Эдит Лэйтон - Постой, любимая

— Вопрос в том, — сказал Эймиас, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ее ладони, — сможешь ли ты простить меня? И зачем, черт побери, такой знатной красавице, как ты, связываться с таким безродным калекой, как я?

Эмбер вырвала у него руки.

— Проклятие! — сердито воскликнула она в ответ на его изумленный взгляд. — Ты говорил, что покончил с этим вздором, и что же! Вначале ты отказался от меня, потому что хотел жениться на особе, занимающей высокое общественное положение. Теперь ты отказываешься от меня, потому что я именно такая. Чего, черт побери, ты хочешь, Эймиас?

Он улыбнулся и, склонив голову, слегка коснулся ее губ. Затем отстранился и посмотрел на нее.

Секунду Эмбер серьезно взирала на него, затем обвила руками его шею и приникла губами к его губам. Эймиас тихо хмыкнул и запустил пальцы в ее волосы. Обхватив другой рукой ее талию, он притянул ее к себе и поцеловал со всем искусством, на которое был способен. А способен он был на многое. Ей всегда нравилось смотреть на его губы, и теперь она наслаждалась их мягкой настойчивостью. Его объятия были нежными и в то же время страстными. Эмбер казалось, что она горит. Она жаждала сгореть в этом пламени, но вынуждена была прервать поцелуй, чтобы перевести дыхание. Эймиас снова хмыкнул.

— Любовь, — сказал он, — это наука. Тебе нужно научиться дышать.

— Я умею дышать, — возразила она. — Просто ты не даешь мне вздохнуть.

— Сейчас дам, — пообещал он и снова приник к ее губам.

Его рука легла ей на грудь, языки встретились, суля ощущения, которых Эмбер никогда не знала. Ей не хотелось останавливаться, да и не пришлось. Эймиас подхватил ее на руки, шагнул к постели. Опустив ее на пуховую перину, он помедлил лишь для того, чтобы снять куртку и сдернуть с шеи галстук, который он небрежно отбросил в сторону, прежде чем присоединиться к ней.

Он поцеловал ее в губы, затем проложил дорожку поцелуев по ее шее и склонился к груди. Эмбер с изумлением обнаружила, что он спустил вниз лиф ее платья, но вместо тревоги ощутила восторг, особенно когда его губы накрыли маковку ее груди. Она ахнула и заерзала в его объятиях. Эймиас отстранился, чтобы увидеть выражение ее лица, затем снова приник к ее губам.

Его рука скользнула вверх по внутренней стороне ее бедра, устремившись к самой сокровенной части ее тела, которая, как он знал, могла доставить ей величайшее наслаждение. Но Эмбер напряглась и нахмурилась. Эймиас все еще был в перчатках, и какой бы тонкой ни была лайка, прикосновение пальцев, обтянутых кожей, вернуло Эмбер к реальности. Она распахнула глаза.

Эймиас не знал, что встревожило Эмбер. Слегка отстранившись, чтобы успокоить ее, он увидел смятение в ее глазах — и опомнился.

— Черт бы меня побрал! — пробормотал он, резко отпрянув. — Я же хотел сделать все правильно. — Он сел и устремил на нее торжественный взгляд. — Ты окажешь мне честь стать моей женой, Эмбер… то есть Женевьева? Черт, я даже не знаю, как к тебе обращаться! Впрочем, не важно. Я хочу, чтобы ты была моей женой независимо от твоего имени.

Эмбер ошарашено молчала. Затем ее губы изогнулись в улыбке.

— Я согласна, — сказала она, хихикнув. Внезапно ее лицо стало серьезным. — Эймиас, — произнесла она после небольшой паузы; ее ресницы опустились, скрывая выражение глаз. — Надеюсь, ты понимаешь, что каково бы ни было мое происхождение, я, скорее всего никогда больше не увижу своего настоящего отца, да и не хочу этого. Это что-нибудь меняет для тебя?

— А как ты думаешь? — поинтересовался он. Эмбер не ответила.

Эймиас выругался себе под нос.

— Наверное, я заслужил это. Ладно, слушай меня внимательно. Мне никто и ничто не нужно, кроме тебя. Я люблю тебя сейчас и буду любить вечно. А что касается всего остального, — сказал он более мягким тоном, — пожалуй, так даже лучше. Это делает нас равными. Вместе мы сможем создать наш собственный мир.

Эмбер подняла глаза, улыбнулась и протянула к нему руки.

У Эймиаса перехватило дыхание, но он отстранился еще дальше. Лицо Эмбер раскраснелось, розовые губы восхитительно припухли от поцелуев, спутанные волосы в живописном беспорядке падали на плечи. В свете пламени он мог видеть упругие округлости ее груди с напрягшимися сосками и гладкую кожу живота…

Приглушенно выругавшись, Эймиас произнес вслух то, что думал.

— Да, ничего не скажешь, прекрасный способ начать новую жизнь, — пробормотал он. — Я решил стать порядочным человеком, — серьезно произнес он. В глубине его бирюзовых глаз все еще мерцала страсть, но теперь они были ясными и искренними. — А значит, я не должен делать из тебя непорядочную женщину. Возможно, я не джентльмен, но я хочу, чтобы у тебя были все права и привилегии добропорядочной леди. Я подожду до свадьбы.

— Но… — сказала Эмбер, сев, — мы здесь одни, я согласилась выйти за тебя замуж, так что это не имеет значения.

— Имеет, — возразил он. — Для меня. Может, я никто и ничто, но я хочу, чтобы все было правильно. И что же? Я чуть не овладел тобой, как только представилась возможность, без благословения церкви, в этой жалкой гостинице, в чужой стране, словно ты какая-то… — Он осекся и покачал головой. — Это ни в какие ворота не лезет! Видимо, джентльменства во мне даже меньше, чем я полагал. Я не могу ждать более ни одного дня. Но, тем не менее, сделаю все, как полагается.

Он поднялся с постели и торопливо заправил рубашку в брюки.

Эмбер с изумлением наблюдала, как Эймиас нашел свой галстук, обмотал его вокруг шеи, затем, поморщившись при виде собственного отражения в зеркале, отшвырнул его в сторону и натянул на плечи сюртук.

— Куда ты собрался? — спросила она. — Что с тобой? Я сделала что-нибудь не так?

— Да, ты околдовала меня, — отозвался Эймиас. — И лишила выдержки. Жди здесь. Я скоро вернусь. Можешь тем временем причесаться и вообще привести себя в порядок, — добавил он с удрученным вздохом, такой очаровательной и желанной она выглядела. — Возможно, я вернусь не один.

Он бросил на нее последний, исполненный сожаления взгляд.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее, — сказал он и поспешно вышел из комнаты, опасаясь, что передумает.

— Это невозможно, — печально сказал трактирщик, глядя на монеты, которые Эймиас положил на стол. — Се n'est pas possible, — повторил он по-французски.

— Почему? — требовательно спросил Эймиас.

— Parce que… потому что уже ночь, месье, и священники спят в своих постелях. — Он произносил слова медленно и раздельно, словно говорил с безумцем или пьяным, что при его ремесле случалось довольно часто. — И потому, что вы иностранец. Полагаю, вы даже не католик, месье? Не то чтобы это имело значение… Просто скоро полночь. Ни один порядочный священник не станет проводить церемонию в такое время.

Слово «порядочный» возымело действие. Эймиас задумчиво нахмурился, барабаня пальцами по монетам, которые только что бросил на стол, и обвел взглядом зал гостиницы. Посетителей было немного, да и те поспешно отвели глаза, не желая вмешиваться в чужие дела. Подобное сочетание любопытства, настороженности и безразличия было типичным для заведений такого сорта.

— Вряд ли они смогут вам помочь, — сказал трактирщик, ткнув пальцем в зрителей, старательно избегавших их взглядов. — В такое время здесь никого не бывает, кроме местных парней да моряков, застрявших в порту, и уж точно ни одного служителя Бога.

Эймиас склонил голову набок, устремив на него вопросительный взгляд.

— Здесь до берега рукой подать, — пояснил трактирщик. — Гавань у нас хоть и небольшая, но тихая и удобная, особенно для тех, кто не хочет мозолить глаза властям. Обычно здесь полно моряков, желающих промочить горло, прежде чем двинуться в обратный путь. Но в такую погоду, как сегодня, на причале один-два корабля, не больше.

Эймиас задумался, затем его глаза вспыхнули. — Ну конечно! — воскликнул он. — Как я сразу не додумался! Меrsi! — бодро произнес он, бросил на стол монету, вскочил на ноги и зашагал к выходу.

Эмбер оделась и причесалась, стянув волосы в узел. С каждой минутой ее волнение и страх нарастали, и к тому времени, когда раздался стук в дверь, она сидела как на иголках.

— Эмбер? — нетерпеливо позвал Эймиас. — Я привел к тебе посетителя. Можно войти?

Сердце Эмбер упало. Неужели он передумал? А может, его заставили? Единственный человек в этой стране, который хотел бы ее видеть, — это ее отец. У графа есть деньги и влияние, а Эймиас, судя по голосу, нервничает. Но едва ли она что-нибудь изменит, прячась за дверью.