Сейчас перед ней стояла проблема совсем иного свойства. Анна застряла на очередном светофоре, который уже в третий раз загорелся красным, а она по-прежнему не сдвинулась с места. Теперь она ругалась на хренов светофор, едва ли отдавая себе отчет, что своими ругательствами прикрывает странное чувство, робко разливающееся где-то посреди живота. Она сожалела о каждой минуте, потерянной в этой проклятой пробке, которую могла провести дома. Слово произносилось странно, с запинкой, но было приятным. Две недели, как у нее был свой дом. Так мало и так много.

И в этом доме все было связано с Виктором Заксом.

Теперь мысли стали сбивчивыми. Ей казалось, что если ненавистью можно сжечь — то ее прожгло до самого нутра. Она вся — пепел. Как тот, что остался от ее прошлого. И вместе с тем Анна ловила себя на том, что вспоминает поцелуи — убийцы своих родителей.

Анна с облегчением выдохнула, когда добралась до дома. Несколько часов ей некогда будет думать, играя роль довольной жизнью девицы. Лифт оказался занят, Анна легко взбежала по ступенькам, стремительно ворвалась в квартиру и наткнулась на серый взгляд, похожий на ртуть. Закс стоял в коридоре, скрестив руки на груди. И молчал.

— Привет. Ты, вроде, говорил, будешь поздно, — сказала она, раздеваясь.

— А приехал рано, — проговорил Виктор. Голос ничего не выражал, отчего звучал неприятно.

— Чего торчишь в коридоре?

— Не обнаружил тебя в других комнатах.

— Ну вот она я.

Анна подошла к Заксу, подняла к нему лицо, запустила пальцы в черноту его волос. Он не позволил. Схватил запястья, дернул на себя и процедил:

— Я вижу. На часы смотрела? Я полтора часа ждал, и мне охрененно не по барабану, где ты могла пропадать все это время!

— Не поняла, — ухмыльнулась Анна и попыталась вырвать руку. Снова не позволил, с силой удерживая ее — смутно похоже на то… забытое…

— Это я не понял! О своем отсутствии ты должна предупреждать. Вряд ли у своей мадам ты могла сорваться куда-то среди ночи.

В его злом дыхании был сильный запах коньяка — яркий, пьяный, головокружительный.

— Прости, я забыла, что теперь ты мой хозяин, — она по-прежнему насмехалась. — Накажешь за непослушание?

— Трахать тебя после твоих кобелей я не намерен.

Она крепко прижалась животом к его бедрам.

— У того, кто живет в твоих штанах, другое мнение.

— И сколько их было сегодня? — хрипло спросил он, кажется, не слушая ее. Взгляд был ясным. Так не вязалось ни с голосом, ни со словами, ни с запахом.

— Трое! — неожиданно зло выдохнула Анна. — Двое кончили за полчаса, а с третьим мы долго играли в больницу.

— Это синусоида, Аня, — хохотнул он. — Это е**ная синусоида. Хрен сорвешься. Ты кончала?

— Да, — наигранно протянула она срывающимся голосом, — с доктором дважды.

Мечтательно закрыв глаза, она принялась раскачивать бедрами из стороны в сторону. Потянулась к его губам.

— Я тоже хочу коньяка.

— Ok.

Не отпуская ее запястий, Закс потащил ее в гостиную и бросил на диван, так, что она не могла не удариться. Подошел к бару. Открыл его. Вынул бутылку коньяка. Открутил крышку. Хлебнул из горла. Потом сунул бутылку ей под нос. Анна вытянула губы и обхватила горлышко. Он протолкнул его глубже в ее рот и резко наклонил так, чтобы ей в глотку, обжигающий внутренности, полился коньяк. Она глотала равномерно, крупно, привычно. Закс не выдержал первый. Вырвал бутылку и швырнул ее в сторону. Та громко покатилась по полу, расплескивая алкоголь на дорогой паркет. Он не слышал и не видел этого. Он жадно смотрел на ее губы — сейчас красные, воспаленные.

— Я запрещаю тебе кончать с другими, поняла? — выдохнул он.

— Как ты меня остановишь? — голос был чужой, воспаленный, как губы, и ядовитый.

— Никак, — сталью отозвалось в его голосе. — Ты сама себя остановишь, потому что однажды ты не захочешь никого, кроме меня. Я проникну под твою кожу, как ты проникла под мою. И буду медленно душить тебя изнутри, как сейчас это со мной вытворяешь ты.

— Этого никогда не будет, — огрызнулась Анна и поднялась с дивана. Он не ответил. Он подорвался следом и схватил ее за плечи, притягивая к себе. И находя ее рот своим. Его язык скользил между ее плотно сомкнутых губ, бился в сжатые зубы, требуя, чтобы она раскрылась. И отчаянно водил по коже вокруг рта. Было что-то отчаянное в его движениях, чего никогда не было прежде. Будто бы он цеплялся за нее из последних сил и не знал, как удержать. Вместо ответного поцелуя она стала брыкаться, извиваясь в его руках, пытаясь выскользнуть. Упиралась ему в грудь и рвано дышала от этих усилий. Он отпустил ее неожиданно, когда ни за что не должен был отпускать. Не имея права ее отпускать по законам силы и права пользования. Но он отпустил ее — так, что она пошатнулась, неожиданно потеряв опору. А потом тихо сказал:

— Пожалуйста.

— Что?

— Я хочу твои губы. Поцелуй меня.

— Иди ты со своими поцелуями. К жене. С ней скандаль, ее целуй. Со шлюхи какой спрос? Ее надо трахать, — устало выдохнула Анна и ушла в спальню.

Быстро разделась и забралась под одеяло. Голова раскалывалась от коньяка, криков и безумной схватки.

— Хоть высплюсь, — проговорила она, прикрывая глаза.

Через полчаса кровать прогнулась под тяжестью мужского тела. Он лег со спины и обхватил ее одной рукой. Он был обнажен и казался горячим, видимо, из-за алкоголя. Прижался пахом к ее ягодицам. И затих. Он почти никогда не оставался ночевать. Времена полной свободы подошли к концу — вернулась его жена. Анна это знала. Но все-таки в эту ночь он остался.


Семью годами ранее

— Виктор Иванович Закс, — равнодушно проговорила Анна, протягивая фотографию. — Крупный бизнесмен. Мне сказали, вы берете двумя платежами.

— Совершенно верно, — тягуче ответил мужчина. — Сперва задаток. После исполнения — остаток. О ценах вы осведомлены?

— Меня предупредили, что вы можете уточнить. Сложность заказа… и прочее…

— У вас деньги-то есть? — на его губах появилась улыбка, так не соответствовавшая случаю. И странно смотревшаяся на его лице. Нет, лицо даже красивое. Из тех, что запоминаются. И шрам над бровью его не портил — видимо, когда-то было рассечение. А ей всегда казалось, что люди подобной профессии должны быть малоприметными.

— Я неплохо зарабатываю, как вы можете догадаться, — так же небрежно улыбнулась Анна. — Не беспокойтесь об этом.

— Не скажу, что завидую, — усмехнулся он. — У меня тоже неплохие гонорары. Но пореже, чем у вас.

— Когда вы сможете выполнить заказ? — заговорила Анна о насущном.

— Ну, это не конвейер. На все требуется время. Нужно знать его распорядок. Где он бывает. С кем. Его маршруты, привычки. Это работа. В среднем уходит до месяца. Меньше — в том случае, если вы сами подскажете, где и как. Но я предпочитаю доверять только собственным глазам. Жизнь научила.

— Я понимаю, — кивнула Анна. — Я… я столько ждала. Подожду еще месяц.

Он окинул ее оценивающим взглядом и снова усмехнулся. Молодая девчонка. Двадцати нет. Действительно смешно.

— Ну, если вышли на меня, то подождете, — проговорил он медленно. — Тут механизм запустится — не остановишься. Это ведь только видимость, что курок я спустил. На самом деле, его спускаете вы. Прямо сейчас. Когда вы за дверь выйдете, будете знать, что он уже труп.

Глаза ее зло засверкали, а пальцы сжались в кулаки.

— Правда? — выдохнула она и криво усмехнулась. — Он уже труп.

— Именно. И никогда не узнает, кто именно стрелял. И почему. В чем-то это даже милосердно. Вы дадите ему умереть счастливым. В уверенности, что впереди еще много дней его успешной жизни.

Анна крупно вздрогнула и уставилась на мужчину.

— Счастливым?

— Случайная пуля, — пожал он плечами. — Для него — случайная.

— Но он умрет. Он умрет так же, как… Его больше не будет.

— Водички дать?

— Нет! — Анна отрицательно мотнула головой. Помолчала и неожиданно прищурилась. — Зачем вы это делаете?

— Затем же. Жизнь научила. Однажды я не смог выстрелить, и выстрелили в меня. Но я никогда не пожалею о том, что не спустил курок.

— Наверное, если бы когда-то выстрелили в меня, было бы лучше.

— Не факт. Жизнь длинная. Когда-нибудь решите, что все не так уж плохо.