Огни разбегаются в разных направлениях, сплетаются в гирлянды, замысловатые узоры, контуры неведомых предметов, очертания человеческих фигур. Принцесса, привыкшая к тусклому мерцанию свечей, никогда прежде не видела такого яркого, такого жизнерадостного света. Совсем близко, над ее головой возникли светящиеся очертания обнаженной женской фигуры.
«Кто посмел ТАК изобразить женщину!?» – возмутилась Принцесса, в то же время с любопытством разглядывая странные изображения. И не сразу заметила, что под ними снуют люди… невиданное множество людей, очень странно одетых. Они суетились, куда-то спешили. Одни наскакивали друг на друга, другие ловко лавировали в толпе. Каким-то неведомым образом она оказалась среди них.
«Откуда могло взяться сразу столько людей? – недоумевала Принцесса. – И что они делают?»
Она боялась, что ее собьют с ног, затопчут. А люди шли двойным встречным потоком по ярко освещенным тоннелям. Толпа вынесла ее к самоходной, скользящей вниз лестнице. Пристроившись позади человека в кожаной куртке и в надвинутом до самых бровей кепи, Принцесса обеими руками вцепилась в мягкие резиновые поручни. Она хотела повернуть назад и убежать, но никто не уступил ей дорогу. Лица людей были пусты и равнодушны. Справа и слева два потока таких же пустых, отключенных лиц, поднимающихся вверх. А она не знает, как оказаться среди них, чтобы выбраться на поверхность – туда, где сияет солнце, а воздух свеж.
Ступени чудесной лестницы, сплющившись, исчезли из-под ног, выбросив ее на твердую каменную площадку. Ей не дали возможности остановиться, осмотреться – напиравшая сзади лавина понесла ее дальше, в просторный подземный дворец с высокими сводами. Послышался гулкий, нарастающий грохот, и из черной разверстой пасти с ревом выскочило одноглазое чудовище, длинное, змееподобное, с членистым железным телом. Оно растянулось ао всю длину зала и замерло. И тут Принцесса с ужасом увидела, что брюхо его до отказа набито людьми.
«Так вот для чего сгоняют под землю людей, – догадалась она. – Их приносят в жертву подземному змею!»
Вдруг бока змея лопнули и из образовавшихся щелей гроздьями начали вываливаться спрессованные, измятые, но живые люди. Напрасно она пыталась убежать – людской поток, заставивший ее оказаться здесь, устремился к наполовину опустевшему чреву змея, увлекая ее за собой.
Принцесса зажмурилась. Змей сорвался с места и устремился в узкие, прорытые им подземные ходы – туда, где уже не было ни людей, ни света. Она приоткрыла один глаз, снова зажмурилась, но любопытство взяло верх. Чрево чудовища мягко светилось изнутри. Ее поразило, с каким обреченным, покорным безразличием отдавали себя теснившиеся со всех сторон люди на добровольное жертвоприношение.
Совсем близко, притиснутый к ней стоял Человек в кожаной куртке и кепи. Принцесса мужественно терпела эту вопиющую бестактность только потому, что была уверена, что спит и видит нелепый, фантастический сон. У мужчины было узкое тонкое лицо, небольшая вьющаяся бородка и бархатные, очень умные глаза, в которых застыли тревога и боль, отчаяние и надежда, и нечто такое, чему Принцесса не могла найти определение, но что глубоко взволновало и тронуло ее. Ей ужасно захотелось, чтобы Человек в кепи и потертой куртке обратил на нее внимание, заглянул ей в глаза. Но он смотрел сквозь нее, ведь она была невидима.
Железный змей наконец замедлил свое сумасшедшее скольжение, так и не начав переваривать содержимое своего желудка. Остановившись, он выбросил наружу часть спрессованных человеческих брикетов. Толпа снова потащила ее к самоходной лестнице, на сей раз ползущей вверх. Зажатая со всех сторон, она попыталась отыскать своего случайного попутчика, но его нигде не было.
– Жаль, – вздохнула Принцесса и открыла глаза.
Утреннее солнце высвечивало высокое стрельчатое окно ее опочивальни, сквозь которое виден был дозорный, прогуливающийся по крепостной стене.
«Что же такое со мной происходит последнее время? – размышляла Принцесса, свесив босые ноги с высокого ложа. – Мне снова привиделось чудовище, проглотившее меня, а я вернулась домой невредимой. И Звездочет не принимал в этом участия.»
Она испугалась, как бы ее ночное видение не натворило опять каких-нибудь страшных бед, и подбежала к окну. Дозорный неторопливо дошел до угла стены, а садовник внизу подрезал кусты роз, и ничто не говорило о новых разрушениях.
Потянув за шелковый шнурок, Принцесса позвала служанку, приказав ей приготовить костюм для верховой езды. Затем она распорядилась, чтобы свита во главе с министром земледелия ожидала ее с оседланными лошадьми для осмотра затопленных наводнением полей. Ее очень огорчало, что зерно в этом году придется выменивать у восточных соседей, так как собственный урожай был полностью уничтожен. Но еще больше ее огорчало, что все придворные мужчины носили широкополые шляпы с перьями.
«Какая ужасная безвкусица, – передернула плечиком Принцесса, кривя алые губки. – И какой расход для казны. После объезда полей надо будет позвать к себе главного придворного модельера и наказать ему изготовить для всех ее подданных мужского пола вместо вычурных шляп строгие кепи.»
Прошло несколько дней. Принцесса передумала казнить Звездочета. Ее детское увлечение улетучилось и окончательно умерло во чреве подземного змея.
«Как странно, – подумала она, – Никогда мне не было так страшно, как в ту ночь, и все же хочется вернуться назад, в свой сон, чтобы еще хотя бы разок заглянуть в удивительные, подернутые вселенской тоской глаза человека, который даже не подозревает о моем существовании.»
Принцесса не знала, да и никогда не узнает, что влечение к мужчине из другого мира и времени ей навязали насильно, что сам он ничего особенного из себя не представлял – обычный человек, уставший от изжившей себя, опустошающей нутро цивилизации, малая крупинка необъятного Города, обезличенная, изуродованная, медленно гибнущая. Его отличие от остальных заключалось лишь в том, что он сознавал свою беду и страдал так, будто был единственной жертвой, на которой вымещались все ошибки человечества.
А может именно эта неосознанная потребность взвалить на себя всю скорбь, все беды мира и привлекла к нему неведомые силы? Может сердце его беззвучно кричало на всю Вселенную: «ИЩУ ПРИНЦЕССУ!» Ведь принцессы не являются просто так, ни с того, ни с сего. Их надо сначала выдумать, сформулировать на особом, нетленном бланке заявку, и тогда только начать ждать ответа. Принцессы, может, специально рождаются на свет для тех, кто в них нуждается и кто знает, как их позвать.
Но наша Принцесса с оливковыми волосами до пят родилась для того, чтобы тайно любить своего Звездочета, смотреть по ночам в его старинный самодельный телескоп и слушать его речи об астрологии. Ей совсем не полагалось становиться свидетельницей битвы гигантов, подсматривать причины стихийных бедствий, да к тому же еще и путешествовать во времени.
И Человек в потертой куртке со взглядом, готовым угаснуть, так никогда и не понял бы, что тоскует по сказочной принцессе, если бы тот, кто полонил весь мир и больше всего на свете боялся оказаться полоненным сам, не переполнился бы до краев смертельной тоской и не воплотил бы в Принцессе свой последний отчаянный шанс на отступление.
Да, Город, завладевший миром, мог созерцать себя в любой из пройденных стадий – от первобытных городищ до железобетонного кошмара, душившего планету. Мог созерцать. Но и только. Для осуществления трусливого коварного замысла ему нужен был контакт. Соприкосновение живых, горячих сердец. И он измышлял все новые и новые варианты, чтобы ОН и ОНА могли увидеть друг друга. И не просто увидеть, а полюбить.
Человек в потертой куртке брел по улице, вопреки обыкновению никуда не спеша. Толпа раздраженно обтекала его, как препятствие, нарушающее общий ритм. Кругом были стены. Одни только стены, бегущие к иллюзорному горизонту, просачивающиеся сквозь точку в небытие… Стены росли вверх, в самое небо, не то подпирая, не то просверливая его насквозь. Стены уходили корнями вглубь земли, обрастая немыслимым сплетением труб, кабелей, проводов… Стены выстраивались в необъятный лабиринт, из которого не было выхода.
И все же Человек упрямо искал выход. Его путеводной звездой стали глаза Принцессы. Он поднимался скоростными лифтами на смотровые площадки самых высоких небоскребов, но в необозримой дали видел лишь крыши домов, щетинистым панцирем покрывавшие Землю, да черные потоки людей и машин, заполнявших сплошной кишащей массой просветы между домами. Тогда он спускался в клокочущее, бурлящее, гулкое нутро Города, плутал среди его зловонных внутренностей, сырости и ржавчины. Отвращение и страх понуждали его бежать прочь, к скудному свету, нахолящему лазейки в каменных громадах.