Кроме сильного испуга меня одолевает ещё и чертовская усталость. По дороге в машине я засыпаю, так что не знаю, сколько времени продолжается наш путь. Меня будит резкая остановка автомобиля. Я прислушиваюсь к тому, сколько открывается и закрывается дверей, чтобы понять, сколько вокруг людей.
Хлопает только одна. Значит, со мной только один человек. Смогу ли я в одиночку с ним справиться? Я раскручиваю запястья за спиной. Верёвки больно впиваются в кожу, но что такое боль по сравнению с моей беспомощностью.
Задняя дверь открывается, и кто-то хватает меня за ноги.
— Выметайся, — слышу я голос и с сожалением понимаю, что это Юрий.
Меня оставили одну с человеком, который пугает меня ещё больше, чем Василий.
Василий не хотел меня, для него я просто пешка, которой он манипулирует.
А Юрий ненавидит меня за то, что я повредила его яйца. Я в ужасе от того, что он может сделать, чтобы нанести ответный удар.
Я извиваюсь на заднем сиденье, пытаясь вытащить ноги. Меня пошатывает и трясёт.
Я не ела перед работой, и сейчас чувствую себя слабой и вялой. Во рту сухо и я хочу в туалет, но боюсь спросить.
Грубые руки хватают меня и ведут вперёд. Пошатываясь, я следую за Юрием. Он движется в быстром темпе, и моим коротким ногам тяжело не отставать от него. У него плохо получается вести меня в правильном направлении. Я спотыкаюсь обо что-то, может, бордюр. Затем, спустя мгновение, моё лицо врезается во что-то так сильно, что в глазах темнеет.
Юрий зло смеётся:
— Глупая тварь. Как я могу отвечать за твою сохранность, если ты сама врезаешься в стены?
Кровь начинает стекать из носа в рот, лицо трещит и опухает. Зубы болят. Я хочу плакать от боли, но кусаю губы, чтобы не давать ему удовлетворения, которое он получит от моей боли. Босс Василия хочет использовать меня как товар на торгах, но Юрий просто может сделать мне больно. Когда он тянет меня за руку, пытаясь тащить вперёд, я горблю плечи, готовясь к новой стене. Но ничего нет.
Затем мы куда-то входим.
Я определённо могу сказать, что мы в закрытом помещении, потому что воздух изменился, и наши шаги издают эхо, что говорит о большом здании. Наволочка до сих пор на мне, я ничего не вижу. Рука Юрия больно сжимает моё плечо, он тащит меня вперёд, пока я не упираюсь коленками в кусок металла:
— Садись.
Я пытаюсь прочувствовать эту вещь у себя перед ногами. Кажется, это металлический стул. Я осторожно сажусь и жду. Связанные руки болят. Кажется, что у меня не лицо, а один гигантский синяк. Здесь слишком тихо. Мне хочется, чтобы Рейган вернулась назад. Просто понимание того, что она рядом, сделало бы меня чуть более счастливой.
Но здесь лишь я и Юрий.
Секунду спустя с меня срывают наволочку. Я моргаю, пытаясь привыкнуть к обстановке, а мои волосы статическим облаком окружают лицо. Мы на каком-то складе. Он не пустой, хотя на стройных рядах металлических полок нет ничего кроме пыли. С потолка свисает одинокая лампочка, а всё вокруг тёмное и зловещее. Здесь есть несколько складных стульев и карточный столик. Юрий нависает надо мной.
Он смотрит вниз на моё лицо и что-то бормочет по-русски, а затем сжимает мою переносицу:
— Больно?
Это так, но я никогда не доставлю ему удовольствия и не скажу этого. Я вырываюсь из его хватки.
Он ворчит:
— Хорошо, что не сломал. Сергей три шкуры с меня сдерёт, если я испорчу его маленький кошелёчек, — он одаривает меня холодной улыбкой: — На секунду ты меня напугала.
Я пялюсь на него. То место на лице, где он ущипнул, теперь пульсирует.
— Вы собираетесь продать меня обратно Нику? Разве это план?
Юрий смотрит на меня секунду, а затем начинает смеяться, будто я сказала что-то смешное.
— Ты думаешь, что твой парень будет оставаться в живых так долго, что успеет выкупить тебя? А ты забавная.
Я стараюсь не беспокоиться об этом, но мне очень страшно.
Теперь я знаю, что Ник — один из плохих парней. Василий сказал, что он убийца.
Один из Братвы, но я предполагаю, что это не полное определение Ника.
Ник убивает людей за деньги. Он омерзителен, так же, как и человек, который убил мою мать и разрушил жизнь отца.
Это ужасно. Ужасно, что мне хочется, чтобы именно этот человек вошёл в эту дверь и спас меня. Чтобы он победил моих похитителей и сказал мне, что всё будет хорошо. Я всё ещё принадлежу ему.
И за это я себя ненавижу.
— Больше шуток для Юрия нет? Стыдно, — мой похититель долгое время изучает меня, а затем чешет свой подбородок: — Может быть, твой ротик готов запустить в себя кое — что?
Я вспоминаю его угрозы в самолёте.
— Если ты положишь что-нибудь мне в рот, я откушу это.
Он может ударить меня или дать пощёчину, но настоящую боль ему мне не причинить. Его страх перед своим шефом и зависимость от этого Сергея слишком велики.
Его глаза сужаются, и он смотрит на меня долгим взглядом:
— Пойди в ванную комнату и умойся. Со всеми этими соплями и кровью, стекающими тебе в рот, ты отвратительна.
Этот раунд за мной:
— Мои руки связаны, — пожимаю я плечами, демонстрируя невозможность пошевелиться. — Я не могу засунуть голову под кран и ждать, что моё лицо само почистится, а ещё мне надо пописать. Может, развяжешь меня?
— Чтобы ты смогла меня ударить?
Да, я думала об этом, но знаю, что не получу того, чего хочу.
— Боишься, что я выиграю?
Он фыркает. Я торжествую, когда он подходит ко мне, но внезапно он даёт мне звонкую пощёчину, которая оглушает меня. Затем Юрий хватает меня за подбородок, пока моя голова качается от удара:
— Слушай меня очень внимательно. Я собираюсь развязать тебя, но если ты попытаешься сбежать, я сломаю тебе руку. А Сергею скажу, что это было случайно, но ты же всё ещё сможешь шевелить своими ногами, да?
Меня пробирает дрожь. Я знаю, что он говорит серьёзно.
— Ненавижу тебя, — говорю я ему спокойно. — Надеюсь, Ник убьёт тебя.
Я немного встревожена пониманием того, что именно говорю, но моё нутро полно ужаса и ярости. Я ничего не хочу так, как увидеть Ника, который войдёт в эту дверь и уничтожит Юрия прямо у меня на глазах. Я так сильно его ненавижу. Ненавижу потому, что знаю — он изнасиловал Рейган. Ненавижу потому, что знаю — он сможет сломать мне руку так же легко, как ударил только что.
Я ненавижу его потому, что это легче, чем ненавидеть себя за то, что именно я ответственна за всё это. Из-за того, что я думала, что влюбилась в компьютерного хакера.
Я глупейшая из дур.
— Ты можешь ненавидеть меня, тварь. Но будь умненькой и не сбегай, иначе для тебя это может плохо кончиться.
Он достаёт нож, разрезает верёвки и освобождает мои запястья.
Я встряхиваю руками и встаю. Мне хочется растереть запястья, но вместо этого я с опаской смотрю на Юрия. Юрия, нож которого всё ещё направлен на меня. Он как будто ждёт от меня какой-нибудь глупости. Больше всего ему хотелось бы, чтобы я напала на него.
Тогда у него будут основания сломать мне руку или сделать что похуже. Так что я просто спрашиваю:
— Где ванная?
Он указывает на дверь в дальнем тёмном пустом углу:
— Почисти лицо. Ты омерзительна.
Я иду туда, куда он указал. В двери нет ручки, только дырка, но я всё же закрываюсь от него в своём личном пространстве. В туалете омерзительно, унитаз разбит и запачкан столетней грязью, но я всё равно быстро справляю нужду. А затем мою руки с таким же грязным куском мыла.
Здесь есть зеркало, треснувшее и грязное, как и всё остальное в этой комнате, но я могу разглядеть своё лицо. Переносица опухла и стала фиолетовой, под глазами синяки, будто меня били в каждый из них. Над верхней губой запеклась кровь, а рот заплыл. Я тщательно умываюсь холодной водой, но мой вид лучше от этого не становится, просто кровь смылась. На запястьях проявилось множество синяков от слишком тугой перевязи Юрия. Я выгляжу ужасно.
Хотя в любом случае лучше, чем Рейган. Мои глаза наполняются слезами, когда я думаю о ней. Это моя вина, что её похитили, и я до сих пор не знаю, где она. «Прости меня, Рейган».
Моё лицо теперь чистое, но я не тороплюсь возвращаться и снова видеть Юрия. Я соскальзываю вниз по кафельной стене, приседаю на пол и обнимаю себя руками. Здесь так тихо, что даже за такой незапертой дверью я чувствую себя в намного большей безопасности от своего похитителя.