– У него что, блохи?
– Ну да, – спокойно отвечает она. – Но вшей нет.
– Немедленно убери его с моей кровати!
В ответ она всего лишь берет обезьяну на руки.
– Ой, не шуми, потому что новости просто великолепные! Они едут сюда, чтобы с тобой обручиться! – объявляет она. – Ну вот, я так и думала, что ты не удержишься!
И я действительно не сдержалась и вздрогнула, но так незаметно, что мой палец даже не утерял строки, которую отслеживал.
– И откуда ты об этом узнала?
– Да все об этом знают, – отмахивается она, что означает, что она подслушала болтовню слуг, как я и предполагала. – Ах, тебе так повезло! По-моему, Нед Сеймур – самый красивый мужчина на всем белом свете!
– Ну да. Тебе вообще понравится что угодно, лишь бы было в брюках.
– У него такие добрые глаза!
– Ну, глаза у него определенно есть, вот только в них нет чувства, это всего лишь орган зрения.
– А какая улыбка!
– Скорее всего, он улыбается, как все остальные, не знаю, я как-то не смотрела.
– И он так красиво сидит на коне, а какая у него чудесная одежда! И к тому же он сын одного из самых влиятельных людей в Англии. Нет никого влиятельнее Сеймуров. И богаче. Они даже богаче нас. И ближе к трону, чем мы.
В это время я молча думаю о том, что влияние этой семьи не спасло Томаса Сеймура, которого из-за Елизаветы обезглавили всего год назад. Тогда даже его старший брат ничего не смог для него сделать. Будучи лордом-протектором, он все равно попал в немилость, и теперь ему предстоял долгий путь возвращения к власти.
– Красивый сын лорда-протектора, – мечтательно вздохнула она.
Разумеется, она витала в облаках.
– Он больше не лорд-протектор, этот пост упразднили, – поправила я ее. – Теперь советом управляет лорд-президент, Джон Дадли. И если тебе нужен союз с сильными игроками, то Дадли явно стоит отдать предпочтение.
– Ну, он все равно приходится дядюшкой королю, а Нед все еще граф Хартфорд.
– Это титул Эдуарда Сеймура, – снова поправила ее я.
– Ну, Эдуарда или Неда, какая разница?
– И что, все говорят, что меня с ним обручат? – спрашиваю я.
– Да, – просто отвечает она. – А когда ты выйдешь за него замуж, ты снова уедешь. Я буду по тебе скучать. Хоть ты только и делаешь, что называешь меня глупой, мне все равно больше нравится, когда ты здесь. Я скучала по тебе, когда ты жила с королевой Екатериной. Нет, честно, я была даже рада, когда она умерла, хоть мне ее, разумеется, было очень жаль. Я просто надеялась, что ты вернешься домой, и уже навсегда.
– Не уезжай, Джейн! – внезапно зарыдала Мария, едва ли понимая, о чем идет речь.
Я знала, что в Библии говорилось, что ученики Христовы должны покидать свои дома, и братьев своих, и сестер, отца и мать, чтобы нести миру свет Евангелия, я была тронута этим проявлением чувств.
– Если таким будет мое призвание, я не стану ему противиться и уеду, – отвечаю я ей. – У нашего кузена Эдуарда достойный богобоязненный двор, и я буду счастлива, живя там, а ежели Господь уготовал мне великую судьбу, то я стану образцом для всех остальных, и они будут на меня равняться. А когда придет ваш черед, я покажу вам, как следует себя вести, и вы будете во всем меня слушаться. Вообще-то, если мне придется уехать, я тоже буду по тебе скучать и по малютке Марии.
– А по Мистеру Ноззлу? – с надеждой спрашивает Катерина, слезая с кровати и протягивая мне обезьяну, чтобы я смогла рассмотреть его маленькое лицо.
Я мягко отвожу ее руки.
– Нет.
– Когда придет мой черед выходить замуж, надеюсь, мой жених будет таким же красавчиком, как Нед Сеймур, – объявляет она. – И я не буду возражать против того, чтобы принять титул графини Хартфорд.
И тут я понимаю, что это мой будущий титул, и что когда отец Неда умрет, Нед станет герцогом Сомерсетом, а я – герцогиней.
– Да исполнится воля Господня, – говорю я, думая о листьях клубники на диадеме герцогини и пушистой тяжести горностая на моем воротнике. – В твоей и в моей жизни.
– Аминь, – мечтательно соглашается она, словно думая об улыбке Неда Сеймура. – Ах, аминь!
– Только я очень сомневаюсь, что Господь сделает тебя герцогиней, – заявляю я.
Она поднимает на меня широко распахнувшиеся голубые глаза, и ее бледная, как у меня, кожа вспыхивает нежным румянцем.
– О, помолись о том, чтобы это случилось в моей жизни, – доверчиво просит она. – Ты даже можешь помочь мне выйти замуж за герцога, если помолишься об этом, Джейн. Ты же такая благочестивая, ты точно сможешь уговорить Господа выдать меня за герцога! Только попроси, чтобы он был красавчиком!
Должна отдать Катерине должное: Нед Сеймур действительно был очаровательным, как и все Сеймуры. Он напомнил мне его дядюшку Томаса, который был наидобрейшим человеком из всех, кого я знала, и мужем моей учительницы, королевы Екатерины. Правда, это было до того, как Елизавета разрушила ее счастье.
У Неда были темно-коричневые волосы и карие глаза. Я и не обращала на них внимания, но моя сестра оказалась права: в них светилась если не доброта, то приятное дружелюбие, и улыбка у него была на самом деле неотразимой. Надеюсь, этой своей хитринкой во взгляде он не скрывает никаких греховных мыслей.
Его воспитывали при дворе, компаньоном моему кузену, королю, поэтому мы хорошо знакомы. Мы вместе ездили верхом, учились танцевать и даже вместе занимались. Он, как и я, как и мы все, считает, что вся передовая молодежь придерживается идей протестантизма. Я могла бы назвать его другом, если в этой медвежьей яме, которую называют королевским двором, могли существовать друзья. Он – прекрасный сторонник идей реформированной веры, и за его внешней легкостью скрывается ясный, цепкий ум. Мой кузен, король Эдуард, так же серьезен, даже угрюм, как я, и имеет ту же склонность к наукам, поэтому мы с ним любим посидеть и почитать вместе. Но Нед Сеймур заставляет нас обоих смеяться. Он никогда не позволяет себе непристойностей: мой кузен, король, не терпит возле себя подобного поведения, но он остроумен, обаятелен и обладает удивительной способностью всех Сеймуров очаровывать людей и заводить друзей везде, где бы он ни оказался. Увидев его, невозможно удержаться от улыбки.
За ужином я сижу с фрейлинами матери, а он сидит с мужчинами, приехавшими с его отцом. Наши родители сидят за столом, стоящим на подиуме, и внимательно посматривают на остальных, собравшихся за столом пониже. Когда я вижу высоко вздернутый гордый подбородок матери, я вспоминаю, что «будут последние первыми и первые последними, ибо много званых, а мало избранных»[3].
Вот она точно не станет избранной, в этом я абсолютно уверена, и когда я стану герцогиней, то мое положение будет выше, чем ее, и тогда она больше не сможет кричать на меня и говорить всякие неприятные вещи.
Когда со столов убирают, наступает время музыки, и мне велят танцевать с фрейлинами матери и сестрой, Катериной. Разумеется, она слишком резво и высоко поднимает юбки, чтобы показать красивые туфли и быстрые ножки. Она все время улыбается в направлении стола на возвышении, где за стулом отца стоит Нед. К своему стыду, вынуждена признаться, что однажды Нед даже нам подмигивает. Правда, я думаю, что этот жест был направлен нам обеим, а не только Катерине. Мне приятно, что он наблюдает за нашим танцем, вот только подмигивать ему не стоило.
Потом начинаются общие танцы, и мать велит мне танцевать с ним в паре. Все тут же замечают, как хорошо мы с ним смотримся вместе, хоть он и выше меня на целую голову. Я очень хрупкая и бледная, никто из девушек Грей не обладал широкой костью, но я рада этому факту. Изящная фигура куда как приятнее, чем массивный стан принцессы Елизаветы.
– Ты прелестно танцуешь, – говорит мне Нед, когда мы подходим друг к другу, дожидаясь, пока вторая пара не закончит свой танец. – Знаешь, зачем мы с отцом сюда приехали?
В этот момент танец разводит нас, и у меня появляется возможность обдумать достойный ответ.
– Нет, а ты? – это все, что мне пришло в голову.
Он берет меня за руки, и мы начинаем двигаться вдоль ряда остальных танцующих. Потом мы останавливаемся и сомкнутыми руками образуем арку. Пока танцующие наклоняются и проходят под нее, он улыбается мне: