Через малое время изжеванную Павлом обертку мы благополучно нашли под диваном.
Экспериментатор(ша).
Это я сильно отвлеклась. Да. Сегодня-то.
Пока я в красках обрисовывала Свете ее возможное будущее без, допустим, богатого мужа и двух нянек, дневной и ночной (всякое случается, милая!), Олаф увлеченно читал какие-то сообщения в личном мобильнике и ничуть меня не поддерживал, на что я ему чуть позже деликатно обратила внимание:
– А ты-то что язык в задницу засунул? Твоя Колхозница «письмо счастья» прислала?
– Моя колхозница мне не хамит, по крайней мере, – обиженно ответил он.
Я просто как лампочка. Лампа накаливания, такая простецкая, 100 ватт. Ты ее включаешь – она загорается. И горит. И хоть полгода объясняй ей, пустышке с вакуумом в пустой башке: не зажигайся, мол, дура.
Не гореть она, лампа, может в двух случаях: 1) порвалась нить накаливания, 2) кончился ток.
Выводов отсюда можно сделать много, а можно и не делать.
Я вот не делаю, и ничего.
Вернулась на минуту в зал за сумкой и ушла, не попрощавшись.
Кажется, это называется по-английски. Кстати, сфотографировалась в туалете.
01.00
В автомобиле В. не пахнет дешевой отдушкой с ароматом кокоса, не пахнет дорогой отдушкой с ароматом кожаных сидений и трубочного табака, в автомобиле В. пахнет духами Noa – от меня и какой-то медицинской штуковиной, но приятно – от него.
Сколько я ни втягиваю жадными ноздрями, сколько ни выпускаю невидимых цанговых щупалец из глубин изнасилованного мозга, сколько ни сканирую воздух нагретый и предательский, никогда не улавливаю ни молекулы запаха его жены. Его жены, с полным правом сидящей на этом переднем сиденье, оставляющей на этом подголовнике длинные черные волосы, оставляющей в зеркале круглые черные глаза, оставляющей на подлокотнике теплые изящные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, оставляющей на идеально вычищенном коврике свою выпотрошенную, обсмеянную, пустую душу. У меня у самой такая, я знаю, о чем говорю. Через сорок минут я выйду на своем обычном месте, площадь Революции, пойду в ребенкину школу, забирать сына после занятий, вторая смена, восемнадцать сорок пять, не забыть вторую обувь в мешке от IKEA, нас встретит мой муж, поцелует меня прохладными твердыми губами, а звездный В. развернется и по кругу, по кругу – вернется к общему ужину семьи, кушать лапшу с грибами или борщ. Или бифштекс по-татарски, или селедку в горчичном соусе. Котлеты де-воляй? Яичницу-глазунью?
Смаргивая злые слезы, я роюсь в сумке, я роюсь в сумке так долго, что ехать нам осталось уже около тридцати минут, хорошо:
– Представляешь, – говорю я наконец, откусывая найденное зеленое яблоко, – оказывается, Duran Duran давно уже записали новый альбом, «Red Carpet Massacre», и знаешь, с кем?
– С кем, – отзывается В. через затянутую паузу, он всегда сосредоточен за рулем, и можно себе представить, как он в операционном зале проводит скальпелем по живому телу.
– Нет, ты угадай, угадай, угадай! Ну угадай!
Быстро пережевываю яблоко, стараясь не чавкать свиньей. Его жена накрывает на стол, свежже-выглаженная скатерть имеет полагающиеся складки, пересекающиеся под прямым углом и в нужных местах, полотняные салфетки без единого пятна увернуты фигурами птиц, умница дочь своею волей музицирует за роялем. Кажется, что-то из Ferenz Liszt, пусть, пусть.
– С кем, – без интонаций переспрашивает В.
– Ни за что не поверишь – с Джастином Тимберлейком! Представь, он как-то напился с Саймоном Ле Боном и взялся слушать их еще недоделанный альбом, а потом возьми и скажи: вам как воздух нужен новый Ordinary World, оказалось, это любимая песня его детства.
Снимаю перчатку и сильно щипаю себя за руку. Останется синяк, пусть, пусть. Давно подмечено, что хорошая физическая боль отвлекает мозг на себя.
И.
И.
И?
– Обыкновенный мир? – переводит В., лингвист-любитель.
– Наверное, я не говорю по-английски, ты же знаешь. Просто сама очень люблю Ordinary World и всю жизнь думала, что выше этого уровня они уже не поднимутся, Дюраны. Но иногда очень приятно ошибаться… На пластинке нет ни одной плохой песни, нет даже ни одной слабозапоминающейся, я за сегодня уже раза три прослушала… на работе и вчера еще дома, вечером.
Еще минут пятнадцать.
– Вера, Вера, Вера, – передает какими-то морскими позывными В., – а что мы будем делать через год, два, как думаешь, а?
– Ехать в твоей машине, только она уже будет какой-нибудь ламборджини-дьябло? – предполагаю я, неуверенная в терминах, как бы шучу.
Скользкая тема, как и пол в стеклянном доме, где нельзя кидаться камнями, пословица.
Скользкая тема, как и то, что все останется по-прежнему – складки от утюга, отсутствие запаха в салоне автомобиля, школа моего сына, успехи его дочери. Немного сложно болтать всю эту чушь, очень сложно, но:
– Так вот, а название «Побоище на красной дорожке» они взяли потому, что Саймон Ле Бон считает это отличной метафорой сегодняшней поп-культурной оргии звезд, а Джон Тейлор уверен, что пластинка – это их шедевр…
– Я, – говорит В., не отрываясь, смотрит на дорогу впереди, – не хотел так. Я думал, офигенный секс. Одноразовая гастроль. Я думал, веселая девчонка с фантазиями. Такая покорная, жутко в меня влюбилась, смотрит, слушает, открывши рот. Красиво говорит приятные вещи. Красиво делает приятные вещи. Все легко. Все просто. Все мне нравится. Да, мне нравится – когда просто! Это плохо?
Замолкает, мы чуть притормаживаем на повороте, заворачиваем за угол, и еще раз, скоро приедем, еще минут пять, не больше, или даже четыре, зависит от светофоров. Не надо, В., пожалуйста. Не хватит ли на сегодня боли? Поговорим о музыке? Поговорим? Три минуты.
– Особенно удачными мне показались баллады, – сглатываю я, голос дрожит незастывшим плохим студнем – Box Full O'Honey, She's Too Much, и вот еще Falling Down…
Одна минута.
– И вдруг все становится сложным. Очень сложным.
– Ticked Out – феерический инструментал…
– И очень неправильным. Я так…
– Раздолбанная временем колымага Duran Duran оказалась превосходно оттюнингованной, по самое бэтмобильное…
– Не хочу.
– «Не хочу»…
Приехали. В. останавливает автомобиль у обочины, В. не глушит мотора, В. молчит.
Открываю дверцу, обе ноги одновременно на бордюр, затем деревянное тулово, затем пустая голова. Захлопнуть дверь очень непросто.
Вы верите мне?
02.00
Днем, когда я устроилась в спокойствии почитать новый детектив Элизабет Джордж, пришел ко мне крошка-сын с рассказом о том, что им надо к понедельнику изготовить музыкальный инструмент.
Я озадачилась, плохо себя представляю выпиливающей скрипку или собирающей рояль. Вообще, мало что может так обрадовать родителей, как милые и бесхитростные задания от детских заведений.
Помню, в детском саду у ребенка Лизы был конкурс «Кто лучше нарисует цветок космеи» и выставка «Жар-Птица моей мечты», а у ребенка Павлика недавно закончился карнавал искусств, где он был Чеширским Котом, и требовалась гигантская улыбка, разумеется, совершенно отдельная.
В прошлом году он играл во французском спектакле Часы, и очень хотел, чтобы из него вылетала кукушка.
Знакомая девочка с возмущением рассказывала, что ее дочери-первокласснице велели купить и носить с собой ежедневно немаленькую Красную книгу.
Мелкий Павлик говорил, поедая креветки: «Эх, жалко животных, но они такие вкусные!»
А у нас теперь вот музыкальный инструмент, надо будет подключить Олафа, а то я что-то туплю.
Ну что я, в самом деле, барабан, что ли, смастерю?
02.30
Вернулся с дня рождения Олаф, был тих, виноват, изрядно пьян, прокрался спать.
А я наконец доберусь до Элизабет Джордж? Попробую.
Я, в общем-то, уже давно успокоилась, ничего страшного.
Вот в Антарктиде, например, на Куполе – где минус восемьдесят девять и т. п., совсем нет ветра. А на шельфовых ледниках – там бушуют вьюги просто дичайшие, а морозы значительно слабее. Ну, там, каких-то минус пятьдесят.
Что я могу тебе сказать про женщин.
Что я могу сказать тебе про себя. Я сейчас – отварной початок молочной кукурузы, нежно укутанный в слоистые листья, даже без холодного кубика сливочного масла, даже без щепотки соли. Рада, что я такое незамысловатое блюдо, потому что устала быть пирожком начинкой наружу или голубцом капустой внутрь, бесконечно кипящим в темно-красном густом соусе из переспелых томатов.
Очень вкусно. Супер
Очень вкусно. Супер. Автор умничка большая, читать безумно интересно