Лина Мур - Последнее обещание плюща

Жизнь уморительная штука, а жизнь после смерти для многих вымысел. И я, как бывший призрак, прекрасно знаю, насколько паршивое чувство юмора у жизни. Можно ли быть призраком? О-о-о, да. Можно ли стать бывшим? Оказывается, да. Я видел достаточно: смерть, рождение, предательство, разочарование, любовь, соединение семьи, радость. Но теперь к смерти я обращаюсь на «Вы», потому что уверен, что она помиловала меня. Мы всегда будем в её власти, и она решает, что будет с нами дальше. Зацикливаться на этом не стоит, надо просто наслаждаться каждым днём, каждой улыбкой, каждым ароматом и каждым солнечным лучом.

Сложно объяснить, как я оказался живым. Очень сложно… было поначалу. Я очнулся в незнакомом месте. Голова жутко болела. Лёгкие драло от сухости. Дышать я не мог. Я постоянно проваливался в сон, а потом просыпался. С каждым разом открывать глаза становилось легче, чем в прошлый раз. Время от времени я слышал голоса. Мужские, женские и все были мне незнакомы. Через, кажется, сотню пробуждений и сонного состояния я понял, что нахожусь в больничной палате. У меня были перемотаны рёбра, гипс на руке и на ноге. Голова продолжала жутко болеть. Но видеть я стал лучше, как и различать людей.

Утром ко мне приходила женщина. У неё были светлые волосы, напоминающие рожь, но среди них переливались седые пряди. Она с волнением и страхом прикасалась ко мне, протирала моё тело, но ни разу не посмотрела в мои глаза.

– Кто ты такая?

От моего сиплого вопроса она вздрогнула и отшатнулась. Её глаза расширились так, словно она увидела привидение.

– Рита, – прошептав, женщина так и не приблизилась. Она продолжала таращиться на меня, а я пытался вспомнить, кто такая Рита.

– Твоя мать.

Вот теперь стало яснее.

– Я не помню тебя, – сейчас мой голос показался мне незнакомым. Странным даже. Но на удивление Рита расслабилась и натянула улыбку.

– Да, врач говорил, что есть вероятность амнезии. Ты сильно ударился головой и тебе была произведена операция. Ты чуть не умер, все считают, что ты выжил чудом. Господи, Сойер, зачем ты сел за руль в таком состоянии?

Она покачала головой, осуждая меня, но я даже своего имени не помнил. Сойер. Она так назвала меня, а мне не понравилось это имя. Но я не сказал ей. Мне нечего было сказать, да и расстраивать её не хотелось. Видимо, Рита получила меня в наказание за грехи прошлого. Но самое страшное было не то, что я был прикован к больничной койке, а то, что я ничего не помнил. Абсолютно ничего. Ни своего деда, которого привезла Рита в инвалидной коляске. Он тоже не был вежлив со мной, отругал и сообщил, что лишит меня наследства, если я продолжу в таком духе. Да какое к чёрту наследство? Я хочу свою жизнь обратно. Свою чёртову жизнь, а не слушать старика, который пытается ненавидеть меня. Он обвинял меня в халатном отношении к своей жизни, в вождении в нетрезвом состоянии и в каком-то отравлении. Я ничего не понял. Но смиренно дождался, когда он закончит и его увезут.

Рита приходила и сидела со мной каждый день. Она рассказывала мне о моём прошлом, но ничего в голове не прояснялось. На самом деле меня раздражало то, что она говорила. Мне было противно от самого себя. Зачастую я находился один. Я притворялся спящим, чтобы не слушать о самом себе. Я был ничтожеством с серьёзной алкогольной зависимостью, долгами и причастностью к отравлению деда. Господи, да мне было стыдно! И раз уж я спрятаться не мог, то попросил меня не трогать, пока я не выйду из больницы. У меня было достаточно времени, чтобы решить для себя, что я буду другим. Ночами я зачитывался своим же анамнезом, иногда воровал историю болезни соседа и мне нравилось выдумывать, что ещё может быть, если поменять местами результаты анализов. Мне становилось лучше, Рита всё же навещала меня и заметила мою странность. По её словам, я был очень странным, желая поделиться с ней своими мыслями. Мать меня явно не понимала, а я осознал, что хочу помогать людям. Хочу лечить их. Ни мать, ни отец, ни дед, ни бабушка… в общем, никто не воспринял мои слова всерьёз, а я загорелся этой идеей. Я попросил привезти мне всё, что понадобиться для поступления в медицинский вуз. Меня выписали из больницы, и я продолжал готовиться к поступлению, хотя все сроки давно прошли. Но дед пообещал, что поможет мне, если я поклянусь не бросить университет. Этого было достаточно, чтобы я улыбался. Я никуда не ходил, сидел у себя в комнате и готовился. Мне легко давалось всё. Я словно знал это. А вот моя семья косилась на меня, как будто я собираюсь кого-то убить. Но порой ночами, когда я смотрел из своего окна на небо, я заметил, что мне было больно в груди. Моё сердце было не на месте. Я не понимал почему.

В середине августа, я точно помню этот день, семнадцатое августа, как раз перед моими поздними экзаменами, Рита попросила меня свозить её на кладбище. Это удивило меня. Вроде бы все наши родственники живы, но, оказывается, моя мать до отца была замужем за другим, его младшим братом. И она явно его очень любила, потому что то, как она отзывалась о нём, было чересчур восхищённо и даже обожаемо. Но в семье никогда о нём не говорили. Никогда. Я ни разу не слышал об этом человеке, пока Рита не попросила отвезти её на кладбище. Его звали Пирс. Мне понравилось это имя, и я узнал, что это и моё второе имя. Оно мне очень понравилось. Оно было моим. Оно было словно создано для меня, а не жалкий Сойер.

– Почему ты чешешься? – Удивилась Рита, когда я вновь потёр плечо.

– Не знаю. Но у меня развивается зуд. Эти розы так воняют. Отвратительно, – покривившись, двигаю носом, ощущая, как вонь проникает в мою кровь. Это раздражает меня.

– У тебя нет аллергии на розы. Так что прекрати. Я уже даже поверила в то, что ты изменился, а ты снова начинаешь вести себя, как маленький, – зло отчитывает она меня.

Я не смог больше ехать, потому что вонь начала меня душить. Выскочив из машины, я выхватил у Риты цветы и швырнул их в поле. Стало легче. Рита даже не возмутилась. Она в шоке наблюдала за мной, а я рассматривал свои руки. Должна быть сыпь, но её не было. Отмахнувшись от своих наблюдений и странного своего же поведения, я нарвал букет полевых цветов, на которые у меня не было никакой реакции. Вернувшись в машину, я всучил Рите букет, и мы поехали дальше. Я не посещал эту старую часть города, и Рита подсказывала мне, куда ехать. Но мне понравились узкие улочки, улыбающиеся горожане, спокойная и даже семейная обстановка. Не то, что было в нашей части. Наверное, я хотел бы переехать сюда, но мне предстоит уехать учиться в большой мир.

Добравшись до кладбища, я заметил небольшую и смешную розовую машинку. Она очень напоминала ту, которую водит Барби. И я представлял, что именно такая девушка должна быть за рулём. Рита вышла из машины, а я схватил учебник, чтобы убить время. Но в какой-то момент в приоткрытое окно машины донеслось карканье ворон. Я даже вздрогнул. Подняв голову, я посмотрел на небо, а потом на распахнутые ворота и… моё сердце содрогнулось от боли. Я даже подался вперёд, выпустив книгу из рук. Всю мою грудь нещадно сдавило, и я пытался растереть ладонью кожу, чтобы прекратить странную агонию внутри. Понемногу приступ отпускал, и я, откинувшись на сиденье, тяжело дышал. Я не мог понять, что это было, а потом, вообще, забыл об этом. Напротив Риты стояла девушка. Её пышные тёмные кудрявые волосы были разбросаны в разные стороны. Глаза, припухшие и покрасневшие, словно от долгих слёз, с такой болью смотрели на Риту, что мои кулаки непроизвольно сжались. Я не знал, что могла наговорить Рита этой девушке, раз она так расстроилась. Она была худенькой, в неприметной, но удобной одежде и постоянно теребила пальцами шнурок на спортивных шортах.

Я в жизни не встречал такой девушки, как она. Она не была безумно красивой, но всё в ней было так гармонично. Она была идеальной для меня. Я любовался её овалом лица, притягательными губами, которые она нервно покусывала, иногда она щурилась от солнца, пока говорила с Ритой. А моё сердце… оно, не прекращая, стучало быстро-быстро. Девушка, видимо, по привычке отмахнула пряди с лица, и оно исказилось от злости, но вместо того, чтобы защитить Риту, мне хотелось защитить её. Обнять её, успокоить и закрыть собой. Сказать ей: «Я рядом, тебе больше не будет больно».