— Не кричи, я слышу, — тихо говорит Александра.

— Понимаешь, мне наплевать на личные качества работников канала, мне совершенно неинтересно, кто кого подсиживает, кто кому облизывает задницу и кто лезет вверх по чужим головам. Все, что мне нужно, — это чтобы мне не мешали заниматься любимым делом.

— Ты объясняешь вполне логично. Но это по-прежнему не извиняет твоей низкой производительности. Все это просто слова.

Я поворачиваюсь и нажимаю кнопку. Стеклянная преграда между нами и водителем исчезает.

— Остановите машину. Мне нужно кое-что взять из багажника.

— Не самый удачный момент, — пытается остановить меня Александра. — Мы в центре города, улицы запружены транспортом.

Но меня не так легко сбить с толку. Я повторяю просьбу водителю, и через пару минут лимузин паркуется у тротуара. Я лезу в багажник и достаю из чемодана невероятных размеров тетрадь с тремя металлическими кольцами. Она довольно увесистая, и когда я кладу тетрадь на колени Александре, та недоуменно поднимает брови.

— Здесь лишь малая часть моей работы: девять сюжетов — репортажи для «ВСКТ», и каждый из них (за исключением того, про казино) был отвергнут.

Александра листает страницы, лицо у нее хмурое.

— Вижу, ты все равно проработала материал по губернатору. Что потом стало с этим сюжетом?

— Я отдала его другу из «Хартфорд курант». «Геральд американ» не заинтересовался бы подобным материалом, так как мало места уделяет событиям Хартфорда. В обмен приятель подкинул мне занятный сюжет, который с удовольствием слопал мой шеф.

— А это? Про социальную работницу, которая использовала несовершеннолетних ребят из летнего лагеря в качестве бесплатной рабочей силы?

— Я подарила сюжет Кларенсу из «ДБС», — поясняю я, имея в виду продюсера шоу.

Александра поднимает глаза на меня:

— Так это была твоя наработка?

— Можешь сама его спросить, — киваю я.

— Я так и сделаю. — Она снова углубляется в записи. Только когда мы пересекаем мост Триборо, Александра поднимает голову. — Почему никто мне не сказал?

— Кто, например?

— Да кто угодно! Хотя бы ты. Почему ты молчала?

— Я на тебя не работаю. Меня нанял мистер «лотерея — это отличный сюжет для новостей».

— Но репортаж, который ты отдала Кларенсу! Ты могла сказать мне о нем?

— Мне казалось, что я еще не готова к разговору с тобой. К тому же Кларенс неплохо доработал сюжет.

Александра качает головой:

— Я чувствовала, что с тобой что-то не так. Ты отлично работаешь, но тебе не хватает амбициозности. Неужели ты не хочешь большего?

— Повторяю, я была не готова.

— Но это же глупо — перелопатить столько материала и молчать в тряпочку!

— А кому я могла сказать? Тебе? Но я не в твоем ведомстве.

— Ха, тогда как я могу помочь тебе, если ты сама не попросишь? — Тяжкий вздох. — Господи, Салли, да я чуть тебя не уволила! Кстати, довожу до твоего сведения: мы расторгаем контракт с «ВСКТ». Отныне это не наш филиал, а значит, и твой контракт с ними разорван.

— Вы больше не будете сотрудничать с «ВСКТ»? — Не верю своим ушам.

— Мы намеревались купить этот канал и присоединить к нашей сети. Мы сворачиваем нашу работу в Коннектикуте. Все равно это была провальная идея: большая часть населения смотрит местные кабельные каналы или «ВСТ».

Александра откладывает в сторону тетрадь.

— Ладно, с каналом разобрались. Но я заметила, что и для журнала ты почти ничего не пишешь.

— Ты что, выписываешь «Геральд американ»? — смеюсь я.

— Если наш репортер работает в журнале, я начинаю этот журнал выписывать. — Александра улыбается. — А ты думала, я вообще не в курсе происходящего у меня под носом?

Конечно, я так не думала. Александра всегда знала о жизни штата намного больше, чем любой другой его житель. Она, в частности, была в курсе странных обстоятельств смерти моего отца и посвятила отдельный выпуск на канале расследованию странного «несчастного случая». Она взяла острое интервью у Филиппа О'Харна, ответственного за произошедшее. Александра и мой знакомый полицейский Бадди Д'Амико выяснили, что так называемый несчастный случай был вызван вопиющим нарушением техники безопасности на производстве, за которое должен был нести ответственность Филипп О'Харн.

— Ты права. В последнее время я мало писала для журнала. — Неожиданно на глаза наворачиваются слезы, и я отворачиваюсь к окну.

— Это как-то связано с личной жизнью? Со Спенсером?

— Если бы дело было только в Спенсере! Тут гораздо большее.

Александра терпеливо ждет.

— Видишь ли, личные взаимоотношения отнимают эмоциональную энергию — движущую силу, необходимую для работы.

— Да.

Чувствую, что снова начинаю соскальзывать в бездну отчаяния, из которой мне удалось вынырнуть с таким трудом.

— Дело в моем городе. В Каслфорде. Мне кажется, я больше никогда не смогу о нем писать. Я даже не уверена, что могу жить в нем, ходить по одним улицам с убийцей моего отца, заходить в одни и те же магазины, встречать общих знакомых. — С трудом глотаю комок, застрявший в горле. — Возможно, этот человек виновен в смерти моего отца (ведь стена недостроенной школы рухнула, когда отец осматривал ее, а я выяснила, что О'Харн использовал дешевые материалы и экономил на безопасности), и при этом его строительная компания процветает и приносит солидный доход. Весь город, все наши знакомые раскололись на два лагеря. Просто Монтекки и Капулетти! — Я беспомощно роняю руки на Колени. — Знаешь, когда я решила провести собственное расследование по этому делу, я не предполагала, какие последствия будет иметь мой поступок. Порой мне кажется, что мать стала еще печальнее теперь, когда она знает, что это не был несчастный случай.

— Это потому, что виновная сторона не наказана, — кивает Александра. — И вам даже не выплатили денежную компенсацию.

— Именно. С того момента как я затеяла это расследование, я потеряла покой. У меня такое ощущение, будто до тех пор я носила туфли на каблуках, а покопавшись в деле отца, одну из них потеряла и теперь постоянно хромаю. Меня преследует ощущение — даже когда все в порядке, — что вот-вот я потеряю и вторую туфлю. Понимаешь? Чего я добилась? Отец мертв, О'Харн живет и здравствует, его предприятие — одно из богатейших в городе, а его жена злословит по поводу моего расследования. Она твердит на всех углах, что моя мать просто хотела содрать с них деньги. Моя мать! Господь наш милосердный, и как это я еще не убила этих мерзавцев собственными руками!

— А тебе не приходило в голову, что с ними можно расправиться иначе? А, Салли? — Когда я поднимаю голову, Александра добавляет: — Я подумаю над этим.

— Спасибо, — горько улыбаюсь я. — Приятно думать, что может быть простой выход, который я проглядела. Даже если его нет.

Я до сих пор собираю вырезки и материалы про человека, виновного в смерти отца. У меня есть подборка по его компании и компромат на личную жизнь — любовница издевается над его женой, находящейся у нее в подчинении. Я не знаю, чего я жду, но придет момент, когда я дам ход всем своим материалам.

Мама просила меня забыть обо всем и оставить негодяев доживать свой век. Я не могу. Я не могу забыть о том, что мой отец научил всему этого О'Харна, дал ему стартовый капитал. Господи, они же дружили! И только потому, что этот гад втайне от отца экономил на строительных материалах, мой отец погиб!

Иногда, когда я вхожу в некоторые рестораны Каслфорда, кое-кто из завсегдатаев поворачивается ко мне спиной. О, это та самая Салли Харрингтон, которой больше всех надо! Зачем она лезет не в свое дело, когда все давно быльем поросло?

— Возможно, это заслуга Спенсера, что я почти забыла о своем гневе на эту сволочь! И дело не только в О'Харне. Иногда мне кажется, что я злюсь на весь мир. — Смотрю в окно, потому что боюсь увидеть сочувствие на лице Александры. — Возможно, когда человек взрослеет, он неизбежно проходит через осознание, что его воспитание, мораль, которую ему прививали с детства, не имеет никакого практического приложения в этом мире. Осознание, что самая главная цель в этой жизни — свить свое уютное гнездышко на высоком дереве и оттуда поплевывать на проходящих внизу…

— Да нет же, Салли, — мягко говорит Александра, и что-то в ее тоне заставляет меня обернуться. — Конечно, в жизни надо свить свое уютное гнездышко, чтобы затем показать другим, как хорошо жить в таком гнезде, показать, как это делается. Но еще нужно убедить других, что для их гнезда всегда найдется свободная ветка. Я поняла: люди боятся одного — что им нет места в этом мире, он слишком широк или слишком узок для них. Что на их долю не хватит любви, денег или счастья. Самое главное — обрести чувство безопасности, а это дается нелегко. Вот поэтому люди выходят в мир и, опасаясь, что на них не хватит, гребут себе все, что только подвернется под руку. Так недалеко до мысли, что нужно держаться поближе к таким, как Филипп О'Харн, к тем, кто успел отхватить кусок пожирнее.