертельно побледнев, взвыл мистер Гарсайд.

– Ага. Совершенно с вами согласна. – Я протянула руку. – Телефон, пожалуйста.

Гарсайд, озираясь, как загнанный зверь, наконец сунул руку в карман и протянул мне мобильник, который я поспешно отдала Лили.

– Лили, проверь, пожалуйста. – Я отвернулась, чтобы пощадить ее чувства. – Удали фото. Просто удали.

Когда я оглянулась, Лили стояла с мобильником в руках, экран был пуст. Потом она слабо кивнула, и Сэм знаком приказал передать ему мобильник. Сэм бросил телефон на пол, наступил на него ногой и принялся топтать с такой яростью, что затрясся пол. И всякий раз, как тяжелый башмак Сэма опускался на то, что осталось от мобильника Питера, я непроизвольно вздрагивала, впрочем так же, как и мистер Гарсайд.

Наконец Сэм остановился и поднял с пола сим-карту, закатившуюся под радиатор. Изучив сим-карту, он помахал ею перед носом у мистера Гарсайда:

– Это единственная копия?

Гарсайд кивнул. Воротник его рубашки потемнел от пота.

– Конечно единственная, – заметила Донна. – Ведь не может же ответственный член нашего общества допустить, чтобы подобная пакость впоследствии где-то всплыла, да? Представляю себе, что скажет семья мистера Гарсайда, если его грязный маленький секрет вдруг откроется.

Рот мистера Гарсайда превратился в узкую полоску.

– Вы получили, что хотели. А теперь позвольте мне уйти.

– Нет. У меня тоже есть что сказать. – Мой голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. – Ты гнусный, жалкий маленький человечишка, и если я…

Губы мистера Гарсайда изогнулись в кривой усмешке. Похоже, он не привык терпеть оскорбления от женщин.

– Ой, кто бы говорил! Ты, нелепая, маленькая…

В глазах Сэма вдруг появился нехороший блеск, и он рванул вперед. Я резко вскинула руку, чтобы его остановить, а другую сжала в кулак. Что было дальше, я помню с трудом. Помню только резкую боль в костяшках пальцев, когда мой кулак вошел в контакт с лицом мистера Гарсайда. Он пошатнулся и стукнулся спиной о дверь, я же с трудом устояла на ногах, явно не рассчитав силы удара. Он выпрямился, и я с удивлением увидела, что из носа у него течет кровь.

– Выпустите меня, – прошипел он. – Сию же минуту.

Бросив на меня изумленный взгляд, Сэм пошел открывать дверь. Донна посторонилась пропустить мистера Гарсайда и словно невзначай спросила:

– Может, хотите, чтобы вам перед уходом оказали первую медицинскую помощь? Как насчет пластыря?

Гарсайд подошел к двери нарочито размеренным шагом, но, оказавшись за порогом, явно перешел на бег. Мы слушали, как его дорогущие туфли ритмично шлепают по коридору, и ждали, когда он уберется. Наконец Сэм нарушил молчание:

– Отличный удар, Кассиус[24]. Дай осмотрю твою руку.

Но у меня не было сил говорить. Я стояла, сложившись пополам, и вполголоса чертыхалась.

– Небось не ожидала, что будет так больно? – погладила меня по спине Донна и, повернувшись к Лили, добавила: – Расслабься, милочка. Что бы этот старикашка там ни говорил, наплюй. Он ушел.

– И больше не вернется, – вставил Сэм.

– Он, бедолага, похоже, со страху наложил в штаны, – рассмеялась Донна. – Наверное, и сейчас бежит так, что только пятки сверкают. Забудь о нем, дорогая. – Она порывисто обняла Лили и, отдав мне обломки телефона, которые я благополучно отправила в мусорное ведро, сказала: – Ну ладно. Я обещала перед дежурством заскочить к папе. До скорого. – Она помахала нам рукой, жизнерадостно протопала по коридору и исчезла.

Сэм принялся рыться в своей медицинской сумке-укладке в поисках перевязочного материала, а мы с Лили прошли в гостиную, где Лили сразу рухнула на диван.

– Ты выступила просто блестяще, – заметила я.

– Ну, ты тоже не подкачала. Было круто, – ухмыльнулась Лили.

Я посмотрела на кровоточащие костяшки пальцев, а когда подняла голову, то увидела, что Лили лукаво улыбается:

– Вот такого он явно не ожидал.

– Признаться, я тоже. Я, наверное, впервые в жизни подняла руку на человека. – Тут я сделала строгое лицо. – Хотя я вовсе не требую, чтобы ты считала меня моральным авторитетом.

– Лу, я никогда и не пыталась брать с тебя пример. – Она неохотно улыбнулась, увидев, что в комнату вошел Сэм со стерильным бинтом и ножницами.

– Ты в порядке, Лили? – поинтересовался Сэм и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Отлично. Тогда давайте перейдем к чему-нибудь более увлекательному. Кто любит пасту карбонара?

Когда Лили вышла из комнаты, Сэм тяжело вздохнул и задумчиво уставился в потолок, словно пытаясь собраться с мыслями.

– Что? – спросила я.

– Слава богу, что ты ударила его первой. Честно говоря, я испугался, что еще немного – и я убью его.

И вот, когда Лили уже легла спать, я присоединилась к Сэму на кухне. Впервые за долгое время в моем доме воцарились мир и покой.

– Ей уже стало намного легче. Я хочу сказать, что она, конечно, брюзжала по поводу новой зубной пасты и оставила полотенца на полу, но для Лили это уже определенный прогресс.

Сэм кивнул и освободил раковину. Я любила, когда он суетился на кухне. Мне захотелось подойти и обнять его за талию. Но я ограничилась тем, что сказала:

– Спасибо тебе. Спасибо за все.

Сэм повернулся, вытирая руки посудным полотенцем:

– Ты тоже оказалась на высоте, моя маленькая драчунья.

Он притянул меня к себе, и мы поцеловались. В его поцелуях было нечто сладостное; для такого брутального мужчины они были удивительно нежными. На секунду я забыла обо всем. Но…

– Ну что еще? – отстранившись, спросил Сэм.

– Ты решишь, что я ненормальная.

– Что может быть более ненормальным, чем сегодняшний вечер?

– Я все думаю об этом твоем дихипраноле. Сколько его надо, чтобы реально убить человека? И ты что, всегда имеешь его при себе? Просто все это… как-то… жутко рискованно.

– Расслабься. Не стоит так волноваться.

– Тебе легко говорить. А что, если найдется человек, который тебя действительно ненавидит? Он может подлить лекарство в твою еду. А вдруг им завладеют террористы? Я хочу сказать, а какая доза считается летальной?

– Лу, такого лекарства нет.

– Что?

– Я все придумал. Лекарства под названием «дихипранол» не существует в природе. Это плод моей фантазии, – ухмыльнулся Сэм. – Но как ни странно, у меня еще никогда не было более эффективного средства.

На занятия нашей группы психологической поддержки я явилась последней. Машина опять не завелась, и пришлось ждать автобус. Ко времени моего прихода жестянку с печеньем уже закрыли, и это было сигналом, что пора переходить к делу.

– Сегодня мы будем говорить о вере в будущее, – сказал Марк, и я, пробормотав извинения, поспешно села. – Кстати, в нашем распоряжении только один час из-за экстренного слета скаутов. Так что, друзья, прошу меня извинить.

Марк наградил каждого из нас своим особым выразительным взглядом. Он был помешан на своих особых выразительных взглядах. Иногда он так долго сверлил меня глазами, что мне начинало казаться, будто у меня из носа торчит козявка. Марк потупился, словно собираясь с мыслями, хотя, возможно, он просто читал начало своей домашней заготовки.

– Когда теряешь любимого человека, очень трудно строить планы на будущее. Иногда людям начинает казаться, будто они потеряли веру в будущее, иногда они становятся слишком суеверными.

– Мне казалось, что я вот-вот умру, – пожаловалась Наташа.

– Ты уже умерла, – буркнул Уильям.

– Уильям, ты мешаешь нам работать, – одернул его Марк.

– Нет, честно, первые восемнадцать месяцев после смерти Олафа я думала, что у меня рак. Я, наверное, не меньше десяти раз ходила к доктору в полной уверенности, что он выявит у меня онкологию. Опухоль мозга, рак поджелудочной железы, рак матки, даже рак мизинца.

– Рака мизинца не бывает, – не выдержал Уильям.

– А ты откуда знаешь?! – обиделась Наташа. – Ты, конечно, у нас самый умный, но иногда не вредно и помолчать. Понятно? Нас уже задолбало, что мы говорим «стрижено», а ты говоришь «брито». Да, я действительно думала, что у меня рак мизинца. Мой терапевт послал меня на анализы, и выяснилось, что никакого рака у меня нет. Конечно, скорее всего, это был просто иррациональный страх, но, так или иначе, ты не имеешь права подвергать сомнению любые мои слова, потому что, как бы много ты о себе ни мнил, ты не можешь все знать. Понятно?